Игнатий Лукич бороду имел знатную, с проседью. Начиналась она почти у самых глаз и свисала широченной лопатой аккурат до середины груди, компенсируя лысую, как коленка, шишкастую голову. Приземистый, кривоногий, с непропорционально длинными, тяжёлыми руками. Начинал Игнат, как мелкий купчишка, лавочник, торговец разным товаром, от восковых свечей и пуговиц, до самоваров и пушной рухляди. Дело пошло и уже через десяток лет он выстроил двухэтажный дом, где нижний этаж занимала контора и лавка с боковой пристройкой для прислуги, а на втором обитал сам хозяин с семьёй.
В боковушке жили два брата взятые Игнатом из глухой деревни в «мальчики», Васька и Ванька, помогавшие по хозяйству и пожилой, лет пятидесяти, недалёкого ума Фрол Егорыч с племянницей Фроськой. Фрол был за дворника и кучера, Фрося помогала кухарке. Пацанов же гоняли всюду не жалеючи, на возраст скидок не было, работали с шести утра и до поздней ночи. Особенно тяжко приходилось зимой. Одежонка насквозь худая, продувал ледяной ветер штопаные, с чужого плеча зипуны да картузы.
На улице темно, хозяева спят, а работники уже на ногах. Печи растопить, самовар вздуть, накрыть на стол, да после прибрать. Товар, упакованный с вечера доставить по адресам в срок, и чтоб всё в целости, а чуть что не так, Игнатий Лукич скор на расправу.
Отзавтракали при свете ламп, а едва рассвело, мальчишки наладились разносить заказы.
- Куды мне сёдни – спросил Васька молодого приказчика Тихона, шмыгая носом.
- Там на коробке написано, - ехидно ответил Тихон.
- Не умею я по буквам, - насупился мальчик, - ты мне так скажи.
- Фабричная двадцать пять, каменный дом купца Евсеева, - знаешь небось. Да через пустырь не ходи, там замело всё! Беги вокруг через мостик, хоть и дальше, зато вернее будет, - напутствовал приказчик.
Васятка поглубже надвинул картуз, прихватил небольшую коробку подмышку и двинулся в обход, как наказывал Тихон. Часа через полтора, стоя на крыльце богатого дома и стуча зубами от холода, он нетерпеливо дёргал цепочку звонка. Открыли нескоро, но зато впустили погреться в людской, Вася присел с краю на лавочке рядом с кухней. Сердобольная кухарка сунула ему свежую плюшку и стакан горячего чая. Приятное тепло разлилось по телу, он быстро расправился с угощением и, прислонившись боком к чему-то тёплому, на минутку закрыл глаза. Снились ему апельсины. Точно как на картинке случайно увиденной в хозяйском доме.
- Эй, парень, ты чего это, - румяная девка теребила его за плечо, - заснул что ли?
- Нет, нет… я это, бегу уже, - Васька подскочил и с шальными глазами, как был в расстёгнутой одёжке выбежал на мороз.
- Это же сколько я там проспал, - испуганно шевелил губами мальчонка плотнее подпоясываясь, - влетит теперь по первое число.
Мысль о наказании не отпускала, и он двинул напрямую через занесённый снегом овраг, через пустырь с торчащими кое-где рыжими метёлками сухой полыни. Он бы и не заметил её, да плотная парусиновая лямка сама зацепилась за ногу на дне оврага. Раскопал, потянул и вытащил из снега небольшой мешок похожий на сумку почтальона. Распутал пеньковые верёвочки с сургучными печатями, открыл и ахнул. Деньги. Много денег и разноцветные гербовые бумаги.
В полицейском участке столпился народ. Усатые, грозные дядьки в форме в который раз выпытывали, что да как, записывали и ободряюще хлопали по спине. Пересчитывали бумажные купюры, сверяли и опять считали. Васятка рассказал всё как на духу, так, мол и так, откопал, открыл посмотреть и сразу понёс к городовому.
- Премия тебе полагается, малец, - сказал чёрный, как сажа господин в штанах с лампасами, - говори, чего пожелаешь?
- Зачем это, - насупился Васька.
- Как зачем, - удивился господин, - ты двух человек от наказания избавил. Зарплату они везли на фабрику. Говорят, день рождения у охранника был, выпили хорошо, да заплутали впотьмах, сумку и потеряли. А где их носило и где искать - ничего не помнят ни тот ни другой, пропажи хватились только утром. Мы грешным делом на них думали, а оно вон как всё обернулось. Выходит спас ты людей.
- Домой бы мне надо, - немного подумав, сказал Васька, - хозяин больно строгий, не миновать порки, - и вздохнул.
- Не боись, парень, сейчас довезут с шиком, как барина, а завтра мы вызовем Игнатия Лукича и расскажем о твоём геройстве. Да ещё и в газете пропечатаем, - хохотнул чёрный в пышные усы.
Ваську, конечно же, выпороли хоть и не больно, зато обидно. Потому что объяснять никто ничего не стал, просто подвезли к воротам, сказали, топай мол, некогда нам. Возничий шевельнул поводьями и лошадка, мотая головой, потрусила дальше. Мальчишка пытался рассказать домашним и про сумку с деньгами, и про обещанную награду, но его никто не слушал, посчитали за выдумку.
- Собирайтесь по воду, бочки заждались, завтра чая вскипятить не чем будет, - проворчал Игнат Лукич, убирая розги.
- Да правду я говорю, - со слезами на глазах в который раз повторял Васька, натягивая худые портки на тощие бёдра.
- Кончен разговор! Пустое это, - прикрикнул хозяин.
Вечерний сумрак уже доедал остатки дня. Три небольшие, по всему видно детские фигуры и один взрослый человек спускались к реке, волоча за собой салазки с тарой под воду. Когда уже в темноте наполняли бочки, орудуя в проруби большим черпаком, и когда изо всех сил на холодном ветру тянули тяжёлые сани с водой в затяжную горку, Васятка всё думал, как же так? Почему такая несправедливость? Обещали рассказать всем, какой он есть честный, ни единой бумажки себе не взял, и на тебе, розги в награду.
Он ещё не знал, что завтра в обед явится начальник участка, а с ним небольшого роста мужичок с грустными складками вокруг безусого рта. Как безусый со слезами в голосе будет благодарить неожиданного спасителя, и как горд будет Игнат Лукич, когда полковник похвалит его лично за Васяткино воспитание. И как мужичок этот, хлопнув себя по лбу, убежит и тут же вернётся с полной корзиной ароматных, пронзительно жёлтых диковинных фруктов. И как смущённый, вдруг покрасневший Васька сразу всех простит и разделит апельсины поровну меж своих, чтоб никому не обидно.