Ионата. Глава 13. Метаморфозы

Анна Каплинская
Бернардетт истерично меряла богато обставленную гостиную чеканным шагом.
- Может, еще чаю с ромашком? – как обычно флегматично поинтересовался у супруги Уоллис.
- Лучше виски.
Брови Уоллиса плавно поползли вверх. Его жена уже много лет не пила, а здесь даже не изысканное «Бордо» и не «Дон Периньон», а виски. Уоллис отложил прочтение новостей в сторону и снял очки.
- Ты уверена?
- А как мне, по-твоему, нужно реагировать? Все эти ромашки, микстуры и прочее… Наш сын в таком состоянии, а ты переживаешь за то, что твоя жена выпьет виски?
- В прошлый раз это плохо закончилось.
Женщина еле заметно съежилась, будто от холода. О, она прекрасно помнила, как было «тогда». Но сейчас она совершенно не могла найти ни покоя, ни точки внутренней сборки. Мысли, словно, хрустальная ваза, упавшая на кафель, разлетались вдребезги, нанося расшатанным нервам колоссальный урон.
- Может, стоит позвать врача? Берни, ну брось. – Уоллис обнял жену, но ей это не помогло, а скорее усугубило её нервный срыв. Она затряслась в рыданиях.
Ориган уже третью неделю не выходил из дома. Практически ничего не ел и не реагировал на все попытки его расшевелить. Его мать сходила с ума, пытаясь привести любимое чадо в чувство. Парень, казалось, совершенно ничего не слышал и не замечал вокруг себя.
Да и сложно было рассмотреть что-то среди той тьмы, которую он сам же выпустил, словно джина из лампы. Теперь это мерзкое чувство липкой тягучей вины окутывала его со всех сторон.
  «Зоад мертв из-за тебя». – Упрямо твердило сознание одну и ту же фразу, которую словно поставили на бесконечное повторение.
«Мертв, мертв». – Страшным шепотом вторило какое-то внутреннее эхо.
Самым страшным было то, что едва ли на свете была хоть одна живая душа, с которой можно было бы поговорить об этом. Этот проклятый иониум завел ситуацию слишком далеко, пожалуй, настолько, что пути назад уже не может быть.
«Разве иониум виновен? - пытался стабилизировать свой внутренний диалог Ориган. – Это все моя вина, моя оплошность. Моя беспечность и тщеславие. Глупец!»
Изящная фарфоровая пиала с виноградом резким порывом руки парня отправилась в стену, которую украшал изысканный барельеф. Все это теперь не имело смысла теперь. Да и имеет ли он право беспечно кушать виноград после того, как его стараниями чья-то жизнь была отправлена к праотцам?
Ориган подхватился с постели, сел, вцепившись пальцами в волосы. Голова беспощадно болела не то от излишка алкоголя, принятого накануне, не то от бесконечного потока мыслей.
О перманентной рефлексии что-то говорила какая-то «молодая, но крайне перспективная во всех смыслах» психотерапевт, заботливо отправленная заботливой мамой на спасение Оригана. Перспективы её были обрублены с концами, когда молодой человек попросту отказался вымолвить хоть слова, пренебрегая элементарными правилами приличия.
Стул из красного дерева с резными ножками приземлился с размаху о пол, оставив бесполезный набор щепок. На секунду, когда какой-либо неживой предмет был приведен в негодность, становилось легче. Это словно искупало тот вред, что принес поступок молодого ученого несчастному пройдохе Зоаду. Да, он не был лучшим представителем своего вида. Да, без него мир не изменится в худшую сторону. Но разве эта причина того, что его должны были зверски казнить за изобретение Оригана?
Кто вообще решает кому жить, а кому умирать? Разве люди вправе так делать? Даже если не сознательно, но это нисколько не снимает ответственности за содеянное.
Уоллис тихо постучал в уже открытую дверь.
- Пап, уходи.
Глубоко вдохнув и поправив полы халата, тяжело шаркая ногами отец зашагал к постели сына и присел на край.
- Тебе бы не повредил душ, сынок.
Молчание в ответ.
- Да и без еды долго не протянешь.
Опять тишина.
- Ориган, мать не в себе, она очень за тебя волнуется. Уверяю, что бы там не случилось, мы можем найти выход вместе, как всегда делали, мы же семья.
Парень горько ухмыльнулся, но следом глаза налились колючими слезами сожаления и раскаянья. Конечно, семья очень поможет вернуть к жизни человека, наказанного смертью за не даже не свои амбиции. Как уложить это в голове? Как смириться, что теперь уже ничего не исправить? Ответов на эти и подобные им вопросы не находилось.
- Послушай, сынок. Ты же знаешь, что можешь мне доверять. Что произошло?
