Ранним утром десятого дня пути, «Юхриз» подошёл к месту слияния двух Великих Рек-в-Разломах. Лоргана, могучая владычица, дочь Моря-в-Разломе, плавно и величаво перекатывала тяжёлые, чёрно-бирюзовые волны, а Табрия, неукротимая и капризная северная дикарка, полная песчано-глинистой взвеси, нанесённой впадавшими в неё бурными горными ручьями, яростно вздыбливаясь сероглавыми бурунами, неутомимо гнала грязно-бежевую муть. На стрелке встречи мощных потоков бурлящие воды сталкивались, но не смешивались; узкая, причудливо-неровная граница разделяла бездонные просторы.
Впереди, в лёгком мареве угасавшей лилово-розовой зари, показались массивные белокаменные стены, позолоченные лучами восходившего солнца. Уже два тысячелетия царственно и непреклонно возвышались они над двуликим речным простором, подобно драгоценной короне, возложенной на пенные кудри волн. Россыпью самоцветов поверх гладко обтёсанных блоков песчаника поблёскивали большие выпуклые овалы из красного и синего стекла. Над зубцами крепости колыхались на свежем ветру тяжёлые, разноцветные бархатные знамёна с гербами городских кварталов, искусно вышитыми шёлком и канителью, а меж ними реяли фиолетовые государственные флаги. Остроконечные крыши многоэтажных башен упирались блестящими шпилями в ясную небесную лазурь, где, белыми проблесками, мелькали крикливые чайки.
Август, стоя у штирборта на носу корабля, зачарованно созерцал величественное великолепие крепости, охватывавшей древний полис, от восхищения слегка приоткрыв рот. На языке ощущался солоноватый привкус влажного воздуха, наполненного резким запахом прибрежных водорослей.
-Как же красиво… Как картинка в книжке со сказаниями… - пробормотал мальчик. – Господин Алафар, а что это за штуки? – Обернувшись на мага, полюбопытствовал он, тыча пальцем в стеклянные овалы непонятного назначения. Иоганн, принципиально расположившийся с другой стороны, опершись на бакборт, заинтересованно навострил уши.
-Светильники, - ответил Арантий. – Прибудь мы сюда ночью, ты бы увидел, как они горят, освещая путь кораблям, идущим в порт. В ясные ночи светят синие огни. А в туман или непогоду зажигаются красные. Они служат заменой маяку, и их свет гораздо ярче, благодаря как раз этим стеклянным линзам.
-А как их зажигают? Залезают снаружи по приставным лестницам, или в стенах изнутри есть дырки, чтоб можно было подлезть?
-Этот свет не от горящего огня, а кроткое сияние искусственных молний. Их питает энергия ветра и движения воды, но пока тебе трудно будет понять, каким образом.
Корабль неспешно подплывал к Западному Порту. Обогнув каменный мол, защищавший суда от непогоды, он пришвартовался к причалу, вплотную прилегавшему к стенам города.
***
Едва швартовочные тросы закрепили на тумбах-кнехтах и дощатые сходни коснулись настила пристани, на борт «Юхриза» поднялись таможенники. Шестеро статных, крепких мужчин, снаряжённых в полированные кирасы, шлемы-салады и короткополые фиолетовые шерстяные плащи, прошлись по палубе, присматриваясь к матросам и пассажирам. Портовые стражи внимательно проверяли каждый уголок – шарили в каютах, заглядывали под дерюги, покрывавшие шлюпки, оглядывали канатные бухты. Потом пятеро спутились в трюм, и досматривали там ящики и бочки, проверяя клейма и пломбы. Один, по-видимому – главный, остался и сверял списки прибывших, торговые грамоты и прочие документы, предоставленные капитаном. Проверка заняла всего четверть часа, но заскучавшему Августу казалось, что намного дольше. Мальчику нетерпелось поскорее увидеть легендарный город, и каждая минута промедления тянулась невыносимо долго. Наконец, убедившись, что всё в порядке и приняв положенную плату, таможенники удалилились, а моряки, договорившись с портовыми работниками о цене, приступили к разгрузке.
-Тебе пора, - сказал Алафар, тронув Иоганна за плечо.
-А вы, разве, не проводите меня? Я не знаю, куда идти.
-У нас с Августом дела. Тебя сопроводит мой помощник, Тагер, - указующий перст остановился на навьюченном сумками и мешками молодом мужчине, - в мою альдомифскую резиденцию. Все твои вещи он донесёт, можешь не беспокоиться. А в Университетский Квартал отправимся позже.
