======================= 18. Щитомордник Палласа и другие
После окончания школы дни понеслись каруселью — днём работа, вечером институт, выходные Нина проводила в библиотеке: писала сочинения (объём не мене 12 тетрадных листов, цитаты обязательны) собирала материал для курсовых работ (ссылки на источник обязательны). В Нинином институте учились одни девчонки, на работе женский коллектив, так что знакомиться было не с кем и негде, а на танцы Нина не ходила: нельзя девушке ходить одной на танцы, можно только с женихом. Так принято.
Бабушке и маме бесполезно объяснять, что в России принято иначе. Боясь их огорчить, Нина не ходила на «огоньки», которые устраивали в Нинином классе на 23 февраля и на 8 марта, а когда подросла, не ходила на школьные вечера, не пользовалась косметикой, на мальчишек из класса смотрела равнодушно, разговоров «на эту тему» избегала, от пристальных взглядов краснела и испуганно шарахалась. Бабушкино воспитание дало свои горькие плоды, вкушать которые придётся долго.
* * *
Круг друзей сузился незаметно, не вдруг. Сначала исчезли институтские подруги: институт окончен, их теперь ничто не связывало, поняла Нина. В архиве Ленинской библиотеки в Нинином отделе работали одни женщины, все замужние, все с детьми… В гости никто не зовёт, за мужей боятся, как бы не увела. Нина на такое не способна, но не объяснять же…
Объяснять не пришлось.
Главный хранитель фондов архива Ленинской библиотеки праздновал пятидесятилетний юбилей. Нина впервые была на таком торжественном мероприятии, надела вишнёвое платье цвета «ягодное варенье», рубиновые серьги (Натэла отдала, прощальный подарок Машико) и туфельки на золочёных шпильках, и провела полчаса перед зеркалом, чтобы выглядеть прилично. На церемонию поздравления пришли все отделы. Многих Нина видела впервые.
Именинника поздравляли по очереди, и в торжественной тишине горделиво звучало: «Отдел документов по личному составу… Отдел использования документов… Отдел централизованного учёта… Отдел обеспечения сохранности документов дореволюционного периода… Отдел обеспечения сохранности документов новейшего времени… Сектор обеспыливания архивохранилищ… Отдел комплектования и делопроизводства… Отдел микрофильмирования, реставрации и консервации документов».
Юбиляру вручали цветы и подарки и аплодировали, как в театре, Нина вместе с представителями своего отдела тоже аплодировала и не могла перестать улыбаться, словно юбилей праздновала она сама, а не главный хранитель фондов. Наконец отзвучало последнее поздравление, отгремели последние аплодисменты. Но праздник на этом не кончился, и всех пригласили в ресторан, который юбиляр арендовал на весь вечер.
К удивлению Нины, каждый отдел сидел за своими столиками, соблюдая, так сказать, иерархию. Ещё больше она удивилась, когда к их столику подсел импозантный бородатый мужчина.
— Кто это? — спросила Нина у своей соседки, методиста Марины.
— Художник-реставратор архивных документов, — ответила Марина. И ещё что-то сказала, но Нина не расслышала: от волнения уронила под стол вилку и теперь ползала под столом и шарила руками по полу, но вилка куда-то запропастилась.
— Да где ж ты есть, тварь ты подлая… А ещё ты знаешь кто? Ты… — Нина в сердцах выругалась. И увидела чью-то руку с зажатой в ней вилкой. — Это ваша вилка?
— Нет, это ваша.
— Моя? — Нина протянула руку, но её собеседник вилку не отдал. — А ваша… где?
— На столе.
— А тогда что вы здесь делаете? Зачем вы здесь?
— Хороший вопрос. Вилку вашу искал. Нашёл.
— А это точно моя?
— Если вы сомневаетесь, мы можем поискать ещё, — вежливо предложил невидимый незнакомец. И так же вежливо добавил: — Не пристало девушке так ругаться. Нехорошо. Неприлично.
Тяжёлая скатерть опускалась почти до пола, Нина под столом не видела лица говорившего, значит, и он не увидит, как она покраснела, хотя ругалась вполне так прилично и шёпотом.
— Я нечаянно. Вилка грязная, с пола, и как мне теперь есть?
— Вы хотите есть?
— Хочу, конечно. Иначе зачем бы я сюда пришла?
— Вообще-то все пришли отметить юбилей Геннадия Антоновича. А вы, значит, пришли поесть. Чтобы дома посуду не мыть.
Нина под столом хрюкнула от смеха, больно стукнулась головой о столешницу и снова выругалась, на сей раз по-грузински:
— Шэни траки! (Задница!)
— Пожалуй, вилку я отдам, она вам пригодится: после вина надо закусывать, майнэ либэ, у вас язык заплетается.
— Я не вайнэ… не дайнэ либэ! Не ваша, то есть, — прошипела Нина в лицо невидимому собеседнику, отобрала у него вилку и вылезла из-под скатерти.
И встретила змеиный взгляд.
— Светлана Владимировна? Я… вилку уронила.
— Вилку уронила, — повторила ведущий археограф ядовитым голосом. — И полчаса под столом искала, с чужим мужем.