От этой фразы в помутненном сознании  Оригана словно мелькнул луч надежды. Мелькнул и тут же утонул в бесконечном мраке раскаянья и чувства вины. Ему очень хотелось открыться, выговориться, мысли готовы были взорваться вулканом и разлиться по раскуроченной комнате, а то и по всему дому, сметая восвояси любые контраргументы и доводы. Но только сознание утыкалось в понимание того факта, что необходимо вслух признать, что он фактически подписал другому смертный приговор, как слова, сложенные в реплики рвались, словно перетянутые струны.
Уоллис чувствовал, что дело крайне серьезно. Сын за все время своей жизни никогда не был таким. Всегда ровный, беззаботный и доброжелательный мальчик превратился в слабое отражение себя в кривом зеркале. Старик перебирал в голове, что же такого могло случиться, чтобы так изувечить моральный облик сына.
Девушки? Исключено. Единственная, кто мог его серьезно задеть – это наука, но с ней, насколько информировал Мэддок все шло прекрасно. Шикарнейший проект, грозивший стать новым словом в принципиально новой картине мира – хроно-коллайдер – был близок к завершению, оставалось совсем немного – иониум…
Лицо отца словно обернулось в ледяную маску. Да, за недолго до того, как Ориган преобразился речь с его стороны шла о попытках достать иониум. Но брезжащая в мозгу старика надежда все еще цеплялась за мысль о том, что его сыну хватит благоразумия не связываться с этим проклятым элементом, находящимся под строжайшим контролем у самого страшного кошмара Вселенной – центурианцев.
- Ты нашел иониум? – не то утвердительно, не то вопросительно спросил сына Уоллис. – Черт побери, отвечай, мальчишка! Ответь, что тебе хватило ума не лезть в этот мрак! – скулы Уоллиса от напряжения заходили ходуном, он едва держал себя в руках, что было крайне не свойственно такому спокойному и сдержанному человеку.
Ориган ничего не ответил, а лишь поднял на отца свои изувеченные виной и отчаяньем лазурные глаза, полные слез.
- Мне нужно знать во что ты вляпался, кретин.
Парень лишь отрицательно замотал головой.
- Иониум у тебя? – прозвучало сухо и лаконично.
Лазурные глаза парня словно на миг просветлели и как-то по-ехидному блестнули. Любящему отцу этого было достаточно для того, чтобы узнать ответ. Но от таких откровений тем не менее, легче не стало. Наоборот в голове у старого опытного физика замаячили десятки новых вопросов, например, как они объяснят, что у них есть иониум властям Земли и центурианцам? Хватило ли парню смекалки не делать чертежей, в которых упоминается чертов иониум? В курсе ли Мэддок?
Точно, Мэддок! Нужно срочно переговорить с ним. Нужно было выяснить насколько он осведомлен в этой заварушке, чтобы придумать дальнейший план действий.
Уоллис неуклюже зашагал из комнаты. Тянуть из сына сейчас информацию – пустая трата времени, которая привела бы разве что к нервному срыву. Будучи в холле, старик набрал на ПДА номер старого профессора. Последний ответил крайне быстро.
- Старина Уоллис! – учтиво и доброжелательно воскликнул Мэддок. – Как твои дела? Как Берни, как Ориган? Приболел видимо, что-то я не видел его в лаборатории последние недели.
Уоллису было совершенно не до расшаркиваний, но на случай, если наставник его сына не был в курсе, какую кашу тот заварил, то не было и нужды распространяться. Дежурная вежливая улыбкая озарила лицо звонившего:
- Привет. Да, приболел. Берни хорошо, спасибо. Мэддок, скажи, старина, не найдешь ли ты времени на стакан скотча со старым другом?
- Без проблем. Когда ты хочешь?
- В шесть часов в «Золотом теленке» тебя устроит?
- Да, конечно. Давненько не наведывал это замечательное место.
- Прекрасно, увидимся там.
- До скорого.
Изображение потухло и Уоллис остался в полумраке холла. Клубок, казалось, начал распутываться, главное, не допустить паники. Из гостиной послышся приглушенный звук падения стеклянного предмета на пол. Мужчина направился на звук, хоть и предполагал, что там произошло.
Бернардетт сидела в кресле и рука её безвольно висела на стаканом, который она уронила на пол. В воздухе витал запах спиртного. Берни что-то бормотала себе под нос и периодически всхлипывала. Уоллис тяжело вздохнул… Эта проблема на данный момент может быть отложена. Теперь нужно было решать в режиме реального времени вопрос такого порядка, что могло бы статься, что алкоголизм жены был бы прост забавным пустяком. Пожалуй, даже лучше, если она какое-то время побудет пьяна. Хотя бы меньше вопросов будет с её стороны. А ответь ей правду про то, что сын связался с контрабандами иониума, так она бы вовсе голову бы потеряла. Все идет хорошо, все складывается как нельзя удачно… Этим утешал себя Уоллис, собираясь на встречу с Мэддоком.
