. 16.
Двенадцать красноармейцев и один командир. Вот и всё, что осталось от взвода, которым командовал Гиреев.
Их никто не преследовал. Но податься им было некуда: позади и справа были немцы, слева Волга, впереди деревня Выселки, уже оставленная нашими, но обойдённая пока еще и немцами. Небольшой квадрат леса, в котором оказался зажатым отряд, был для него единственным и, может быть, последним убежищем.
Лес угрюмо молчал. Хлопьями начал падать мокрый снег. Красноармейцы, ежась от холода, втягивали головы в воротники шинелей, молча смотрели на командира, ждали, что он скажет.
В волосах у него, на щеке и на шее запеклась почерневшая кровь. Тёмные глаза ввалились. Пересохшие губы потрескались. В голове гудело и пело на разные лады. Ныло всё тело, налитое свинцовой тяжестью.
Степана усадили на комель поваленного дерева. Один, распечатав пакет, достал марлю, другой полил на неё воды из фляжки, и непривычные к этому делу солдатские руки кое-как смыли с лица кровь, обмотали голову бинтами.
Гиреев вскинул болезненный взгляд, отыскивая Полежаева и Киселёва. Он не видел последних минут боя и той короткой схватки, в которую вступили его друзья, спасая взвод, поэтому и надеялся, что они где-то здесь, рядом. Ни того, ни другого не было.
- Чумак! - позвал Степан. - Выставь дозоры. - Наше счастье, если немцы не будут прочёсывать лес. Впрочем, им не до нас, спешат. - Прислушался к доносившемуся со стороны большака гулу моторов . Поток машин, судя по всему, редел. Зато там, куда они шли, нарастал шум боя. - Через шоссе нам сейчас не прорваться. Будем ждать ночи.
Отобрав троих красноармейцев, Чумак скрылся с ними за стволами деревьев.
Кривцов, добровольно взявшийся ухаживать за раненым взводным, не отходил от него ни на шаг. Настелил под разлапистой елью веток, уложил на них Степана. Порывшись в вещмешке, отыскал древний сухарь, сдунул с него крошки.
Только сейчас Гиреев вспомнил, что давно ничего не ел. События минувших суток промелькнули в его воспалённом мозгу неразборчивой круговертью. Как это могло уместиться в несколько часов столько событий: и артиллерийский налёт немцев на Выселки, и томительное ожидание атаки, и ночная разведка, и этот, казалось, целую вечность длившийся бой?
Вернулся Чумак, сел рядышком.
- Попали в ловушку, - с горечью сказал он.
-Вырвемся, - заверил Гиреев. - Только бы до темноты продержаться.
В стороне вдруг - тревожный окрик:
- Стой! Руки вверх!
Чумака как ветром сдуло - опрометью бросился к часовому. Заклацали затворами остальные бойцы. Схватил леденящий приклад винтовки и Степан.
Оказалось, задержали троих неизвестных красноармейцев. У них был ручной пулемёт и запасные диски с патронами.
- Говорят, из пулемётного батальона, - сообщил Чумак.Был тут такой, - подтвердил Гиреев. Опираясь на локоть, приподнялся. Кривцов помог ему встать. - Как здесь очутились? - сприсил он перепуганных пулемётчиков.
Ответил угрюмый с виду, но расторопный боец.
- Нам сказали: "Без приказа - ни шагу назад. Вот мы и сидели в своём дзоте. Хватились - соседей ни справа, ни слева. Сунулись туда - немцы. Пошли к дороге - опять..."
- С нами останетесь?
- Куда же нам деваться.
- Пулемёт исправен?
- Как часы!
Неожиданное пополнение в отряд приняли с радостью. Теперь их стало шестнадцать
Время тянулось томительно медленно. Непоседливый Чумак то пытался прилечь на отсыревшую от таявшего снега землю, то вдруг вскакивал и, вытянув шею, прислушивался к не так уж далёким раскатам артиллерийской канонады. На шоссе, как-будто, стало совсем тихо.
-Схожу, проведаю? - с мольбой в голосе обратился он к Гирееву.
- Осторожно только, - предупредил Степан.
Чумак возвратился скоро и заметно повеселевший.
- На дороге никого нет, - сообщил он. - Надо идти.
