Дым от пожарища заслонил город от крестоносцев. Им казалось, что эта вонючая гарь слепит глаза. Даже кони воинов фыркали от этого смрадного запаха умирающей крепости.
- Зачем они это делают, Лорд! – не выдержав гнетущего молчания вокруг, воскликнул племянник предводителя крестоносцев. Это был молодой воин, сидящий на белом арабском скакуне – недавнем его трофее.
- Это Скарабеи. Они не сдаются.
- Даже нам! – горделиво воскликнул рыцарь.
Седой Лорд криво улыбнулся, глянув исподлобья на племянника – Да, сынок. Никому. Даже времени. Говорят, что они живут вечно.
- Мы будем брать крепость? – спросил племянник.
- Нет. Пусть они уйдут, - сказал Лорд – От них идёт одна погибель!
Под покровом дыма из крепости выдвинулся обоз. Впереди шли воины. Внутри колонны женщины и дети. Окружало это скорбное движение марево то ли раннего утра, то ли туман пожарища, то ли ещё какая-то неведомая сила охраняла своим покрывалом эту процессию. Их никто не трогал. Только один моложавый рыцарь на белом коне подскакал совсем близко к колонне, издавая воинственные крики на незнакомом уходящим людям языке. Он бы подсказал и ближе, и даже его копьё полетело бы в идущих людей, но конь его, до этого мчащийся по пустыне во весь опор, будто споткнулся об этот дым охраняющий колонну. Взметнулся вверх, едва не сбросив рыцаря, и тяжело дыша в обе ноздри, захрипел в жалобном вскрике, похожем даже на испуганный вскрик человека. Рыцарь слез с коня, точно его с него столкнула неведомая сила, и стоял, точно завороженный глядя на уходящие повозки, на силуэты людей исчезающих в туманных бликах идущего то ли дня, то ли угасающего времени. Он так и не мог дать себе ответа, то ли ушли эти люди, которым совсем недавно он угрожал своим оружием, то ли их и не было, ни шума повозок, ни голосов, ничего не было слышно.
- Что будет с нами, Абрам! – горестно произнесла пересохшими губами молодая красивая женщина, прижимающая к груди тихого ребёнка.
- Учитель говорит, что мы вечны, - откашлявшись от дыма, ответил ей идущий рядом мужчина.
- Зачем столько нам страданий! – не унималась женщина.
- Учитель говорит, что это надо нашим душам, чтобы понять мир.
- Наши души, мы им столько отдаём! – с сарказмом произнесла женщина – Что остаётся нам в этой жизни. Людям!
- Терпеть, чтобы иметь силы улучшать этот мир. К тому же у нас есть любовь, Сара.
Женщина как-то просветлела своей милой улыбкой.
- Это правда. Это такой дар!
- Это так, - улыбнулся и мужчина, идущий рядом с женщиной и своим ребёнком.
Они словно не замечали уже окружающего скорбного мира.
###
В маленьком кафе, кроме них из посетителей никого не было.
Женщина за столиком выглядела уставшей, но даже горечь переживаний не могло лишить её очарования.
- Мы не можем быть вместе, у тебя семья. Твой муж – мой друг.
- Ты любишь меня? – нервно спросила женщина
- Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я очень этого хочу! – мужчина помедлил, думая о чём-то – Ты же знаешь, что моя жизнь иная, чем жизнь обычных людей. Счастье мне не дано.
- Почему нам так хорошо, когда мы рядом! – женщина посмотрела на мужчину, и как-то затихла, не найдя ответа.
- Видимо, наши души помнят друг друга, и когда то в одной из прошлых жизней мы были родными людьми, - тщательно подбирая слова, сказал мужчина.
- Ты не бросишь меня!!! – с тоской проговорила женщина.
- Я всегда мысленно рядом с тобой, даже если меня нет рядом, - тихо сказал мужчина. - Я буду оберегать тебя. И может быть, уже в следующем нашем земном воплощении мы снова станет одной семьёй.