«Золотой теленок» уже десятилетиями гордо носил название одного из самых элитных ресторанов Валена. Преимуществом было то, что вход строго для землян. Но уж каких землян там можно было встретить! Вся богема мегаполиса собиралась в этом месте отмечать свои самые яркие события в жизни или же просто вывалить кучу денег за незабываемый вечер. Однако, не лоск и не гламур потянули туда Уоллиса. Мэрия города с трудом выбила право оставить заведение, как элитный островок конфиденциальности для жителей планеты Земля за баснословные деньги. Больше всех противились, чего и можно было ожидать, центурианцы. До комичного смешно было слушать аргументацию их посла в апологию толерантности. Однако, землянам удалось отстоять своеобразную культурную самоидентичность места, клонив на то, что приоритетом создания подобного заведения является посыл на ностальгию по тем временам, когда земляне полагали, что одни во Вселенной. Также там действовал строжайший чек-лист, в соответствии с которым войти в «Золотого теленка» могли лишь люди с кристально чистой репутацией. Уоллис заслужил право посещения после открытия некоторых особенностей применения гравитина, заработав себе имя надежного ученого, от которого антисоциальных, с точки зрения центурианцев, выходок ждать не стоило.
Перед старым ученым услужливо распахнули двери заведения, поприветствовав по имени, правда, тщательно сверив данные с его ПДА и центром безопасности. Физика встретили привычные золоченые стены и роскошное убранство. В центре вымощенного мрамором зала красовался большой бык из чистого золота, которого нежно ласкали струйки воды, переливавшиеся всеми цветами радуги из-за особо интересно расположенной системы подсветки фонтана. Внутри же красовались декоративно облагороженные растения, которые произрастали только на планете Земля, и найти который даже современному ботанику было бы крайне проблематично. Официант распахнул тяжелые двери и с легким поклоном препроводил Уоллиса в обеденный зал.
За одним из столиков уже заждался его Мэддок. При виде старого знакомого, он почтительно встал и немного показушно расшаркался в каком-то подобии реверанса.
- Полно тебе, это лишнее. – Среагировал Уоллис на ребячества собеседника.
- Как скажешь. – Мэддок уселся и вперился своими острыми глазами в человека напротив. – Что привело тебя сюда? Какая срочность?
- Узнаю тебя. Сразу к делу. Нет бы обсудить какое виски пить.
- Я об этом уже позаботился. Я хоть и старый, но не дурак. Прекрасно понимаю, что далеко не виски в этом богом отмеченном месте тебя сюдя принесло. Уже заказал.
Мэддок подал жест рукой официанту и тот немедля принялся выполнять заказ.
- Это верно. – Согласился Уоллис и запнулся, подбирая правильное начало для столь непростого разговора.
- Так что же тебе от меня понадобилось?
Уоллис сдержанно промолчал, наблюдая за ловкой работой рук официанта, расставлявшего по стол изысканные яства и напитки с золотого резного подноса. Как только официант достаточно удалился, старик несколько тище, чем обычно спросил:
- Мэддок, расскажи мне о вашем с Ориганом хроно-коллайдере.
Зрачки глаз Мэддока в момент сузились и лицо будто превратилось в маску. Даже человеку без особых знаний в физиогномике было бы понятно, что астрофизик готовится рассказать зазубренную до скрежета зубовного помпезную речь, какую можно услышать на научных конференциях. Однако, оды науке не входили в сферу сегодняшнего интереса озабоченного проблемами сына отца.
- Хроно-коллайдер – это исключительнейший прорыв в области…
- Остановись. – Устало прервал астрофизика Уоллис. – Ты знаешь, о чем я тебя спрашиваю.
- Не понимаю, о чем ты. – Отмахнулся Мэддок.
- Для завершения конструкции необходим был один редкий элемент, который не так-то просто достать. Как вы решили эту проблему?
Мэддок отхлебнул янтарную жидкость из стакана и сделал крайне язвительную гримасу:
- Что тебе до того? Ты ведь давно отошел от всех исследований. – Бросил он пренебрежительно.
- Я спрашиваю потому, что в этом замешан мой сын. До тебя мне дела нет.
- О, господину «Мне на все наплевать» стало интересно?
- Прошу, я здесь не для того, чтобы вспоминать прошлое. Я хочу узнать что и как вышло с получением редкого элемента, необходимого вам для запуска хроно-коллайдера. Насколько мне ведомо, вы его достали.
- Мы? – Мэддок рассмеялся Уоллису в лицо. – Не мы, а твой сын. Он-то не такой тюфяк, как его слабак-папаша.
- И ты хочешь сказать, что ничего об этом не знаешь? – пытался не обращать внимания на язвительные оскорбления Мэддока Уоллис.
- Я много чего знаю. Как, например то, что такой кусок старого барана, как ты не достоит ни такого сына, ни такой жены.
Уоллис вздохнул. Терпение, казалось, подходило к концу.
- Раз ты так печешься о моем сыне, то поделись тем, что знаешь о проекте и о том, как Ориган нашел этот элемент.