Взбодрённые новостью, красноармейцы собрались быстро и через шоссе перемахнули без происшествий.
С полкилометра бежали, временами оглядываясь - нет ли погони. Потом, почувствовав себя в безопасности, заметно сбавили шаг. С трудом поспевавший за всеми Гиреев остановился, наконец, чтобы перевести дух.
Спешка была теперь ни к чему. Надо было хорошенько обдумать, как и куда двигаться дальше. Посожалели, что нет карты. Потом сообразили, что без неё легко обойтись: по не стихающему шуму боя не составляло труда определить, куда движется линия фронта.
- Дробить взвод не будем, - решил Гиреев. - Пойдём все вместе.
С ним согласились, и отряд выступил в поход.
Бойцов со всех сторон окружал дремучий лес. Здесь даже в ясный день лучи солнца не пробивались наверное сквозь крону деревьев. А сейчас, когда сверху прижали тяжёлые тучи, было почти совсем темно.
Бой удалялся, или шёл на убыль, только скоро сделалось совсем тихо. Ориентироваться стало трудно.
Передние бойцы набрели на давно не езженную дорогу. Пошли по ней. Но колеи то отчётливо виднелись на поросшей мхом земле, то терялись. Наконец, с дороги сбились совсем.
Через некоторое время натолкнулись на забор из кольев и жердей. Степан знал, что такими заборами жители огораживают обычно лесные пастбища, чтобы скот не разбредался.
- Должно быть, выгон, - высказал он предположение.
- Значит, поблизости есть жильё, - не то спрашивая, не то утверждая, сказал Чумак.
-Не плохо бы харчами разживиться, - помечтал Кривцов.
Решили, что в деревню, если она есть где-то поблизости, пошлют разведку. Сейчас было самое время узнать, куда забрели.
Пошли вдоль забора. Но сколько ни шли, конца ему не было. Выбившись из сил, сделали привал. И тут кто-то крикнул:
- Мы здесь уже были!
Поднявшего переполох красноармейца окружили, стали приглядываться к помятой траве и без труда отыскали следы.
- Выходит, на одном месте кружились.
- Сами себя догоняли, - съязвил кто-то.
Было уже совсем темно. И никто даже примерно сказать не мог, где свои, где немцы.
- Придётся ждать до утра, предложил Чумак.
- Иного выхода нет, - согласился Гиреев и разрешил развести костёр.
Поздний серый рассвет принёс первые тревоги: приглушённые далью, донеслись отзвуки перестрелки. Насторожившись, бойцы начали строить противоречивые догадки.
- Наши атакуют.
- Может, и отбиваются.
- Там, выходит, линия фронта. Туда и идти надо.
Гирееву эта перестрелка ясности не давала."Бой, думал он, - мог вспыхнуть и в тылу у немцев. Через час ударяет в другом месте. Вот и будем метаться по лесу из края в край. Надо всё-таки искать какую-нибудь деревню."
Помощь подоспела самым неожиданным образом: где-то не очень далеко пропел запоздалый петух. Этому несказанно обрадовались, твёрдо зная, что в лесу петухи не водятся. Один только Кривцов сказал недовольно:
-Деревня рядом. Но там немцы.
- Это -почему же?
-Кукарекнул, - с самым невозмутимым видом доказывал Кривцов, - и ни один петух ему не ответил. Значит, остальных немцы съели.
Своей логикой Кривцов развеселил бойцов. Но когда отряд тронулся в путь, лес действительно вскоре раздвинулся, и впереди завиднелись крыши домов.
Радость на этом и кончилась: из деревни к лесу двигался отряд немцев. Красноармейцы мигом отпрянули назад. Но не побежали, а только спрятались за деревьями.
Гиреев и Чумак, приглядываясь, оценивали обстановку. Дорога, по которой приближались немцы, тянулась вдоль кромки леса, потом круто поворачивала в густую поросль молодого ельника.
В отряде было не больше пятидесяти человек. Если их подпустить поближе, да встретить дружным залпом, то вряд ли кто из немцев уцелеет.
Так думал Чумак. На это решился и Гиреев. Приказав бойцам изготовиться к бою, он шёл вдоль цепи и полушёпотом отдавал распоряжения:
- Без команды не стрелять! Приготовьте, у кого есть, гранаты. Огонь первыми открывают пулемётчики.