На улице пропела протяжно сирена: проезжала то ли скорая помощь, то ли пожарная машина…
###
Часы протяжно и даже с какой-то надрывной мелодичностью пропели полдень. Мужчина вопросительно взглянул на сидящего перед ним за столом низенького человека в очках, но тот как то даже машинально, точно думая о чём-то только ему интересном и известном, махнул маленькой белой ладонью, и произнёс :
- Продолжайте!
- Я, конечно, никогда в детстве не думал об этом, - точно обрадовавшись продолжению беседы, сказал мужчина – Как и любой ребёнок, рос, думал о каких-то мечтах…
- В вашем детстве есть, какие-то воспоминания, особенно так сказать врезавшиеся в вашу память? – спросил, будто не замечая, что перебил своего собеседника, низенький, из-за стола.
- Странно, обычное вроде бы воспоминание, - чуть помедлив, ответил мужчина – помню летний вечер, и иду я по тихой улочке, держу мать за руку. У меня болит горло.
- Дальше! – точно вцепившись, в какой-то свой смысл произнёс неожиданно властно низенький из-за стола.
- Мы идём с матерью, - задумавшись, продолжал мужчина – У меня болит горло. Идём к моей бабушке, по матери. Она растила меня. И она лечит моё горло, шепчет молитву, и кладёт свою ладонь на мою гортань.
- Вы помните о бабушке?
- Это очень дорогой мне человек.
- Она сделала вам такой сильный оберёг на всю жизнь, что его не в силах одолеть никто!
- Да, в моей жизни было много ситуаций, прямо скажем, трагических, и всегда я выходил невредимым. Будто меня кто-то вёл.
- Вас ведём теперь мы, - мягко сказал «низенький» – Скоробеи.
- Я действительно могу больше, чем другие люди?
- Вы можете менять их судьбы.
- Ну, мне пора, - вдруг сказал низенький – Обед, по расписанию.
- Да.
###
...Сон был великолепен. Он видел цветущий в белых ромашках луг, и она собирала букет, и иногда глядела на ромашки, точно ища какой-то ответ. Но разве можно найти ответ на извечный вопрос – что такое любовь. Он бы многое мог подсказать ей, но понимал, что судьба каждого человека идёт по своей траектории данной ему Богом.
###
Пустыня на смену дневному зною наконец то дала Cкарабеям ночную прохладу, и хотя песок под ногами по прежнему хранил в своей толще тепло, но оно уже не было обжигающим, а наоборот успокаивало людей. И тут небо над их головой озарилось голубым светом. Это сияние было небольшим на фоне ночного неба, но оно приближалось. Люди затихли. Это был огромный ангел, он летел над измученными людьми, точно указывая им их дальнейший путь. Но вот сияние ушло с небес, точно его и не было, но остался свежий ветер, осталось очарование мира, и именно это заставило идти дальше и дальше длинную колонну измученных зноем и болью лишения людей.
###
Скарабей проснулся в комнате полной тьмы. Плотные шторы полностью закрывали мир за большим окном. Было ощущение, что мир как-то скукожился, там, за окном, в одну точку света на фонарном столбе, который только подчёркивал молчаливость идущей ночи. В такие минуты одиночество не казалось пустыней в воображении. Наоборот ночь давала недавним полузабытых коротким, как выстрелы, снам, особенную явственность. Сны были как-бы частью этой ночи, и будто бы образы сновидений, толпились у зашторенного окна, и хотели войти в комнату, но как только кому то из них это удавалось, он таял, как снег в оттепель, и как бы своей смертью освобождал место для другого образа, и так они таяли один за одним, и в тишине это происходило очень естественно, и даже не было грусти, что часть сна ушла... Ушла навсегда. Но образ любимой застревал где-то между створками стекла на окне, он как бы хотел войти в комнату, и не решался, и напоминал робкую женщину, желающую любви, и не желающую менять прежний образ жизни в силу своей привычки так жить. Этот зовущий образ так и засел в памяти, пропустив все остальные образы в комнату, где их ждала гибель, а этот образ жил в памяти своей самостоятельной жизнью и только подчёркивал важность любви, её силу, и её божественную сущность.