Жизнь спокойная. И казалось, так будет всегда. Но теперь сидит, сигарета тлеет в дрожащих пальцах, а он думает, как поступить. Что сказать при следующей встрече, если она конечно состоится. И что скажет она, невольная убийца его покоя. Вот ведь, как бывает, из-за угла словно вор, любовь. В самый не подходящий миг. Пришла. А где ж тебя сука носило все эти годы? Вот так злобно хотелось бы спросить. Где же ты шастала, пока я был свободен...
Затушил окурок, поднялся с лавки, прошел в сени и на улицу. Вдохнуть свежего воздуха, который теперь, после встречи с любовью, стал пахнуть как то по особенному сладко. По весеннему таинственно. С надеждой. И стало ему ещё тоскливее. Захотелось плюнуть на всё, бросится к Ирке и вцепиться в неё, и вдыхать от каждого сантиметра девичьего тела. Но знал, что хоть и любит - оттолкнет, зальется краской стыда, может быть заплачет. Хочет она его, но как, если и дети и жена у него, и все о том знают. А она приехала в их поселок и теперь разрушает семью... Зубы стиснул от досады. Где же тебя сука носило?
Пушки били по берегу. Но снаряды падали не долетая цели. И поэтому солдаты сидели спокойные; уставшие лица грелись у керосинки в землянках. Огонь развести не давали обстоятельства, а ночи выдались морозные. Он лежал в полудрёме, думал о ней. Странно, именно о ней. Дети изредка прорывались в воспоминания. Хотя вот и маленький Андрюша улыбается. И Анютка. Любимые дети. И Ира где-то между ними, а жены нет.
- Эй, спишь? - спросил комбат, лежавший на мешке рядом.
- Нет, - прохрипел он, - разве тут уснешь, долбят и долбят.
- Не помню, показывал я тебе или нет, глянь, - комбат протянул черно белое фото. На нем девица в кружевном платье, с длинными вьющимися волосами на круглом миловидном личике. Подпись: "Ялта, 1935".
- Красивая, - ответил он и стал рыться за пазухой, в поисках своей фотокарточки, которую как то сделали всей семьёй в клубе сельсовета.
- Это моя дочь, - сказал комбат, - на мамку похожа. Вот гляжу на нее и как будто обеих вижу. Жены фото потерял я, под Москвой.
- А у меня вот, - он протянул семейное фото. Мальчик и девочка стояли перед женщиной с утомленным и несколько напряжённым лицом. Ее тонкие, веткообразные руки лежали на детских плечах. - Это она перенервничала, не каждый же раз фотограф приезжает, - засмеялся он и вдруг совсем рядом долбануло. Настолько близко, что бревенчатый потолок подпрыгнул, осыпая с себя землю.
- А черт! - крикнул комбат. - Выходим, в укрепления...
Но было поздно. Второй снаряд угодил ровно в цель.
Что было дальше он не помнил. Открыл глаза, белый свет. Где он, кто он, ничего не понимал. Потом медленно до него дошло, что он человек. Но имени человек не знает. Однако у каждого человека оно есть. Вдруг раздался женский крик:
- Ирочка, проснулся твой!
Перед глазами мутно, ничего не ясно. Но кое как различает он потолок с лампочкой, скосив глаза вправо видит кусок открытой шторы и оттуда дневной свет, густой и щедрый, с ясного неба.
Дышать больно. Но нужно. И он старается, хотя каждый вдох неприятно бьёт в правый бок.
Слышит - суетливые шаги. И вдруг в палату входит девушка и тут же склоняется над ним. Красивая и смотрит ласково и говорит так нежно:
- Ну, здравствуй...
Улыбается. И он в ответ тоже хочет, но не понимает, получилась улыбка или нет.
- Как ты? Как себя чувствуешь?
- Хрррр... - вырывается у него изо рта.
- Погоди, погоди, - она исчезает и возвращается со стаканом воды. Аккуратно приподнимает его голову, и он делает пару глотков.
- Где я? - тихо прошептал он и девушка ответила:
- В госпитале... А ты меня узнал? - с тревогой спросила она и он ещё раз пробежался по ней глазами и улыбнулся:
- Мне теперь все как будто на одно лицо, - ответил он и девушка пригеяла грустный, печальный вид, медленно развернулась и ушла. Сон быстро сковал его разум.
Ночью он открыл глаза и снова увидел ту девушку. Теперь она была ещё ближе, её губы лёгкими поцелуями бежали по его лицу, на которое капали слезы из девичьих глаз. Он молчал, внимая ласке. А она нетерпеливым движениями рук, гладила его тело и шептала:
- Милый мой, любимый...