-Да какие дела у вас могут быть с Августом? – спросил Иоганн, на мгновенье недовольно скривившись, - Он же малявка, даже до пажа не дорос.
-Какие бы ни были, тебя они не касаются ни в коей мере, - резко осадил его чародей. – Я твоего мнения не спрашивал, юнцы должны уметь держать рот закрытым, покуда им не позволят говорить, и думать прежде, чем высказываться. Кстати, Август, в отличие от тебя, давно научился и тому, и другому. Формальности прохода в город улажены, плата тоже внесена. Мои слуги позаботятся о твоём удобстве до тех пор, пока я не вернусь. А теперь…
Арантий выпроваживающим жестом указал на пристань. Тут же нагруженный Тагер, вместе с уязвлённо хмурившимся Иоганном спустились вниз по сходням и направились к городским воротам. Маг же обратился к ученику, с алчным любопытством глядевшему на берег:
-Я вернусь в каюту. Когда закончится разгрузка – разбуди меня.
-Как это… мы что же, сейчас не пойдём?.. – раздосадованно спросил тот.
-Нет, - однозначно ответил чародей, и это означало, что возражать и противиться бесполезно.
-Хорошо, - огорчённо вздохнул мальчик, и, опершись о борт, вернулся к своему занятию.
Для разгрузки служила широкая каменная площадка, и этим утром, кроме ящиков, бочек и мешков, её занимало три десятка скованных цепями людей в обносках. Заметив их, Август без труда догадался, что они – тоже товар. Наивно надеявшийся сразу по прибытию попасть в волшебную сказку, где неприглядным сторонам жизни не нашлось места, мальчик разочарованно поморщился. Но взор его искоса продолжал скользить по несчастным, унылым лицам рабов, спутанным сальным волосам и истёртым запястьям в железных кандалах, против желания запечатлев в памяти их жалкий, обречённый вид. На фоне прочих невольников заметно выделялись трое подростков, не перенявших общий настрой затравленности и смирения с горькой долей. Они держались вместе – двое темноволосых пареньков-близнецов и девушка с толстой светло-русой косой. Один ласково, утешающе гладил по голове расстроенную подругу, растрогав маленького наблюдателя до того, что в его сердце шевельнулось сострадание, покатившее комком к горлу. Другой выглядел напряжённо и сосредоточенно, осторожным звериным взглядом серо-стальных глаз присматриваясь к окружавшему пространству; этот взгляд хмуро и пронзительно заострился на Августе, ощутимо кольнув ядовитой иглой презрения, странно перемешанного с завистью и какой-то дикой, нетерпимой злобой, отторгавшей всяческую жалость и сочувствие.
***
-Ну как, увидел ли ты что-то интересное в новом месте? – спросил чародей, после дневного сна поднявшись с постели.
Мальчик засопел:
-Внизу сидели оборванцы в цепях… рабы, наверное. У одного юноши был такой взгляд… злой. Или решительный. Не знаю. Я совсем не это ожидал здесь…
-Новоиспечённые рабы редко бывают счастливы. Хотя, со временем привыкают к своей доле и месту в мире. Или что, ты считаешь работорговлю грязным промыслом?
-Мне не нравится, - лицо Августа исказила неприязненная гримаса. – Я думаю, что это – нехорошо.
-Почему?
-Я представил, что мог бы быть там, на их месте. Потом подумал, как они туда попали… Они, может, и нищие, а всё же – люди. А их хотят продать, как лошадей… или вообще, как скот. Не считаясь с их желаниями, их жизнь продадут за серебро.
-О, какие напыщенные, полные пафоса речи… Высокий слог, как в сочинениях трагиков, да только смысла маловато. Но давай раберёмся… Так ты считаешь, что все люди равны: лейарцы, равентерийцы, ларинийцы, йорхенбургцы, таржгары? – Алафар нарочно повысил тон, особенно выделив название последнего народа. – Великие учёные мужи и неотёсанные деревенские пропойцы? Художники и золотари? Целители и попрошайки?
Ученик долго смотрел на учителя, явно колеблясь с ответом, но потом, опустив взгляд, всё же кивнул:
-Вы мне однажды сказали, что «все люди одинаково рождаются, а потом – неизбежно умрут. Разница лишь в том, как они проживают свою жизнь». Я научился говорить на таржгарском языке, и признал, что и степные кочевники – тоже люди. Хоть я их и ненавижу.