Немцы в разнобой печатали подошвами сапог по затвердевшей от заморозка земле. Шли молча, по четыре в ряд. Только шагавший впереди офицер временами оборачивался и выкрикивал что-то коротко и резко.
Его и прошила первая же пулемётная очередь. Затем она полоснула неровный строй из края в край.
Немцы в паническом страхе неистово заорали, в беспамятстве заметались в огненном вихре.
Красноармейцы гнали пулю за пулей. Стреляли в тех, кто пытался спастись бегством.
Полетели гранаты. Они с грохотом взвихривали клубы земли, на куски рвали тела живых и мёртвых.
- В штыки! - что есть силы гаркнул Степан.
С криком вырвались бойцы из засады, смяли нескольких остававшихся ещё в живых немцев, безжалостно кололи раненых, беспомощно барахтавшихся в груде тел. Подхватывали валявшиеся на земле автоматы, запасные обоймы к ним, всё, что попадалось под руку.
В деревне поднялся невообразимый переполох. Там бегали и кричали, тарахтели моторы и сыпались беспорядочные выстрелы.
- Отходим в лес! - скомандовал Гиреев.
Убегая от страшного места, где противно пахло пороховым дымом, палёным мясом и кровью, он оглянулся на миг и заметил разбегающихся их деревни солдат в зелёных мундирах. Немцы, приняв отчаянный налёт горстки красноармейцев за начало большой атаки, отступали без боя, без попытки оказать хоть какое-то сопротивление.
Потом, конечно, они опомнились, разобрались в случившемся, но взвод Гиреева к тому времени надёжно укрылся в глуши векового леса.
До крайности возбуждённые схваткой, бойцы долго лезли напролом через чащобу. Царапая руки и лица колючими ветками уходили дальше и дальше от места страшной мести, одно воспоминание о котором вызывало озноб и тошноту. Вконец измученные, сходу повалились на мшистую землю.
Гиреев, ударившись в суматохе обо что-то головой, вновь почувствовал на шее тёплую и липкую кровь. Но не было вчерашней изнуряющей боли и шума в ушах. Опираясь на ствол винтовки, он дышал часто и гулко. Начал было пересчитывать красноармейцев, но сбился и сказал Чумаку:
- Никто не отстал? Проверь.
Как это ни странно, обошлось без потерь. Зато почти у каждого было по автомату. Некоторые успели прихватить даже ранцы и сейчас проворно потрошили их. Запас в них был не богат. Но нашлось несколько пачек галет, консервы, сигареты, а в одном даже полкаравая душистого хлеба.
- Запасливый, видать, был Фриц, - заметил Чумак.
Кривцов, подойдя к Степану, загадочно покопошился за пазухой. Достав, наконец, увесистый парабеллум, удовлетворённо сказал
- У офицера снял. Бери!
- Спасибо! - улыбнулся Степан. Полюбовавшись пистолетом, сунул его в карман шинели.
- Разбередил рану- то? - забеспокоился Кривцов. - Надо заново перевязать. .. У кого есть индивидуальный пакет? - обратился он к красноармейцам.
Предложили сразу несколько. Сняв и отбросив в сторону окровавленный бинт, посмотрел на рану. Подошёл и Чумак.
- Здорово полоснуло, - сказал он. - Кость, наверно, не задета, а рана- в полчетверти...
В северном направлении весь день слышалась редкая перестрелка. Как только стало смеркаться, Гиреев, посоветовавшись с красноармейцами, повёл взвод на эти выстрелы. Ещё засветло пересекли какую-то дорогу, прошли метров триста лесом и вдруг остановились в недоумении: впритык к соснам стояло длинное деревянное здание, похожее на скотный двор. Инстинктивно поддались назад. Стали вглядываться пристальнее. Различили поодаль два ряда домов.
- Деревня!- прошептал Чумак.
Степан это уже и сам понял, махнул бойцам рукой, чтобы залегли. Чумаку сказал:
- Надо разведать, есть ли тут немцы.
Прихватив с собой одного из пулемётчиков, Чумак пополз к бывшей ферме. Крадучись держа наготове автомат, он пробрался вдоль стены до распахнутых дверей, долго прислушивался, потом скрылся в тёмном проёме.
