Родил и Кэти влетели на площадь, запыхавшись, десятью минутами позже Евы. Родил в одной руке тащил сумку с походной аптечкой, другой рукой отчаянно тёр заспанные глаза, и поминутно запахивал рубашку на безволосой груди, но при виде агая сон отлетел напрочь.
Кэти бросилась обнимать Еву, и слёзы потекли с новой силой.
- Как он? – спросил Родил шепотом. Гелла не ответила. Губы её внезапно задрожали. Учитель и сам был натурой чувствительной, но море слёз никому не нужно и никого не спасёт.
- Разрешите мне, - сказал Родил решительно. – Я, знаете ли, учился на медика, и если смогу хоть чем-то помочь, то, знаете ли…
Гелла без слов уступила место. Учитель тщательно осмотрел и ощупал Кора – тот стонал и вздрагивал, и Родил сам болезненно морщился и подскакивал, словно это были его синяки, его раны, его кровь.
- В общем, ноги целы. Но, боюсь, кроме руки, сломаны рёбра – вот тут и тут.
Нужна перевязка и гелевые инъекции. Вот они тут, у меня… - он заторопился, копаясь в аптечке. – А ещё налицо сотрясение мозга и возможны внутренние повреждения, но на глаз не определить. Я думаю, прежде всего, сделаем обезболивающую инъекцию. Помогите-ка…
Утирая слёзы, Кэти и Ева засуетились, помогая Родилу и Гелле переложить Кора на чистый плащ. Чувство ревности, кольнувшее Еву при виде Геллы, отхлынуло. Тем более что Гелла ничем не выдала свои чувства при виде девушки.
Впервые в жизни Ева не желала соперничать и доказывать, что она лучше и выше – её аристократизм и все родовые предрассудки казались теперь такими вымученными, надуманными, никчемными.
Если бы она не осталась и дала ему уйти!
О, если бы она не осталась… Не постичь того, что постигла она – радость обладания и радость покорности, красота и юность в надёжных руках мужественности и нежности, сила и зрелость – в сетях неискушённости и каприза…
Эта ночь обошлась ему дорого – но кто знает, какую цену заплатит за неё она?
А Родил тем временем вытащил лечебные самостягивающие бинты, фиксирующие коллоидные пластыри, ампулы с лекарствами и заживляющие мази. Пока женщины накладывали пластыри на места ушибов и переломов, бинтовали и обрабатывали раны, учитель быстро и умело сделал несколько инъекций, с трудом отыскав не израненное место. А после впрыскивания анальгетика Кор застонал, попытался пошевелить разбитой рукой и заморгал. Единственный, не заплывший, глаз – Кору чудом удалось его уберечь – с трудом приоткрылся, но не смог никого узнать, только размытые пятна плавали перед ним в багровом тумане.
- Слава Богу, он пришёл в себя! – сказал Родил. – Но этого недостаточно. При отсутствии лечения и специального питания он может пропасть. И еще неизвестно, как сильно пострадали внутренние органы – без исследований не определить. После этого наказания обычно не выживают.
- Кор, ты же ходил с голыми руками на вепродов, ты должен выжить! – прошептала Ева, которая после слов Родила едва не зарыдала вновь.
Гелла обернулась к ней: - С голыми руками на вепродов не ходят, госпожа, это всего лишь глупые байки. Если вепрода не поразить остриём в нервный узел – твои шансы выжить невелики. Но вепрод – честный зверь. А в вашем городе играют в нечестные игры.
Ева почувствовала себя уязвлённой, но промолчала. Как ей попросить прощения за свою прихоть у этой сильной женщины?
На улицах и площади тем временем начали вспыхивать фонари, заливая всех мертвенным светом.
- Вы слышите? – сказала вдруг Кэти испуганно. – Слышите шаги?
По пустым улицам гулко разносился топот сапог и дребезжанье по булыжнику колёс тележки-самотаски. Идущие громко разговаривали и смеялись – молодые беззаботные голоса, дружный стук каблуков.
- Солдаты! – вздрогнула Кэти.
- Зачем они идут сюда? – у Евы оборвалось сердце, и от ужаса подогнулись ноги. – Они… сюда… что они хотят сделать? О боже!
Родил схватил агайку за руку: - Вам надо уйти отсюда. Скрыться. Пожалуйста, вам нельзя показываться на глаза!