- Кому-то надо думать о нем, раз у папочки кишка тонка.
- Мэддок, ты ничего не знаешь обо мне и моей семье. Прекрати эти бессмысленные нападки.
- Правда бессмысленные? Отчего же ты, трус, бросил все исследования и законсервировал свои мозги в стенах квартиры? Я знаю! Ты боялся, что Берни уйдет ко мне навсегда и даже и вспоминать не станет о таком неудачнике, как ты.
- Ты и впрямь считаешь, что вправе мне хамить только из-за того, что у тебя случилась интрижка с моей женой в сложный для нее период жизни?
- Да вся жизнь с тобой у нее тяжелый период. Весь ты – одна единственная проблема. И вместо того, чтобы отпустить её и дать ей возможность обрести себя истинную, рядом с тем, кто мог бы дать ей вдохновение, признание и славу ты, как последний слабак начал таскать её по специалистам и внушать ей, что все те ничтожные крохи жизни, что ты ей давал – это предел мечтаний!
- То есть ты – именно тот, кто мог сделать её счастливой? – из последних сил оставался невозмутимым Уоллис, хотя внутри у него все кипело и было огромное желание треснуть наглого зазнайку мордой в идеально уложенный салат.
- Именно это я и хочу сказать.
- Что же ты Эллу, свою жену тогда не осчастливил, о великий знаток того, что нужно женщине для счастья?
- Ты ничего не знаешь про Эллу, старый болван! – Огрызнулся Мэддок и почти ринулся к Уоллису.
- Это потому, что не трахаю чужих жен?
Мэддок с несвойственной его годам ловкостью подскочил из-за стола, немного стянув дорогущую скатерть. Охрана незамедлительно среагировала и, передав между собой какие-то короткие сообщения, двинулась по направлению к столу, за которым, судя по всему, намечалась потасовка. Опьяненный виски и гневом астрофизик заметил это и про себя выругался и на горячий нрав, и на невозмутимую святость Уоллиса и на все, что только приходило в тот момент на ум.
- Какие-то проблемы, господа? – вежливо уточнил статный темнокожий охранник.
- Нет, нет, все прекрасно, спасибо. У нас просто жаркая дискуссия. – Сверкнул добротой в лазурных, как и у Оригана, глазах Уоллис.
- Приятного вечера! – Пожелал охранник и удалился.
У Мэддока все еще шумело в голове, но он предпочел усесться. Гневно глянул на собеседника, одним залпом опорожнил стакан с напитком, сделал вдох, затем короткий выдох и начал говорить:
- Есть такой шелудивый. Зоадом звать…
- Был.
- В каком смысле?
- Казнен моранисом за кражу иониума у центурианцев.
- Надо же. Какая незавидная участь.
- Как ты вышел на него?
- Имеет ли это значение, если он мертв?
- Тоже верно. Другие дилеры?
- Я о таких не знаю. Я и этого болвана годами искал и едва нашел.
- Знаешь, где Ориган взял иониум?
Мэддок зашикал на Уоллиса. Хоть «Золотой теленок» и славился своей конфиденциальностью и тем, что здесь стены без ушей, но никто не мог знать наверняка так ли это было на самом деле.
- Ориган не сказал. Но я немного подстраховался.
- И как же?
- Перед тем, как он поехал за элементом, я забросил ему на ПДА вирус-шпион. Правда, не успел все довести до конца, и для того, чтобы узнать куда именно он поехал, нужен доступ именно к его устройству.
- Вот как.
- Это опасно. Мне нужно было знать, где он находился в случае чего.
- Позволь уточнить: в случае ЧЕГО? Если бы, например, ему выпустили кишки, а ты мог отправить еще одного ребенка за своей прихотью?
Мэддок призадумался. Когда он работал с Ориганом, то подобные вещи его разум не посещали. А когда они вдвоем с парнем загорелись схожими идеями, старый астрофизик просто окрылился от радости, что его разработки не канут в лету, а будут доработаны и развиты этим молодым дарованием. От нового ракурса рассмотрения вопроса старик почувствовал укол вины, но как мог его скрывал от флегматичного собеседника.
Также стали вырисовываться в голове контуры того, что случилось что-то поистине нехорошее, и что Уоллис явился не для того, чтобы нудно почитать лекции о воспитании его сына. После того перфоманса, что он устроил, Мэддок чувствовал себя дураком, и прекрасно понимал, что дождаться от собеседника обратной связи нечего и мечтать. В конце-концов, каким бы слюнтяем ему не казался Уоллис, но он отец Оригана, и, впрочем, не самый дрянной. Бороться за то, кто лучше в ситуации, когда жизнь парня могла находиться под угрозой, было бы крайне эгоистично и неразумно. И если львиную долю эгоизма Мэддок себе прощал, то неразумность никак не переносил. Оставалось лишь сделать шаг навстречу заклятому «другу».