С полчаса деревня не выдавала себя ни малейшим звуком. Всё это время красноармейцы стыли в напряжённом ожидании, боясь разговаривать даже шепотом.
Где-то, наконец, скрипнула дверь. Послышались неосторожные шаги, и из темноты вынырнули разведчики. Оба несли что-то, и когда сбросили груз с плеч, Степан увидел два наполовину наполненных мешка.
- Хлеб! - доложил Чумак. - И стал рассказывать всё, что удалось узнать: - Километрах в двух отсюда небольшая речушка. На этом берегу немцы. Окопов у них нет. Сгрудились в деревне Борисово. Если двигаться по речке вниз, там ещё есть деревня - Литвиново. Уже на той стороне. Чья она, неизвестно, потому что весь день переходила из рук в руки. - Передохнув, Чумак добавил: - Стреляют - у Литвинова.
- А это что за деревня?
- Зажогино.
- Немцев нет?
- Днём были. Часть их ушла в Борисово, остальные в Литвиново. На отшибе стоит школа. Там, говорят, тоже немцы и какой-то штаб.
- Та-ак! - прикидывал Гиреев. - Где пробиваться будем?
- Придётся обходить Борисово.
- Ясно... А хлеб где взяли?
- У бабушки, которая обо всём нам рассказала. Стояла, говорит, в деревне какая-то часть. Старшина привёз муки и попросил бабку испечь хлеб. Она просьбу выполнила, но деревню захватили немцы. Теперь не знает, куда его девать. Приходите, говорит, ещё раз.
Отряд двинулся в путь. Но у Борисова вспыхнул вдруг ночной бой. Судя по всему, наступали красноармейцы: временами отчётливо слышалось громкое "Ура!" . Схватка была короткой, но она спутала все планы: опять нельзя было разобраться, где немцы, где наши.
Пришлось ждать до рассвета. Высланная утром к реке разведка принесла радостную весть:
- На том берегу свои!
. 17.
Сквозь дырявые тучи несмело проглянуло солнце. Его косые лучи огнями скользнули по чёрной гриве леса, и на зелёных лапах елей серебром засверкали капельки воды.
На самой вершине одинокой берёзы качается плутовка - сорока. Взмахивая длинным хвостом, она недоверчиво косит чёрный бисерный глаз на человека, неподвижно лежащего под кустом можжевельника, недалеко от давно не езженной дороги. Человек медленно приподнялся, из груди его вырвался протяжный стон. Сорока взмахнула крыльями и пуховым мячиком скрылась в зарослях.
Ершов бессильно опустил голову, несколько минут лежал неподвижно, потом снова с трудом открыл глаза и долго не мог сообразить, что с ним, где он находится. Взгляд остановился на кусте шиповника, густо разросшегося у края дороги. Листья ещё не опали. Семёну показалось, что когда-то, наверное давно-давно, может, когда он был ещё маленьким, видел такой же вот куст шиповника. "Где я?" - силился он вспомнить.
Недалеко затрещал автомат.С куста шиповника, словно подхваченная ветром, поднялась крикливая стая воробьёв. Лёгкий, как вдох, послышался ещё выстрел...
Ершов упёрся дрожащими руками в холодную землю, попробовал встать, но тут же упал от режущей боли, пронзившей все тело. Когда он снова открыл глаза, рядом с собой увидал винтовку и немного в стороне - небольшой, величиной с кулак, почти круглый камень. Как сон, Семён вспомнил всё, что случилось.
Потянулся рукой к винтовке. Дрожащими пальцами обхватил холодную ложу. С величайшей осторожностью, переставляя локти и упираясь ногами, подался вперёд. Закружилась голова. Подсознательное чувство опасности подсказывало ему, что надо уползти от дороги. Он несколько раз терял сознание и , как только приходил в себя, полз вперёд. Вдруг звонкие голоса заставили его насторожиться.Поглядел на дорогу и чуть не вскрикнул: по дороге, прихрамывая, медленно шагал Киселёв. Он был без шинели, гимнастёрка разорвана, руки заломлены за спину. Сзади него, громко смеясь, с автоматами наготове, шли немцы. Их было двое. Один то и дело подталкивали Петра в спину.