- Я не пойду, - спокойно и твёрдо сказала женщина. – Это мой муж, и моё место здесь. Хоть в тюрьме, хоть на площади, хоть в могиле.
- О Боже, помилуй нас! – всплеснул руками учитель. – Я вас умоляю – скройтесь хоть на время, нам ещё второй жертвы не хватало! Думаете, вас пощадят? Идёмте, идёмте, я отведу вас к своей сестре. Мы потом всё выясним!
Он торопливо взял её за руку, подхватил за ремень кувшин, и потащил в ближайший переулок – и вовремя. Кэти и Ева поспешно накинули капюшоны одинаковых плащей.
С центральной улицы на площадь вышли четыре солдата, рядом катилась медлительная самоходка. Они не спеша направились к столбу. Один, помоложе, отцепил конец шнура от столбика, смотал его в рулетку. Другие лениво встали вокруг Кора.
- Да, работёнка не пыльная… - протянул один. – Ну что, давай, что ли, за руки – за ноги. Раз-два. Хорошо же его отделали.
- Нет! – разом вскрикнули обе девушки. – Осторожно!
Солдаты искоса взглянули на них.
- Тут уже пташки собрались. Говорил тебе – раньше идём.
- То-то, Славка, ты так быстро собрался, - хмыкнул другой. – Разбаловался в поместье от скуки – гляди, отправят обратно в казарму.
- Тю, девочки! – присвистнул первый, убиравший канат. Он забросил в повозку бобину и подошёл ближе, всматриваясь в неподвижные фигуры.
- Что, сторожим тело? А знаете, что рядом находиться не положено? А то ведь можно и в тюрьму схлопотать, а?
- Ладно, не запугивай, - вступился тот, которого назвали Славкой. - Не трогай их, пусть уходят. Идите, девочки, идите...
- А может, после работы встретимся, в баре посидим, а? – подмигнул тот, кто до сих пор молчал, с подбитым глазом. – Вот сейчас свезём труп – и отправимся… А то чего сидеть сторожить – труп и так никто не украдёт.
Ева вскочила, сбросила капюшон. Её кулаки были сжаты, глаза гневно сверкали, ноги в мягких сапожках топали.
- Вы… придурки! – выкрикнула она. – Вы знаете, с кем говорите?
Солдат отшатнулся.
- Сейчас, Вака, совсем без глаза останешься! – захихикали, было, его друзья, но смешки мигом оборвались: они узнали Еву.
- Я – дочь графа Милорика, тупицы!
- Ну ладно, ладно… - забормотал солдат, испуганно пятясь. – Госпожа, простите дурака, я не хотел. Да, да, мы дураки… не гневайтесь…
- Куда вы его везёте? – задыхаясь от гнева и слёз, выговорила она. – Отвечайте, не смейте врать!
- Госпожа, нам не позволено это обсуждать, - заговорил Славка. – Ей-богу, у нас ничего нет против этого человека, но граф приказал…
- Что. Приказал. Граф!? – Голос Евы окреп и стал металлическим.
Она присела рядом с Кором и взяла его за руку.
- Приказал доставить в главную тюрьму, в центральный подвал. Так что вы, госпожа, не обессудьте… Но придётся вас потревожить. Приказ есть приказ, личный приказ графа – мы обязаны его исполнить… - И он магнитным ключом отомкнул цепь от ноги Кора.
- Берите осторожно! – приказала Ева. Она уже овладела собой полностью, ярость клокотала глубоко внутри. – За края плаща. Не смейте касаться руками, не трясите. Если узнаю, что бросили, не довезли в целости – найду и задушу лично, своими руками!
Испуганные солдаты молча подчинялись девушке. Ева хотела пойти рядом с каром, но Кэти вовремя схватила её за руку.
- Опомнись, подружка! – зашептала она. – Нас теперь и так уже знают, не хватало по дороге ещё кого встретить. А солдатам может влететь – и очень здорово! Пожалей ребят, хватит казней.
- В центральный подвал угодить – всё равно, что заживо похоронить себя, - уныло сказала Ева. – А мне туда пробраться – как звезду с неба украсть. Что же делать теперь? Что же делать?
