Наваждение

Капустин Яков Михайлович
                -Извините ваше-ство я вас обрызгал…я нечаянно
                -Ничего,ничего
                А.П.Чехов.Смерть чиновника         

Павел Сергеевич Горелин проснулся, как обычно, раньше всех, прошёл в туалет, почистил зубы, и уже приступив к зарядке, с ужасом обнаружил, что в голове у него крутится какая-то зарифмованная чушь:

-кАлина - мАлина
 похороним Сталина.

Непроизвольно, закрыв рот рукой, он оглянулся по сторонам, но вокруг никого не было, потому что жена и сын ещё спали.

Продолжив кое-как делать зарядку, Горелин понял, что все его движения происходят в ритм двустишья, которое повторялось снова и снова.

-кАлина - мАлина
 похороним Сталина.

Самое странное было то, что ничего плохого он товарищу Сталину никогда не желал, а наоборот очень даже любил товарища Сталина и желал ему всяких благ.

Он вообще боялся думать о товарище Сталине вне служебных и общественных обязанностей, и откуда взялся этот вредительский стишок, было совершенно непонятно.

Вышла жена и, проходя в туалет, как-то странно на него посмотрела.

Она уже прикрывала дверь туалета, когда ему показалось, что она тоже произнесла этот дурацкий стишок:
-кАлина – мАлина
 похороним Сталина

 Павел Сергеевич, не находя себе места, дождался выхода жены, и взяв её за руку спросил:
-Что ты сказала?
-Когда?
-Ну, когда пошла в туалет?
-Ничего я не говорила - и жена опять странно на него посмотрела.

Он пытался удержать её за руку, но жена вывернулась:
-Отстань! Я ещё посплю.

         И тут до него донеслось из комнаты сына громкое декламирование:

-кАлина - мАлина,
похороним Сталина»

-Откуда ты взял эту гадость? - закричал Горелин - ворвавшись в комнату сына.
-Какую?  - Мальчик оглянулся – я ничего не брал...
-Я что, дурак по-твоему?- и он впервые в жизни отвесил сыну увесистую затрещину.
Мальчик заплакал.

Не ощутив никакого вкуса, Павел Сергеевич проглотил завтрак и вышел из подъезда к подъехавшей за ним персональной машине.

Обычно мрачный и неразговорчивый водитель Коля, что-то весело мырлыкал себе под нос, и Горелин почувствовал, что Николай тоже бесконечно повторяет так напугавшее с утра Павла Сергеевича двустишье.

Ничего не говоря водителю, чтобы не обозначить проблему, Горелин прошёл в свой кабинет, поздоровавшись по пути с секретаршей Верой Ивановной, которая уже приготовилась занести почту.

- Почта, Павел Сергеевич - сказала Вера Иванована, и Горели заметил, что она прячет глаза.

-Звонила Анна Павловна, сказала, что сегодня не придёт. Её куда-то там вызывают.

-Странно, что главный бухгалтер не согласовала это со мной – подумал Горелин и вдруг ни с того, ни с сего ляпнул:
-кАлина-малина….

Он успел зажать рот рукой и в ужасе посмотрел на Веру Ивановну.
-Она всё знает! – пронзила его страшная догадка - все всё знают.
И главбух не вышла на работу, чтобы не быть причастной.

Павлу Сергеевичу стало жарко.   



Чтобы дело не приняло непоправимый оборот, Горелин позвонил мужу своей сестры Андрею, который работал в органах и попросил с ним встретиться в парке напротив горкома партии.

         Андрей, выслушав сбивчивый рассказ Горелина, как-то странно посмотрел на него и спросил:
-Так ты решил и меня тоже в это дело втянуть?
-Во что это? Я ничего не знаю! Просто прицепилось стихотворение, как банный лист к заднице.
-Ты кого задницей называешь? Ты на кого работаешь?

Павел Сергеевич сполз на колени:
-Помоги, Андрюшенька, родной! Век буду тебе обязан! Мы же родные люди! – в отчаянии запричитал Горелин.

-Чем я тебе помогу? Я теперь сам вынужден буду доложить своему начальству.
Другого выхода у меня нет.

Не подав руки на прощание, Андрей ушёл.


В полном отчаянии и унынии, Павел Сергеевич поспешил на работу, по дороге зайдя в аптеку за валидолом.
Болело сердце, и гудела голова.
Нужно было позвонить жене и предупредить о возможном аресте и отдать распоряжения по управлению.

Ноги почти не слушались его.
Павел Сергеевич перебирал в памяти, что ещё за ним числится, кроме этого, и ему стало вообще нехорошо.
Мало ли в чём его ещё обвинят.
Они это умеют.
Хоть бы жена и сын не пострадали.

Он не успел войти в приёмную, как Вера Ивановна, вскочив со стула, подошла вплотную и громким шёпотом сказала:

-Звонили из обкома, сегодня ночью скончался товарищ Сталин.

Горелин не понимал её слов.
Он только чувствовал непреодолимую слабость и желание заснуть, чтобы никогда больше не просыпаться и чтобы не слышать об этом непоправимом несчастье для его семьи, для всей страны и для всего прогрессивного человечества.

Теряя равновесие, он присел на стул, но сразу же сполз на пол.

Уже теряя сознание, он видел испуганное лицо Веры Ивановны и вдруг отчётливо понял, что умирает.
Последней мыслью в голове мелькнуло, что теперь ни жена, ни сын его не пострадают.
И он умер со спокойным выражением на лице.

Хоронили Павла Сергеевича в один день с товарищем Сталиным, поэтому этого события в городе почти никто не заметил.