- Держи. – Астрофизик протянул собеседнику небольшой кусочек блестящего металла. – Здесь шпион, думаю, ты еще не настолько отупел в четырех стенах и справишься с тем, чтобы разобраться что с этим делать.
Уоллис спокойно поместил устройство во внутренний карман пиджака.
- Не сомневайся, не отупел.
Мэддоку не нравилось чувствовать себя выброшенным на обочину ситуации. Более того, его не шуточно беспокоила судьба Оригана. Однако мог ли он теперь влезать? Кажется, и так наследил больше, чем нужно было.
- Ты держи меня в курсе, что там к чему? У меня есть неплохие связи, возможно, смогу чем-либо помочь.
- Благодарю, Мэддок. Мы справимся сами.
Другого ответа он  и не ожидал. Уоллис позвал официанта и расплатился за свою половину ужина, после чего неспешно поднялся из-за стола, жестом попрощался с бывшим другом и удалился.
Мэддок заказал себе еще выпивки.
Домой Уоллиса несли тысяча, а то и более чертей. И дело было не только в желании узнать маршрут сына в тот злосчастный день, а не менее расстроенное душевное состояние.
Старик закрыл глаза и откинулся на комфортабельное сидение машины, погрузившись в воспоминания.
Бернардетт была уже не особо молода, но еще в том возрасте, когда ухоженные дамы склонны вызывать интерес и аппетит у мужского пола. Она работала вместе с Мэддоком и другими учеными в контрольной группе, созванной для изучения какого-то секретного объекта из Крейтона. Её задачей было описание физических свойств каких-то ранее не исследованных волновых излучений. Берни просто горела этим исследованием и часто обрывочно о чем-то говорила по ПДА с другими участниками группы. Уоллис как-то попытался расспросить жену над чем она работает, однако получил отказ, связанный с подпиской о неразглашении.
Будучи тоже физиком, он прекрасно понимал, как функционирует этот мир научных изысканий, а потому не стал действовать Берни на нервы. Он просто дал ей свободу побыть счастливым сталкером в изучении чего-то нового и доселе не изученного. Сам же с головой ринулся в освоение свойств гравитина и способов его применения в высоких технологиях.
Дела у обоих шли отлично, Уоллис даже получил предзаказ на чертеж экспериментального устройства по транспортировке сверхтяжелых объектов через гипер-переходы. Это обещало их и без того хорошо обеспеченной семье совершенно безбедную жизнь на несколько поколений вперед.
Однако, в семье, где оба заняты каждый своим делом, оставался нерешенным вопрос о том, как растить Оригана в любви и ласке родителей, а не наемных нянек, как они и мечтали ранее.
Уоллис, не будучи такой горячей головой, первый обратил внимание супруги на эту проблему. Берни летала в облаках и, кажется, его не слышала. Ситуацию усугубило то, что она начала брать с собой на работу сына. Это не нравилось Уоллису, и он искренне не понимал, чем может быть занят маленький, но не настолько, мальчик, пока мать занята расчетами и прочей научной катавасией. Попытки разговора успеха не возымели. Бернардетт оправдывалась тем, что нашла сыну блестящего куратора – гениальный ум и светлую голову – Мэддока.
Уоллис предложил пригласить потенциального куратора домой на ужин, так как хотел лично пообщаться с человеком, который собирается формировать ни много, ни мало, а сознание их сына. Берни согласилась, Мэддок стал вхож в дом.
Чуть позже за чаепитиями Уоллис узнал о том, что от Мэддока ушла жена, так и не сумевшая оценить его гения. Берни как-то уж слишком эмоционально тогда включилась в осуждение Эллы, называя её простушкой и недотепой, раз она оставила такого замечательного человека.
Были, конечно, подозрения, но Уоллис предпочитал не раздувать из мухи слона. Он молча занимался гравитином, а в свободное от науки время водил сына по разным развлекательным или познавательным местам.
Но в один прекрасный день, хоть он вовсе и не запомнился Уоллису как прекрасный, а скорее наоборот, придя с работы он и вовсе застукал свою жену в постели вместе с Мэддоком. Ориган мирно играл у себя в комнате, ничего не замечая с новыми игрушками, видимо, подаренными любовником жены.
Уоллис никогда не чувствовал такого гнева. Бернардетт плакала и просила не делать глупости, но сознание обманутого мужа уже просто вышло из-под контроля. Жену он не тронул, а вот старина Мэддок, которого так ласково пригрел их дом, не успел сбежать без пары-тройки ударов по физиономии.
В этот день Уоллис напился, как никогда не напивался. Казалось, что алкоголь тонул в его переживаниях и нисколько не действовал. Приехал из кабака он домой к утру, где отключился прямо в прихожей.
Пробуждение было противным и болезненным, но это была половина беды – вернув себе возможность соображать спустя пару стаканов минеральной воды, он увидел наспех собранные вещи  и записку как в старину, ручкой на бумаге, в которой было лишь:
«Мы от тебя уходим. Прощай».