- Может, Родил придумает? – неуверенно отозвалась Кэти. – Но одно я знаю наверняка – нам по домам пора, а то и нас с тобой запрут в доме, как в тюрьме – даже по телефону поговорить не дадут!
Девушки с тоской глядели вслед повозке, а в соседнем проулке, поигрывая новехонькими утяжеленными кнутами, с досадой супились младшие отпрыски Бурбола и Гровера.
...
И потянулись тоскливые дни. Ева не желала слышать ни о балах и вечеринках, ни о посиделках с подружками, ни о школьных экскурсиях, ни о спортивных состязаниях. Она побледнела и осунулась, потеряла аппетит, с утра до вечера её мучила одна мысль – как помочь Кору выбраться из тюрьмы? Как связаться с Родилом и Геллой? Как навестить заключённого в тюрьме? И жив ли он там? Может быть, подкупить или соблазнить охранников – но вдруг у них есть особый приказ относительно неё? Да и мысль о солдатах была ей отвратительна.
Она не представляла, как вообще сможет выносить чьи-то ещё прикосновения, кроме своего первого и единственного возлюбленного. Выкрасть ключи? Неплохая идея – но где они хранятся? Еву теперь почти совсем не оставляли одну – только в своей спальне она могла спрятаться от чужих глаз, или у домашнего алтаря в небольшой часовне, где безостановочно просила за Кора. Только Бог, видимо, совсем забыл о ней, или просто не хотел выслушать. Все её мольбы канули в пустоту. Или просто Богу была безразлична судьба раба-язычника?
А между тем время шло. Середина лета несла на крыльях в графский дом грандиозный праздник – семнадцатилетие господской дочери. Граф готовил фейерверк, теплицы спешно клонировали экзотические фрукты для десерта и для пирожных, граф лично дегустировал вина – каждую бочку, не пропуская ни одной, отбирал лучшие и командовал розливом. Тунгарские мастерицы ткали кружево из золотистого шёлка Еве на платье. Граф возлагал на праздник особые надежды – в день рождения Евы должна была состояться её помолвка. Помолвка с тем, кого выбрал он после долгих и тяжких раздумий. Прежде граф был уверен, что его достойный выбор понравится дочери, теперь его радужные упования померкли, точно крылья смятой бабочки.
В саду высаживалась на клумбы из маточников свежая рассада редких цветов, в конюшнях объезжали и воспитывали двух новых выращенных жеребцов гнедой масти в подарок Еве и её будущему жениху.
А Ева мечтала повернуть время вспять. В один беспокойный и суетный вечер, оставшись без пригляда, она переоделась в часовне в заготовленную мужскую одежду – и здесь снова помогла Кэти, выскользнула из дома, села в машину и, заставляя себя не спешить и оставаться хладнокровной, подъехала к зданию тюрьмы. В проходной хмурый солдат спросил у неё допуск. В ответ Ева достала горсть монет, имеющих хождение по всей Земле. Солдат заколебался.
- Госпожа, скоро смена караула. Я пропущу вас внутрь, но без коменданта вы всё равно дальше первого этажа не пройдёте. Все ключи у него.
- Я попробую, - коротко ответила Ева.
Гулкий коридор, лестница вниз. Ева не пошла к лифту, около которого стояли служащие, а начала спускаться по лестнице. Ещё одна проходная, ещё горсть монет. Ещё один гулкий коридор. И тупик. Ложный путь. Ева чуть не зарыдала с досады. Она вернулась назад и свернула в неприметный узкий тоннель. Он упёрся в прозрачную стенку. Казарма. Солдаты переговаривались и смеялись, встречая сменщиков. Но Ева не слышала ни слова: стена была непроницаема.
Где же тайный путь? Где? Она пошла назад, ощупывая стены. Вентиляционная решётка, в глубине работают тяжёлые громоздкие лопасти. Дальше. Ниша – зачем она тут? Ева побарабанила по стенке – проход где-то здесь, но как туда проникнуть? Постучала кулачком по камню – нет, это не камень. Это пластик. Она начала простукивать всю поверхность, каждый сантиметр – стенка вдруг подалась и медленно откатилась в сторону. Этот ход даже не считали нужным охранять.
Смешно! Ева заглянула внутрь – и её затея перестала казаться ей смешной: вниз тянулся колодец с железной лестницей, уходящей в бесконечность. Аварийный выход, поняла Ева. Только кто же способен по такому спастись?
