Иногда батюшка, вернувшись со службы, слушал радио. Уже который вечер читали Чеховскую "Чайку", и не то, чтобы он любил Чехова, и не так интересна ему была сама пьеса, но вот голос читавшей актрисы чем-то необыкновенно его привлекал. Едва он слышал этот голос, у него теплело на сердце. Читали пьесу вечером в одно и то же время, и он, после многотрудного дня слушал этот голос, отдыхая душой. И все хотелось узнать, кому этот голос принадлежит, но когда говорили имя актрисы, что-то его в этот момент всегда отвлекало. И, наконец, сегодня, он услышал ее имя - Ираида. Он даже со стула поднялся - имя-то какое редкое! Ираида... Батюшка заходил по комнате, и имя ее, как мед, звучало в его устах:
- Ираида, Ираида...
- Батюшка, что ты там говоришь?
В комнату вошла жена, матушка его, дородная маленькая женщина, отчего-то рано постаревшая.
- А, матушка, так... имя вот услышал редкое. Удивился.
Ему почему-то не хотелось делиться с нею своими чувствами, и он, застегнув душу свою на все пуговки, отправился на вечернюю молитву. А имя ее все не оставляло его, все звучало и звучало в ушах редкое ее имя.
Он долго не мог заснуть, ворочаясь на постели. А к утру ему приснился странный сон. Девушка с небольшой школьной сцены читает стихи, читает так выразительно, необыкновенно звучно, ярко. А себя он ощущает в зале, совсем юным, почти таким, как эта девушка, и он крутится в разные стороны и всех спрашивает:
- Как ее зовут? Как ее зовут?
Он и проснулся от того, что спрашивал вслух:
- Как ее зовут?
Сердце буквально выпрыгивало из груди - Ираида, Ираида...
Батюшка сел на постели, и при свете лампады взглянул на часы - 4-40. Он редко просыпался так рано, но уж если пришлось, сразу вставал на молитву. С этого дня батюшка вписал имя ее в свой помянник и стал за нее молиться.
Года через два к нему на исповедь пришла женщина, было ей на вид около сорока, высокая, в теле. Исповедовалась она сумбурно, иногда плакала, а после службы и причастия попросила его прийти к ним домой исповедовать мать.
- В прошлом году ее парализовало, она не встает.
Женщина, звали ее Натальей, поправила на носу очки. Рука у нее была белая, изящная, а ноги тяжелые, какие-то бабские, как у тяжело работавшей.
- Маме сколько вашей лет?
- 69.
- И как же зовут ее?
- Ираида.
У него даже сердце заныло.
- А кто она по специальности?
- Актриса.
Как он волновался, собираясь на эту встречу, как молился, прежде чем выйти из дома. Ираида, та самая Ираида, чей голос он не мог слышать без сердечного трепета. И сегодня он увидит ее, услышит ее голос.
Она жила в обыкновенной двухкомнатной квартире, заставленной мебелью и разными сувенирами. В передней он разулся и в носках прошел в ее маленькую отдельную комнату. Наталья открыла к ней дверь, и он увидел немолодую грузную седую женщину. Она полусидела на постели. Рядом с нею стояла пепельница, значит, она курила, и этот факт даже не сочли нужным скрыть от священника.
Он сел рядом с нею и увидел близко ее лицо: большие, слегка припухшие глаза, крупный прямой нос, полные губы. Наконец, она заговорила - властно, уверенно, хорошо поставленным голосом., как царица. И ее голос вливался прямо ему в грудь, проникая в душу, и он слушал и слушал его, пытаясь ничего не упустить из ее исповеди.
Пять лет он ходил к ним в дом, правда, не часто Ираида призывала его на исповедь, но исповедовалась всегда подробно, долго, порою мучительно. За неделю до смерти она причастилась и все просила его о дочери, чтобы батюшка не оставлял ее, с мужем она была в разводе, внук часто бывал без присмотра, потому что Наталья иногда выпивала. Он обещал ей Наталью не оставлять.
После похорон Ираиды в нем что-то словно заледенело, и сердце, сердце... как тяжело у него стало с сердцем. И ходить ему стало трудно, хотя батюшка был еще нестарым.
Однажды вечером, уставший, он слушал радио, передача была о птицах, и чужой женский голос поведал ему, что птица чайка никогда не забывает голоса своих родителей, на птичьем базаре из тысячи голосов птенец узнает голос своей матери. С этим удивительным известием он и уснул прямо в кресле, даже без молитвы. Ночью жена его разбудила и отвела на постель.
После смерти Ираиды священник прожил семь месяцев. Отслужил свою последнюю службу, причастился и вечером, в кресле, у радио, тихо умер.
И звучало долго и печально на панихиде его:
- Братия моя, поминайте меня… поминайте меня…
Тоненькая березка за окном клонилась и гнулась от порывистого сильного ветра., и казалось, что жизнь бесконечно длинна, холодна и очень сурова.
- Братия моя, поминайте меня…поминайте меня
- И всегда на молитве поминайте меня.