Еще дня три или четыре (ему трудно было вспомнить точно) он пил. Пил бы, наверно, дольше, если бы не коллеги, обеспокоенные его отсутствием на работе. Стоило ему выйти на связь, как очень быстро была организована волонтерская группа по психологической поддержке из друзей и хороших знакомых. Кто-то советовал бросать изменщицу, кто-то слагал дифирамбы о ценности семьи… Уоллис никого не слушал, он уже заранее знал, чего он хочет. А желание было простое – вернуть сына, оставив поступки Бернардетт на её совесть и суд.
Хорошие знакомые помогли по своим связям установить местонахождение жены, и Уоллис, собрав все силы и рассудительность, обратился к властям с просьбой вернуть жену и ребенка, так как супруга не в себе и крайне вымотана текущей работой, потому не сможет в полной мере обеспечить  любимому чаду должный уход и заботу. Беглянка была возвращена. Ориган просто не слазил с рук отца. Берни же оказалась под пристальным наблюдением.
Разлука с любовником, слежка, давление со стороны, общественное осуждение сыграли с ней очень злую шутку – она пристрастилась к выпивке. Дошло до того, что каждое утро начиналось с вина или шампанского, а заканчивалось крепкими горячительными вместо ужина. Уоллис взвалил на себя всю работу по дому, чтобы как можно тщательнее все это скрывать от людей, но дело было не только в людях. Однажды датчики на руке Берни выдали её алкоголизм. Вскоре явилась специализированная медицинская группа, которая определила женщину на реабилитацию. Там Берни провели 3 месяца.
Вернулась домой из госпиталя она как побитая собака: виновата глядела в пол, практически ничего не говорила и старалась держаться подальше от Уоллиса. Однако он рассудил иначе: разве это семья для подрастающего мальчика? Какой пример они ему показывают? Уоллис тогда впервые после всех инцидентов пошел на откровенный разговор с Берни. Та рыдала, просила простить, клялась, что подобное больше никогда не повторится.
И не солгала – не повторилось. От спиртного он старалась держаться подальше, а вскоре совсем отказалась, а на других мужчин даже не обращала внимания. Работу в исследовательской группе свернули, особо не вдаваясь в подробности, поэтому женщина нагрузила себя так, чтобы в полном объеме успевать с работой по дому. Но как она ни старалась – всё тщетно: лазурные глаза Уоллиса словно налились тяжелым свинцом, он больше не обсуждал с ней новостей спорта, не рассказывал о работе. Да и что ему было рассказывать? Как из-за алкоголизма жены ему пришлось отдать наработки по гравитину другим людям, чтобы успевать давать сыну родительскую заботу и любовь за отца и за мать?
Уоллис почувствовал мягкий толчок при остановке. Он дома. Дело за малым – узнать маршрут Оригана в тот злосчастный день. Проблем с этим не возникло – парень спал крепчайшим сном, опять явно перебрав алкоголя. Бернардетт сидела в том же кресле, она тоже спала…
Значит, «Прайдокс»… Занесло же парня из порядочной семьи в такую глушь. Впрочем, за иониумом и не в такие дали можно отправиться. Уоллис с опаской смотрел на то, как пейзажи благополучного центра сменяются все более захудалыми постройками переферии.
Эта харчевня работала круглосуточно, но Уоллис надеялся, что долго вдыхать её зловоние не придется. Он не знал, что он там ищет, ждет и кого, в итоге, он просто уселся за отдаленный от суматохи стол и терпеливо ждал. Шел час, другой, менялись люди, инопланетяне, один он сидел, не сдвинувшись с места.
Время превратилось в каменный слепок, подобно античному монументу, довлеющему над головой мужчины.
        Вокруг менялись силуэты людей и представителей иных планет, но они, словно призраки в полуночных сумерках, неясно мелькали и таяли в равномерном гудении. Сознание Уоллиса будто растворилось во всем этом, одновременно отсутствуя и в то же время ловя каждый шорох. Неявно он знал, что должен последовать какой-то знак, жест, слово… Хоть что-то. Он был уверен, что не пропустит этот момент, а потому был спокоен, нетороплив и уравновешен.Он ждал и не ждал одновременно.
Из этого состояния небытия его грубо выдернул скрипучий голос официанта, оповестивший о закрытии заведения. Уоллис торопливо поднялся из-за засаленного стола и покинул бар.
Ночью он не смог заснуть. И дело было вовсе не в шуме, который создавала подвыпившая супруга, его-то он как раз-таки и пропускал мимо ушей. Его мозг бессловесно настроился на решение проблемы, которая, на его взгляд, была более важной и насущной – Ориган, его единственный и горячо любимый ребенок. В глубине души мужчина знал, что ответы на его вопросы лежат в «Прайдоксе», но разум был угнетен тем, что было неясно как их добыть. Однако, в уныние Уоллис предпочитал не впадать.