Она стояла, глотая слёзы. Ужас перед глубиной сковал её. А если не смотреть вниз?
Она ещё раз заглянула внутрь – голова закружилась, и она села прямо на холодный сырой пол. Нет, прочь сомнения. Главное – проникнуть в камеру. Даже если не удастся его увести… она останется с ним. И когда придет отец, она закроет Кора собой. Да.
«Так, сейчас, всё пройдёт, ещё немного посижу, ещё чуть-чуть…»
Она судорожно сглотнула: - «Великий Боже, помоги мне, не оставь без своей милости…» - и поставила ногу на бортик.
И в этот момент сзади кто-то кашлянул, и глухой голос произнёс: - Госпожа, я бы не советовал вам этого делать.
Ева тихо вскрикнула, замерла, а голос продолжал так же размеренно и тускло: - Этот путь не для ваших ножек, сорваться со скользких перекладин проще простого, и что тогда скажет ваш отец мне, скромному солдату его охраны?
Ева обернулась. Худой и длинный, только кожа и канаты мышц под ней. Глубоко запавшие бесцветные глаза, полоска бледных губ под впалыми щеками. Ева содрогнулась.
- Комендант Сол к вашим услугам. Позвольте мне помочь вам отойти от колодца.
И Ева позволила отвести себя от страшной дыры, а костлявой, железной руке прикоснуться к рукаву тёплого блузона. Сол задвинул стенку.
- Ну, и как мне с вами поступить? – задумчиво спросил он. – Отвести к отцу?
Ева снова взяла себя в руки.
- Комендант Сол, что мне надо сделать для того, чтобы попасть в тюрьму и найти там… одного человека?
- Чтобы попасть в тюрьму, надо совершить преступление, госпожа. Вы готовы его совершить? Да только мне придётся попасть туда вместо вас, госпожа. Ваш отец не пощадит ненадёжного служаку. Так что давайте лучше я отведу вас назад. Вы ведь не хотите, чтобы о вашем посещении стало известно, и ваш отец меня осудил?
Глаза Евы вспыхнули злым огнём, она сжала кулаки, но сдержалась. Как бы она сейчас размахнулась и ударила по этой невозмутимой физиономии! Но это не поможет. Отец не должен узнать о её посещении, и ей придётся подчиниться. Ничего, она еще что-нибудь придумает. Обязательно. Это только начало.
- Кстати, - рассудительно добавил Сол. – Солдаты в проходных будут наказаны.
- Оставьте солдат в покое, они не виноваты, - тихо попросила Ева.
- Да? – Сол посмотрел на неё прямо, в упор, не мигая. Его костистое лицо напоминало череп, обтянутый кожей. – Вы готовы заплатить и за это?
Еву передёрнуло, но она кивнула.
- Хорошо, - его голос стал еле слышен, - Я готов совершить проступок. Если вы дадите дотронуться до вас, госпожа.
И он уже тянул к ней длинную, жилистую руку с дрожащими, жадными пальцами: - Ведь вы уже взрослая девочка. И жена раба.
Ева отшатнулась и едва сдержала крик: - Как… вы… смеете? – задыхаясь, выговорила она.
- Смею, смею.
- Я… отцу пожалуюсь…
- Не пожалуетесь.
Ева застыла, не дыша. Время остановилось. Сухие, но крепкие пальцы коснулись её живота, изматывающе медленно поползли вверх, к плечу, обежали шею, провели по подбородку, затем расстегнули верхние пуговицы блузона и легонько, но настойчиво помяли ложбинку меж высоких грудей, легонько сжали, очертили соски, а, уходя, прихватили шёлковый шейный платок, пахнущий фиалками и её страхом. Сколько несчастных жён и подруг заключённых платили ему дань, позволяя трогать себя?
- Да, госпожа, идите домой. Быстрее, иначе отец хватится… - и комендант со странным смешком отдёрнул руку.
И Ева вернулась домой. Её бил озноб, и перед глазами всё стоял круглый зев бездонного колодца, и отвратительная худая рука тянулась к её шее и карябала грудь... Она рыдала в своей спальне до утра. До того самого утра, когда граф Ишта пришёл поздравить дочку с днём рождения.