-Память у тебя хорошая, я действительно это говорил. Но где в твоих рассуждениях вывод, что один человек не может служить другому? Да, мы все когда-нибудь умрём – и нищие, и короли, никто не вечен. Но в промежутке меж рождением и смертью идеального равенства нет, и быть не может. Наличие в мире глупцов и мудрецов, разрушителей и творцов, как и многих других противоположностей, подразумевает, что кто-то умрёт в жалкой безвестности, а кто-то свершит судьбы целых стран. При этом, люди, по большей части, не обладают выдающимися способностями, и не блещут умом, но способны трудиться и быть полезными.
-А я думаю… что служить добровольно – это ещё ничего… Как вы, например, служите лейарскому королю. А рабство – это же… - Август призадумался, тщательно подбирая подходящие слова. – Это быть, как вещь… бесправным и униженным. Я бы лучше умер, чем так жить!
-Умер… - фыркнул Арантий. – Громкое заявление, но ты совершенно не знаешь, о чём говоришь. Ты, конечно, уже наблюдал смерть, но пока понятия не имеешь, что это такое – умереть. Я догадываюсь, откуда взялись в твоей голове мысли о свободе и возможностях иного мироустройства. Попадались мне на глаза рукописи твоего отца… но это очень удобно, будучи богатой титулованной особой, размышлять о равенстве и справедливости для всех. Равентерийцы – люди весьма занимательных идеалистических взглядов, только вот непрактичных и с трудом применимых.
-В папиных записях ясно сказано, в Равентерийской Империи нет рабства. Оно строжайше запрещено, - горячо ответил мальчик, обиженный рассуждениями учителя. Каждый довод беспощадно крушил картину мира, сложившуюся в живом детском воображении.
-Это мне известно. Вот только Равентерия – закрытая, искусственно изолированная страна, скрытая от остального мира за высокой каменной стеной. Что и как там устроено – лишь домыслы, основанные на рассказах самих имперцев. А вот теперь запомни ещё кое-что. Средь мудрецов есть одна истина, по сути дела – аксиома, её называют «правилом трёх «С»». Точно так же, как чудес, не бывает Справедливости, Свободы и Совершенства. Это лишь прекрасные идеи, воплотить которые не удавалось никому и никогда, но гонке за достижением несбыточного сгинули многие талантливые и даже гениальные умы. Надеюсь, такое знание поможет тебе избежать многих разочарований в жизни.
-Но это… нечестно! – Вспыхнул Август, отчаянно борясь с желанием заплакать. – Я не хочу, чтобы так было!
-А чего ты хочешь? Выпустить всех рабов, освободить всех, кто в неволе? Да многие из них просто не смогут жить иначе, жить без господина. Хотя, тот злой нищий юнец в цепях, почти наверняка согласился бы с тобой. Правда, ни к чему хорошему это не приведёт, ведь каждый из нас, по сути, несвободен.
-Каждый? А вы?! А король Райнхольд?! А… - громкий голос срывался на крик.
-Представь себе, - перебил Алафар, - я тоже нахожусь в кругу ограничений и правил, установленных законов и обязательств. И даже король не творит всё, что ему заблагорассудится, ибо если происходило так, государства рушились бы, как замки из песка. Вкладывая силы и время, получая образование и занимая высокое положение, мы значительно расширяем нашу клетку, но быть абсолютно свободными в пределах человеческого общества – не дано никому. В противовес красивым выдумкам, Страх, Страдания и Смерть – вещи вполне реальные, и задачей властьимущих должно быть ограждение своего народа от первого и второго, а третьего не допускать ранее отмеренного людям срока. Это не всегда получается, не всегда возможно, ввиду непреодолимых обстоятельств, таких, как войны, эпидемии и голод из-за неурожаев. Некоторые же просто не стараются, и в безразличии пускают государственные дела на самотёк.
Речь учителя, резковатая поначалу, становилась всё более плавной, однако не теряла вразумляющей твёрдости. Она напоминала поток холодной воды, сбивавшей разгорающееся пламя. Под её напором затухало возмущённое негодование, остужались пылающие переживания, оставляя дымный след осмысления с привкусом горькой неизбежности. Мальчик притих, обдумывая услышанное.
-А вы, - проговорил Август после долгой паузы, - вы вот, стали бы покупать себе рабов?
-Нет. В моих трудах они плохо применимы. Разве что, в качестве подопытных, и то, это не самый лучший материал… Да и в Лейаре рабовладение – вещь хоть и не возбраняемая, а всё же не приветствуемая. Вообще, во многих краях Фардлинора нет рабства, то есть людей там не продают и не покупают, только вот это ничего не меняет.
-Это как? – Он удивлённо захлопал глазами.