Утро было холодное и промозглое. Серые тучи затягивали небо и периодически накрывали землю водяной пылью колючих капель. В гостиной раздался звонок телефона. По дороге к аппарату Уоллис отметил про себя насколько архаично, имея при себе ежесекундно встроенный ПДА пользоваться таким пережитком прошлого, как домашний телефон. Однако его внутреннее чутьё тут же откликнулось сопротивлением: ему, по всей видимости, нравился данный раритет. Мужчина даже еле заметно усмехнулся уголками губ.
- Я слушаю. – размеренно произнес он.
- Это я. – Послышался хрипловатый старческий голос.
- Мэддок, что тебе нужно? – равнодушно, в своей типичной манере спросил Уоллис.
Послышалось шуршание из глубины квартиры и в гостиную неуверенной походкой вышла Бернардетт.
- Это Мэддок? – дрожащим голосом спросила она.
Уоллис жестом ей велел сесть рядом в кресло. Жена послушно исполнила адресованное ей.
Берни не была пьяна, но последствия вчерашней выходнки крайне негативно отобразились на её лице. Волосы небрежно торчали, халат словно не только что одели, а крайне настойчиво пытались пару минут назад снять, и ещё это тошнотворное отвращение к своему такому состоянию. Она испытала стыл и вину, но слов для извинений, казалось, просто не существует. Она робко, словно юная девушка, заглянула в глаза мужа, пролившие на нее великолепную лазурь, источавшую спокойствие. От этого ей стало немного легче, но чувство тревоги все равно никуда не испарялось. Женщина взяла своего мужа за руку и сжала её, как последнюю спасительную соломинку.
- Ты узнал что-либо? – спросил голос в трубке.
- Нет.
- Уоллис… - звуковые вибрации после небольшой паузы понизились чуть ли не до уровня голоса раскаявшегося виноватого. – Нам нужно пойти туда вместе. Понимаю, я – последний, кого ты хотел бы видеть рядом и кого в принципе ты хотел бы видеть. Но Ориган мне как сын. Мне не безразлична его судьба. Я искренне хочу помочь. Я ведь тоже в этом всем виновен.
- Полагаешь?
- Да, Уоллис, да. Я думал об этом всем. И уверен, что справедливо, что не ты один будешь нести эту ношу.
Бернардетт посмотрела на мужа глазами, полными слез мольбы.
«Умоляю, разреши ему помочь!» - прошептала Берни.
- Я буду у тебя к четырём. До вечера. – Отрапортовал Уоллис и повесил трубку.
До сантиментов Бернардетт мужчине дело не было. Он привычным движением включил новостную ленту на ПДА и уселся поудобнее в ожидании утреннего кофе. Берни неловко посеменила на кухню. Сказать ейм было нечего.
Значения на часах тянулись как смола за подошвой боник в жаркий летний день. Но Уоллис не терял терпение и самообладание. Как и условились, в четыре часа он встретился с Мэддоком и они отправились в «Прайдокс» вдвоем.
Мужчины заняли тот же стол, что и Уоллис один накануне. Вечерр тянулся так же, как вчера, казалось, привычно: меняются лица, пьяный галдеж, развратные девицы всех мастей сновали повсюду. Но оба пришедших понимали, что среди этой чехарды похоти, разврата и вопиющей бесвкусицы сокрыто что-то неочевидно важное.
Мэддок нервно потирал бороду кулаком. Он был человеком действия и бесцельное, как оно могло показаться, ожидание неведомо чего его угнетало. Пару раз он пытался заговорить с Уоллисом, но тот отвечал лишь холодным взглядом без вражды и ненависти, но и без интереса и доверия. Старый профессор чувствовал себя, как пристыженный школьник. Ему это было совершенно не по душе.
- Поезжай домой, Мэддок. – Произнес Уоллис.
- А ты?
- А я еще побуду здесь.
- Что вообще ты здесь пытаешься найти? Я понимаю твою заботу, тревогу, но бесцельное просиживание штанов в занюханном кабаке вряд ли принесет какие-либо результаты.
- Тревогу? Ты так думаешь? – Уоллис бросил вопросительный взгляд на сидящего напротив. – Тревожишься и нервничаешь, кажется, ты. Потому ты мне бесполезен и можешь ехать домой.
Мэддока ковырнуло за живое это замечание. Тем не менее, негласно он признал правоту оппонента и даже испытал зависть такой каменной стойкости и непоколебимости. Ему было неприятно ощущать превосходство Уоллиса, может, потому он решил не давать повода себя уговаривать.
- Приятного вечера. – Сказал Мэддок и не спеша отправился к выходу. В сердце его нарастал ком смешанных эмоций, трудно поддающихся расшифровке. Он негласно дал себе обещание проконтролировать возвращение Уоллиса домой, хоть и не вполне понимал что это ему даст. В своем спокойствии отец Оригана был страшнее ядерной войны, Мэддок словил себя на ощущении, что он обманут. Но сейчас это его не беспокоило. Назревало что-то серьезное, а потому для мелких обид места попросту не должно было остаться.