— Да вам-то что за дело? С кем хочу, с тем и ищу, — непочтительно возразила Нина, в самом деле перебравшая вина. И не удержавшись, прыснула: Светлана Владимировна в костюме глиняно-коричневого цвета, переходящего в коричневую сепию с зигзагами оттенка сомон напомнила ей змею из подаренной когда-то Витькой «Энциклопедии земноводных, том 4» — щитомордник Палласа.
В точности она! «Широкая голова, очень заметная шейная граница, сверху на голове не чешуя, а более крупные щитки, наподобие рыцарских лат. Это темпераментная змея, в отличие от обыкновенного щитомордника. Может укусить без предупреждения. Охотится в дневное время». Ну в точности Светлана Владимировна, и повадки те же! Нина не выдержала и рассмеялась.
И только потом увидела стул, который кто-то поставил между ней и Светланой Владимировной, а раньше его здесь не было. Стул пустовал. Интересно, чей он?
Скатерть приподнялась, Нина со Светланой Владимировной испуганно взвизгнули (у них получилось хором), за столом засмеялись. Из-под скатерти вылез давешний бородач, отряхивая колени, на которых он ползал под столом в поисках вилки:
— А всё-таки вы проиграли. Я первый нашёл! — с детской радостью объявил бородатый реставратор и бесцеремонно уселся на пустовавший стул.
Остаток вечера Нина провела в компании художника-реставратора, который развлекал её, отпуская в адрес сидящих за соседними столиками меткие характеристики, и подкладывал в Нинину тарелку кушанья, представленные рестораном «в восхитительно вкусном ассортименте», как призналась ему Нина с набитым ртом, и реставратор сказал, что она просто очаровательна, просто шени траки. Нина подавилась сыром бри и закашлялась:
— Вы вообще… соображаете, что говорите? Вам не стоит столько пить.
— Как скажете, любое ваше желание будет исполнено. Завтра же пойду к наркологу и закодируюсь. Или лучше торпеду под кожу вшить… Что вы мне посоветуете?
Избавиться от нагловатого реставратора не получилось, и Нина махнула на него рукой: пусть… На Светлану Владимировну, которой, похоже, стало нехорошо, Нина не обращала внимания. Сама виновата: не надо столько жрать, тогда не будет плохо.
Реставратора звали Виктором, что вызвало у Нины улыбку: Витька, её Витька вернулся к ней — в новом амплуа, в экзотической профессии и в новой бороде!
Виктор работал в отделе микрофильмирования и консервации и занимался ручной реставрацией архивных документов. «Это тонкая и кропотливая работа. Реставрация документов на бумажной основе начинается с очистки листов от пыли и проверки текста на текучесть, так как загрязнения с документа удаляют влажной марлей. Если на документе обнаружен грибок, обязательна дезинфекция.
Весь реставрационный процесс проводится на специальном столе с подсветкой, чтобы были хорошо видны все изъяны документов. Разрывы листов заделывают специальной бумагой, которую наклеивают на документ с помощью специально приготовленного клея (клей варят специалисты архива). Разрушающиеся тонкие листы укрепляются с помощью реставрационной бумаги, а в случае сильного разрушения и потери механической прочности документ укрепляют способом дублирования на конденсаторную или микалентную (из волокон натурального хлопка, соединенных крахмалом) бумагу» — рассказывал Виктор.
Нина слушала с интересом, и даже рассказала ему о том, как занималась с Иваном Анатольевичем живописью и как она пыталась съесть земляничину с его картины.
— Так мы с вами коллеги, Ниночка! — обрадовался реставратор. Нина кивнула в ответ и не выдержав, зашептала ему на ухо про платье Светланы Владимировны, в котором она похожа на щитомордника Палласа.
Через минуту оба увлечённо спорили (шёпотом, чтобы не услышал "щитомордник"): Виктор опровергал Нинины определения оттенков (глиняно-коричневый и коричневая сепия) и утверждал, что платье ведущего археографа серо-коричневого цвета в сочетании с коричневым оленьевым… Или коричневым блошиным, чёрт её разберёт, у неё совершенно нет вкуса.
— Тогда уж насыщенный жёлто-коричневый или цвет кожаного седла для лошади, — не сдавалась Нина.
— Нина, при всём моём уважении… вы ни черта не разбираетесь в цветах.
— Скажите это щитоморднику Палласа.
— Всенепременно. Если вы об этом просите, я ей скажу. Ему. Но ведь он меня укусит. Она, то есть. Жена.
— Светлана Владимировна? Она что, ваша жена?!
— Жена. Вы не знали? Вы так очаровательно краснеете… Вижу, что не знали. Я не обижаюсь. Тем более, что вы правы. Змея. И лучшая из них – змея, это сказал о женщинах Паллад. Вы знаете, кто такой Паллад, Ниночка?
— Знаю. Древнегреческий поэт, жил в четвёртом веке до нашей эры, вторая половина.
— Вторая половина чего?
— Четвёртого века, господин реставратор.
Виктор собрался ответить, но Светлана Владимировна дёрнула его за рукав, зашипела по-змеиному:
— Мы тут ночевать остаёмся? Все наши уже ушли, мы одни сидим…
— Ну всё,Нин. Отговорила роща золотая. Тебе не жить, — зловещим шёпотом пообещала методист Марина, вставая из-за стола.
Её слова сбылись через неделю.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2020/02/17/1257