-Вот к примеру, твой кузен Фридрих. Отправился в Вольные Королевства, где рабства нет, и большая часть народа живёт под покровительством дворянства – благородных рыцарей. Земли там поделены на аллоды и феоды; все эти владения населены, по большей части, простыми крестьянами. А вот правители… некоторые, безусловно, праведны и великодушны, но во многих провинциях царит беззаконье: обирание и грабёж собственного народа – там в порядке вещей. Люди влачат настолько жалкое существование, что им впору завидовать рабам. А, что самое интересное – крестьян это вполне устраивает, ведь они никогда не видели другой жизни. Или возьмём, что поближе. Йорхенбург. Ты думаешь, в твоём родном графстве жизнь устроена иначе?
Август скуксился и, глядя исподлобья, хмуро произнёс:
-Я больше не хочу об этом говорить.
-Почему? Ты ведь так жарко обсуждал тему равенства и справедливости. Сам, правда, всю жизнь прожил в замке, не испытывая тягот, не зная голода. У тебя дорогая и всегда чистая одежда, отличные новые крепкие сапоги. А у других йорхенбургских детей, тех, что живут возле стен, летом вовсе нет обуви, они ходят босиком, а к зиме, в лучшем случае – носят стоптанные башмаки, доставшиеся от родителей или старших братьев…
-Хватит… - проныл он.
-Нет. Я желаю, чтобы до тебя дошло: рождаемся мы, может, и одинаково, однако родившись, немедленно оказываемся в разных условиях. Тебе вот повезло, ты благородного происхождения, и даже если не из самого богатого рода, деньги – это наживное. Ведь ты умён, а при определённой доле целеустремлённости ты достигнешь и более высокого положения, а значит, серебра и золота у тебя будет в достатке… если не помешает лень. В любом случае, тебе сперва следует подумать о собственном будущем, найти своё место. Только после этого ты, возможно, сможешь на что-то повлиять и что-нибудь изменить. А твои нынешние рассуждения приведут лишь к смятению и огорчению. Давай поговорим об этом потом. Когда станешь выпускником.
-Господин Алафар…
-Что? Говори сразу, знаешь ведь, я не люблю, когда ты медлишь.
-Не оставляйте меня в Альдомифе одного. Пожалуйста! – Мальчик просительно сложил ладони, - возьмите меня с собой, в Лейар. Клянусь, я ни в чём не посмею перечить, я буду слушаться вас во всём!
-Ты же знаешь, это невозможно. Мне попросту некогда будет заниматься с тобой. К тому же, судя по этому письму… - Арантий взял со стола свёрнутый трубкой лист пергамента со сломанной гербовой печатью, - я задержусь в Альдомифе на некоторое время.
-Правда? Это же хорошо!
-Для тебя – может быть, а вот у меня были другие планы. Вот тебе, к слову о «неволе» - мне придётся эти самые планы нарушить, хоть я и не хочу. Но, как выяснилось, за время моего отсутствия принц Холгирн всё-таки умудрился уговорить отца, и теперь будет проходить обучение в Университете. А я вынужден задержаться, чтобы приглядеть за ним поначалу.
-Принц Холгирн, наследник лейарского престола, сын короля Райнхольда, будет учиться в Альдомифском Университете? – тараща глаза, спросил Август.
- Что тебя удивляет? Стены Университета, за полторы тысячи лет, видели множество разных владык. И Холгирн станет ещё одной августейшей особой, внесённой в список значимых личностей, получивших грамоту об образовании в Альдомифе. А вот учиться, - маг усмехнулся, - он будет вряд ли.
-То есть как?
-Очень просто. Принц предпочитает разгульные компании, пиры, балы, охоту. Единственный раз, когда я видел его с книгой в руках в свободное время – это когда он растапливал камин, чтобы поджарить подстреленного рябчика.
-Принц спалил книгу в камине?! – Воскликнул мальчик, представив, какая кара ожидала бы его самого за подобный поступок. – Но ведь его, наверное, не наказали… он ведь, всё-таки принц…
-Конечно, я всего лишь отчитал его. Правда, - Арантий шутливо понизил тон до заговорщического шёпота, - той же ночью у него на носу вскочила пара жирных бородавок, с которыми «не сладили», по заранее отданному мной тайному приказу, ни придворные лекари, ни другие чародеи. И его высочеству пришлось отказаться посещения праздничного Весеннего Бала.
Алафар и Август одновременно засмеялись; старческие морщины на лице мага будто бы разгладились, и сухая, жилистая рука с отцовской нежностью коснулась волос племянника.