В самом центре России, в глухой Енисейской тайге, затерялась деревенька Шишки. Было в ней 154 двора, коровье стадо, небольшой магазинчик да начальная школа. В стародавние времена, еще при Советах, были в ней также сельсовет да леспромхоз. Но толстощекий ветер перемен выдул из Шишек сельсовет с леспромхозом. Хорошо хоть школа уцелела.
А еще в той деревеньке Серега Шукуй жил. Веселый малый тридцати с небольшим лет. Шебутной – сил нет. Огненно-рыжий, бородатый. Чернющие глазищи – на поллица. Пока леспромхоз на ладан кашлял, Серега там лесорубил. Мужики, которые с ним в одной бригаде работали, оченно его уважали. Говорили – «Серега так-то веселый, а на работу - так-то злой». Когда Пахомыча, бригадира ихнего, радикулит в бараний рог скрутил, Серегу почти одногласно старшим выбрали. Да недолго ему довелось комиссарить – всего полтора сезона. Закрылся леспромхоз – не выдержал с китайцами конкуренции.
Мужики, у кого корни послабже – в город подались. А Сереге – куда деваться? – мамка-старушка, да Любка-жена, да трое пострелят мал-мала меньше. Пропадай, что ли, семейство? И, бывало, пропадали такие фамилии. Но только не Серегина!
Что он удумал-то, чертяка эдакий?! – стал лесом кормиться. Шишкинские и до того в тайгу как в лабаз шастали – без шишки-грибов-ягод никогда не сидели. А теперь Серега кооператив из сельчан замастырил – пошло на пользу бригадирское прошлое. Забили кооператоры лесным товаром свои кладовые под самые дощатые потолки. А излишки, что в кладовые не влезали, в город возить стали – приторговывать. Для такого дела в городе ларек открыли. Название из полешек сколотили – «Дары леса».
И так-то ладно у них все получалось! Уж и копейка какая-никакая завелась у мужичков. Воспряли духом шишкинские, приободрились, приоделись. Кое-кто себе уже и «Нивы» присматривать начал. Да тут – новая напасть – правительство Российское, в далекой Москве заседавшее, что удумало - налогом порешило обложить собирателей.
И тут уж не выдержало Серегино сердце – взорвалось негодованием праведным!
Стал Серега по дворам ходить, народ мутить. А то соберет сходку, и давай заливать! Нет, не водку, а свои стишки - про власти грешки. Говорит: «виноваты едриты, антинародные паразиты! Не пускают нас в лес, за порог – пока мы не заплатим налог». Говорит: «тотем их – мишка. И у каждого в кармане – сберкнижка. Томов в тех книжках – не счесть. А простому народу – скоро нечего будет есть. Мы только потому выживаем, что ягоду собираем».
И так дальше, и в том же духе. Народ Серегу, конечно же, одобряет. Но делать-то что – ума не приложит. Галдят только, в кружки собираясь то там, то тут. Ну чисто галчата вокруг мамки. Но все-таки приняли какое-никакое решение. Будем, смеканули, - письмо главному едриту писать. Так-то он, конечно, из партии-то вышедши. Да кто ж этому верит? Скажет свое весомое тайное слово, и едриты все разом и присмиреют.
Писали письмо три дня. Заслюнили конверт, свезли в город, - на почтамт. Ну все, - решили, - теперь-то дело в шляпе будет. В картузе, точнее. И, на след день – бегом в лес. Ягода – она ждать не будет – того гляди – осыпется.
Прошла неделя, другая – нет с Москвы вестей. А на третьей неделе, аккурат темной ночью, – понаехал в Шишки ОМОН. Серегу, в чем был, - скрутили. Стукнули по башке, чтоб не рыпался, сковали руки, усадили в воронок. Увезли в город, закрыли в СИЗО. Серега так-то злился, хорохорился – плевал в лицо ОМОНу губами разбитыми. Да им-то что? – работа такая. Говорят, хорошо оплачиваемая.
Следствие было стремительным. Нашли у Сереги винтовку – прадедову еще, с Гражданской. Из погреба гранату-лимонку выкатили. Откуда взялась – ни Серега, ни сельчане – никто сказать не может. Обвинили Серегу в терроризме. Семь лет положили на исправление. Знающие люди сказывали, что это еще не много.
Отправили болезного на лесоповал. А Сереге что – дело привычное! Вот только семейство его жалко – как они выживут, без кормильца-то?!
Полгода с тех пор прошло. Все как-то поприсмирело, поутихло. Серега – в тайге, на хлебах невольничьих, топором тюкает, народ по-прежнему в лес бегает – торопиться надо, налога-то пока нет.
Только Любаша, жена Серегина, не смирилась. Прослышала как-то про Калядку Багрова, шамана-манси. Собрала денег, поехала. Уж очень хорошо, по слухам, Калядка умел с Нуми-Торуму, верховным божеством мансийским, разговаривать.
Не было ее недели две. Вернулась задумчивая, посветлевшая. А тут как раз и правительство сменилось. Народ поначалу-то воспрял духом, но потом приуныл, - понял – одних едритов на других сменили – ничего нового. Только Любаша улыбается: работает Нуми-Торуму, даром что не наш бог. Новые едриты поумнее прошлых будут. Авось, лесной налог так и не сделают. Да еще и Сергуньку моего выпустят. Зря я, что ли, к Калядке ездила?