Приключилась, значит, с Генкой Пузатым и его соседом Сенькой Драконом следующая историйка. Всё было, но до такого они еще не доходили. Ну, да ладно. Не успели похоронить Генка с женой Галиной и соседями Сеньку, ну, производителя, которого зарубил топором вместо крысы приехавший в село из города соседской дочки будущий муж, (читайте байку № 6), так буквально на следующий день, случилась новая оказия.
Проснулся Генка Пузатый со страшной головной болью. А то как же, соседи за зарубленного Сеньку «паленкой» рассчитались. Правда, и сами ее пили, и Генку Пузатого хорошенько накачали, чтобы зла не помнил…
«Рассольчику, бы, да холодненького», — подумал Генка Пузатый только разлепив глаза, но вставать не то, что не хотелось — не мог он. Мозг его, одурманенный выпитым в тот вечер, едва справился с тем, чтобы Генке «сообщить» о своей боли. Обо всем другом мозг ничего не соображал. Он даже воспротивился дать команду грузному Генкиному телу встать с постели, а ногам протопать в коридор, где стояла наполовину пустая банка с огурцами, покрытыми холодненьким рассольчиком.
«Ну, ладно, не могу я, сможет Галина», — наконец-то додумался своим выхолощенным, болящим мозгом Генка. Хотел было повернуть голову, а не тут-то было.
Язык не развязывался, голова была не то деревяшкой, не то чугунной сковородкой, короче, непонятно какой, и, как и язык, не слушалась Генкиных потуг позвать Галку, чтобы принесла рассольчику из коридора.
«Ну, всё, скорее всего, уморили меня соседи, — лениво думалось Генке. Может быть, что решили и с самой Смертью меня познакомить…»
Упитый и проспиртованный мозг Геннадия расхлебанно сигналил ему, что особо старался «угодить» сосед Сенька, по-уличному Дракон. Всё подливал, да подливал паленку в Генкин стакан, приговаривая:
— Выпьем, соседушка, выпьем…
И Генка, дурак, хлебал паленку как газировку.
«Всё, когда смогу встать на ноги, пойду и накостыляю Дракону по самое «во!». Хотя, если встану. Нет, это они этой паленкой мне в отместку за кличку нашего прозводителя. А причем тут я? Не я его Сенькой называл. Его назвал еще прежний хозяин…»
Всё было бы ничего, как тут к Генке с Галиной в шесть утра прибежала Таська Дракониха да как затарабанит во все окна.
Галина в одной ночнихе подхватилась и к двери, открыла.
Дракониха вся в соплях и слезах:
— Сеня мой то ли умирает, то ли уже умер. Что делать, Галя?
— А ты зажженную спичку к его рту подносила?
— Так тогда он спирт неразведенный пил.
— А сейчас спичку подносила?
— Подносила, ничего, не горело. Спичка потухла. А он еле дышит.
— Говорила же тебе, что не будем паленку пить!
— Меня-то ты отговорила, а их разве отговоришь, — снова запричитала Таська Дракониха. Что же делать?
— Если еще дышит, в больницу его вези, а если…
— А кто его повезет? Все мужики вчера в села пили, а скорая часа через три приедет, если приедет…
— Проси тогда Валерку который водилой в похоронном бюро работает.. Он не пьет, да и катафалк он у дома держит…
— Дура ты! Что, я его на катафалке в больницу повезу?
— Ну, значит, если не успеешь, то на катафалке и повезет Валерка твоего Сеньку, да только в морг.
— Типун тебе на язык, — пробормотала Таська Дракониха и помчала домой.
…Увезли, значит, Сеньку Дракона на катафалке в больницу, где его с трудом отходили, а Генке Пузатому вскоре даже полегчало чуть-чуть. А вот, когда Галка принесла ему литровую кружку рассолу, и вообще стало хорошо…