Уоллис проводил его безразличным взглядом и вновь погрузился в гул этого затхлого человеческого муравейника.   
Внезапно его плеча коснулась чья-то холодная рука. Это был огроменный ихтинид. Жестом он увлек его за собой, предварительно накинув на глаза повязку. Они куда-то перенеслись, судя по ощущениям, потом недолго побродили по коридорам и он оказался перед простенькой дверью. Ихтинид жестом приказал войти.
В небольшой комнате  Уоллиса встретил старый центурианец. Мужчина испугался и сделал шаг назад.
- Вам не стоит бояться, если нет плохих намерений. Меня зовут Руан. Присядьте, я вижу, как вам некомфортно стоять.
Уоллис многое повидал, но впервые встречал жителя Центурии воочую. В голове роились страх и интерес, тем более, что инопланетянин отнесся к старику не враждебно.
- Ваши глаза. Такие я недавно видел. Ваш сын?
- Ориган был у вас? – обнадежено спросил Уоллис.
- Да, заходил. И я сделал ему подарок. Как его разработки?
- Он вам рассказывал о них?
- Ну разумеется, иначе с чего бы мне давать ему иониум? – громоподобно изобразил подобие смеха Руан.
- Застопорились. Он сейчас не в себе. Убийство Зоада – ваша работа?
Центурианец тряхнул головой и блеснул черными глазами.
- А вам не занимать не то наглости, не то бестолковости. Впрочем, на дурака вы не похожи. Оставлю за собой право не отвечать на те вопросы, на которые не хочу. Так зачем же вы пожаловали…
- Уоллис. Меня зовут Уоллис.
- Прекрасно. Зачем жы ко мне пожаловали, Уоллис? Вам тоже нужен иониум?
- Нет, нет, что вы. Мне он ни к чему.
Центурианец одобрительно закивал.
- Что же тогда?
- Я хотел узнать есть ли у Огригана проблемы из-за иониума, но раз вы сами добровольно его ему вручили…
- Это верно. Проблем у парня никаких не предвидится… Конечно, если я буду уверен, что иониум, который находится у него пошел на то, о чем он говорил.
Сердце Уоллиса сжалось от страха.
- Я не знаю, что вам наговорил этот глупец, но сейчас он не делает ровно ничего, кроме распития напитков. Полагаю, иониум в безопасном месте и отложен до лучших времен.
- Уважаемый, Уоллис. Осмелюсь заметить, что ваш сын вовсе не глупец. А еще отмечу и то, что у меня личная заинтересованность в его проекте.
- Уверен, что скоро он одумается и возьмется за работу.
- О, в этом я не сомневаюсь. Пьет спиртное, говорите?
- Он не любитель, просто сейчас…
- Полно, нам ведомо об этом коварном алкоголе. Эклеан первый – наш император был горазд до него. Это его и сгубило. Забавно, не правда ли?
В комнате повисла леденящая душу тишина.
- Я понимаю ваши опасения, правда. – Сказал Руан. – И вы хороший отец и, судя по всему, порядочный человек. Я помогу вам и вашему сыну.
- Правда? Как же?
- А вы наклонитесь поближе, я вам все расскажу.
Уоллису было страшно, не не повиноваться он не мог. Он склонился над столом, за которым сидел центурианец, на лице которого нельзя было уловить ни единой привычной эмоции. Руан молчал пару минут, словно принимая решение. Озадаченный таким поведением мужчина поднял на него удивленные лазурные глаза, полные ожидания и страха.
Через мгновение воздух в помещении запах озоном, а голова Уоллиса сжималась как резиновый мяч в когтистой лапе центурианца.
- Простите меня, Уоллис. Я не могу возложить на вас такую ношу, как сохранение тайны наших с Ориганом дел. Вы хороший человек. При иных обстоятельствах я бы никогда вам не навредил. Прощайте.
Ужас в глазах старика замер не надолго. Мощные когти центурианца легко раздавили кости черепа и намертво вцепились в мозг. Уоллис был уже мертв, когда по руке Руана забегали змейки электрического тока и зажарили мужчину изнутри.
Бездыханное тело рухнуло на пол. Руан невозмутимо сел за свой стол. Он мог бы испепелить беднягу до кучки пепла, но этот старик вызывал у него симпатию и жалость. Пожалуй, он был достоин того, чтобы его похоронили со всеми почестями, а не занесли в списки без вести пропавших. Центурианец подозвал ихтинида и отдал несколько коротких распоряжений на каком-то щелкающем наречии. Иноземный не то охранник, не то слуга кивнул и водрузив себе на плечо тело Уоллиса скрылся.
Руан думал про Оригана… Предстояло много работы.