- Издеваешься, сволочь! - не выдержав, злобно проговорил Киселёв, обернувшись, и так грозно поглядел на немца, что тот попятился и пригрозил автоматом, потом, высоко подняв ногу, ударил Киселёва в спину. У Петра подкосились ноги, и он упал. Упал прямо лицом в скованную заморозком землю. А немцы, любуясь, как он, со скрученными за спиной руками, пытается встать, безудержной смеялись.
Ершов заскрипел зубами. Вскинув винтовку, выстрелил. Один немец упал. Другой кинулся бежать. Но пуля догнала и его. Он заковылял ногами, споткнулся и упал.
Киселёв, лёжа на боку, глядел на Ершова обезумевшими глазами. Задыхаясь, глотая воздух, крикнул:
- Спасибо, спасибо, браток!
На мгновенье он закрыл глаза. Из-под ресниц выдавились крупные, как горошины, слезинки.
Справившись с нахлынувшим волнением, Пётр приподнялся на колени, встал, подбежал к Ершову и только тогда узнал его
- Эх, браток, как тебя разделали! - болезненно поморщился он. - Встать - то не можешь? Нет?
- Беги! - прошептал в ответ Семён. - Убегай отсюда, оставь меня.
- Ты с ума сошёл? - Пётр торопливо прилёг рядом, повернулся к Ершову спиной.- Ну- ка, попробуй, может развяжешь.
Долго, вначале ослабевшими руками, потом зубами развязывал Семён тугой узел. Развязав, как-то легко вздохнул, сказал:
- Теперь беги... Видишь, я не могу.
- Нет, дорогой, тебя я не оставлю!
Пётр подбежал к немцам, взял у одного автомат. Другой ещё дышал, конвульсивно дёргал ногами. Киселёв стукнул ему по голове рубчатой рукоятью автомата, и немец, вытянувшись, стих. Пётр подошёл к Ершову, склонился, подсунул ему под спину и под коленки свои руки. Семён застонал.
- Больно?... Ничего, браток, потерпи.
Подняв Семёна, он крупно зашагал в лес. Шёл, пока не выбился из сил. Выбрав место посуше, остановился, осторожно положил Ершова на землю, устланную зеленоватым мхом, сел рядом,участливо спросил:
- Тяжело?
Шевельнув языком, Семён облизал спекшиеся губы.
- Зря... Зря ты связался со мной. Оставил бы...
- Брось ты об этом!
Ершов ёжился от пронизывающего насквозь холода, прятал лицо в воротник шинели и, часто дыша, с жадностью глотал воздух. На лбу, от левой брови к правому виску, дышащим разрезом зияла рана. Широко открытые глаза казались стеклянными. Сквозь желтовато-землистую кожу отчётливо поступали угловатые лицевые кости.
Киселёв снял с себя нижнюю рубашку, изорвал её на узкие полосы и перевязал Ершову рану.
- Кузнецов . .. это меня...- тихо заговорил Семён.
Пётр подумал, что он в бреду. Слушал, не перебивая Ершова.
Кругом в строгом молчании высились седоватые ели. Между ними, вытянувшись в струнку, бледно жёлтыми столбами стояли сосны с голыми чуть не до самых вершин стволами. Воровски кралась ночь, окутывая лес тяжёлым мраком.
- ... Он убежал из батальона, - продолжал Ершов. - Я думал задержать его... И вот... камнем.
Он говорил всё тише и тише. Киселёв, вслушиваясь в его свистящее, захлёбывающееся дыхание, старался закрыть его потеплее шинелью, согревал, прижавшись своим телом.
Под утро Ершову стало лучше. Он даже попробовал сесть, правда, тут же, почувствовав тошноту, прилёг. Расспрашивал Киселёва, чем кончился бой.
- А Полежаев что же, где он?- встрепенулся Семён, узнав, что Иван был захвачен немцами.
Пётр ответил не сразу.
- Наверно, расстреляли его, - с трудом выговорил он.
- Нас привели в какую-то деревню, заперли в сарай. Допрашивали, били. Ивана трижды брали на допрос. Последний раз увели, и он не вернулся.
Пётр снова замолчал. Семён больше ни о чём не спрашивал.