Что прошло... 2. Первая любовь
Там, на Той (теперь) Проломке, где Нелька жила с дедушкой, бабушкой и шестнадцатилетним дядей – Валеркой, которого все называли Лёрой, всё было по-другому.
Грязно-жёлтый двухэтажный дом барачного типа стоял на месте старого дома другого Нелькиного прадеда, о котором в семье почему-то не принято было вспоминать. Доходили, впрочем, до Нельки какие-то обрывки рассказов о том, что была у деда Андрея своя «яма», ямская станция, свой «извоз», «гужевой транспорт»… Но что это всё значит, она не понимала, да и неинтересно это было совсем.
Ещё говорили, что у деда был старший брат. И был он белым офицером. И пропал давно, когда после революции война была. В разговорах этих было так много непонятных слов, что Нелька и не пыталась разобраться. Только чувствовала какую-то смутную тревогу.
Её очень смешило слово «топтун».
Говорили, что топтун дежурил под окнами, которые выходят на улицу… Говорили, что он следил за дедом в метро… Один раз даже увязался за ними с дедом, когда они гуляли в Лефортовском парке... Нелька представляла его в виде толстого симпатичного медвежонка. Но ни разу не видела, сколько ни оглядывалась по сторонам и ни высовывалась в окно в надежде посмотреть, как топчется маленький косолапый топтыгин.
Дома на этой улице, как и положено, имели свою нумерацию, но никто никогда не называл их по номерам. А называли по именам их бывших владельцев: Морковкин дом, Смирнов дом, Ахроменков...
Все прелести коммунального быта: соседи-алкоголики, сортир с крысами во дворе, дежурства у плиты во время готовки – чтобы никто не плюнул в кастрюлю или не спёр недожаренную котлету, вонючие помойные вёдра здесь же на кухне, единственная проржавевшая раковина с ледяной водой, над которой совершали свой туалет все человек двадцать пять, проживающих в квартире, - всё это переносилось с необыкновенной лёгкостью. Все так живут!
Зато у всех была своя дровяная печка! И с июня до сентября во дворе шла заготовка дров на зиму. Вжикали зубастые пилы, пахло смолой и свежими опилками – летом и лесом. А потом, когда наступали холода и темень, можно было подолгу, примостившись поудобнее на каком-нибудь полешке, сидеть у открытой печной дверцы, греться и любоваться – сначала шёлковыми сполохами огня, а затем
пурпурно светящимися головешками.
Всё, что случалось, не случалось, а ПРОИСХОДИЛО, потому что было не случайно.
День начинался рано и был бесконечен.
Порой даже бывали чудеса.
Она забегала на минуточку – чайку попить, с порога обнимала Нельку, обдавая головокружительным ароматом нежнейших духов и ещё чего-то. Начиналась весёлая кутерьма, сыпались вопросы, на которые Нелька не успевала отвечать.
- Смотри! – Нелька торопилась показать маме всё, что нарисовала, пока её не было: золотую вуалехвостку в голубой воде с извивающимися водорослями: она видела такую в зоомагазине на Старом Арбате; девочку из сказки Андерсена, которая в огоньке спички увидела рождественскую ёлку… Эта картинка была Нелькиной гордостью – красиво получилось, хотя акварельные краски никак не хотели слушаться.
- Да, да, хорошо, я всё обязательно потом посмотрю… Пойди поиграй пока, мне с бабушкой поговорить надо. У меня времени очень мало. Совсем нет…
Бабушка уже разливала чай по гарднеровским чашечкам, которые появлялись на столе в самых торжественных случаях. Весёлый кипяток тугой изогнутой струёй медленно наполнял просвечивающий фарфор.
Времени нет… Эта струя никогда не иссякнет. Как во сне: бежишь, бежишь – а всё остаёшься на одном месте. А ещё – как если долго-долго смотришь на что-нибудь: изображение начинает плыть… и при этом никуда не девается.
Чашечки наполнились. Часы на стене гулко и многозначительно отбили половину какого-то часа и затикали громче и быстрее.
В свете шёлкового оранжевого абажура мама казалась доброй феей. Феи всегда появляются и исчезают внезапно, без предупреждения. Их можно ждать. О них можно грезить. О них можно долго и сладко вспоминать. На то они и феи.
Нелька притаилась в уголке дивана, не вслушиваясь в разговор. Смотрела и старалась запомнить движения маминых губ, наклон её головы, лукавый смеющийся взгляд… как она берёт ложечкой конфитюр из стеклянной вазочки на тонкой высокой ножке…
Ей вдруг захотелось, чтобы мама поскорее ушла. Тогда эта картинка будет принадлежать только ей. Тогда она сможет распоряжаться ею, как хочет: думать, мечтать., вспоминать…
Это была её первая любовь – прекрасная, мучительная и безысходная. Когда ничего не ждёшь взамен. Так бывает только у детей и у очень мудрых стариков.
- Ну, мне пора! Спасибо за чай! – мама поднялась и по дороге к двери погладила Нельку по голове. – Хорошо всё-таки, что ты у меня родилась…
Узкая маленькая ладонь – тонкие пальцы в колечках: топаз, изумруд, аметист – была невесомой и источала всё тот же неповторимый аромат.
- Проводи-ка меня!
Они вышли в коридор.
- Бабушку-то слушаешься?
- Слушаюсь…
- Помогаешь ей?
- Угу…
- Посуду моешь?
- Мою. И пол подметаю… и суп научилась варить… почти.
- Молодец! А ещё умеешь что-нибудь?
- Да я всё умею! – Нельку захлестнула волна радостной гордости. – И глажу… и пуговицы… и…
- Ну, хорошо, хорошо… Помогай бабушке. Я скоро приду.
- Скоро? А когда?
- Скоро, скоро.
Продолжение следует