Рассортировывал по папочкам разные случайные фотки из интернетов, накопившиеся за последние месяцы в авгиевых конюшнях Downloads, и вдруг совершенно случайно попал в непреднамеренную червоточину — слайдшоу из двух картинок, моментально повергшее меня в транс: миниатюра XII века, изображающая сражение, кажется, английской и французской армий (типичная заваленная перспектива, лица-эмоджи, веселые цвета), и будничное — дежурное — как бы ничем не примечательное фото, присланное ровером Curiosity с поверхности Марса: скучный красный песок, на который робот положил кусок вулканической породы, подумав, что хьюманам может быть интересно.
Один мир и другой мир. В одном непропорциональные мужики восседают на разноцветных лошадях-химерах, нервно ерзая в преддверии болезненного средневекого махача с неизбежным вспарыванием животов и передавая друг другу сложные эмоции, из которых живописец, работавший на пределе своих скиллов, сумел запечатлеть только подобие детской хитрожопости; в другом — мелкий песок, безжизненная красная плита, контрастный свет, тень механической руки. В одном — длинноносый мужчина в странном колпаке и с не передавшимся на полотне ореолом вони, спешившийся с лошади и делающий неуклюжий шаг в сторону своего оппонента, подняв руки в как бы полуотчаянном жесте, отдаленно похожем на московское дорожное «Ты куда смотрел, баран?!» или трезвеющее испуганное «Тихо, тихо, зай, че ты, оставь его», в другом — прозрачная непригодная для дыхания атмосфера, трещина на монолитной плите, камень, пустота, неподвижность.
Две планеты, две цивилизации, два реальных и в то же время недостижимых мира: один — потому что уже замурован в прошлом, другой — потому что еще не пробит в будущем. В одном обитают кривоногие мужчины в пестрых штанах и со смешными на наш взгляд примитивными гримасами (в действительности скрывающими за собой всю гамму болевых ощущений от выворачивания кишок не слишком острым железным копьем на полном скаку), в другом — блестящие и ползающие на гусеницах научные машины, тихо и без видимой логики ковыряющие грунт безжизненной равнины, почти как весенние голуби возле станции метро «Баррикадная». И тех, и других создали мы, люди, и те, и другие живут в нашем воображении, иногда как будто бы даже подмигивая из углов экрана, поднимают шляпы и машут механическими конечностями, не то чтобы очень стараясь, но все же помогая нам держать курс и не терять высоту в условиях нулевой видимости, в абсолютно черном и кромешно непроглядном, непрерывно заканчивающемся времени настоящем, откуда мы тщетно пытаемся вырулить в пункт назначения, всякий раз исчезающий с радаров в тот самый момент, когда кто-нибудь спохватывается и переспрашивает, а куда, собственно, мы движемся.