Парень четырнадцати лет по имени Лавр второй час высиживал на табурете в небольшой скромно обставленной типовой хрущёвской гостиной. Разгоняя затянувшееся безделье, он нервно покачивался из стороны в сторону и глухо шаркал новенькими мокасинами о шершавые половицы облупившегося со временем пола. Оранжевый сурик, которым прежний советский строитель лет шестьдесят назад выкрасил все полы в доме, пришёл в совершенную негодность. Краска задиралась целыми пластинами и крошилась, превращаясь в двуцветную труху. Квартирные хозяйки регулярно сметали в кучки образовавшиеся крошечные копны. Поддев совком средник трухлявой массы, они бросали этот настоявшийся мусор времени в помойные вёдра поверх пищевых и канцелярских отходов.
Вокруг Лавра плотным кольцом стояли его родственники, многочисленные знакомые, дружки по школе, дворовые собеседники и просто однажды видевшие его люди. Все они напряжённо всматривались в юношу, каждый намеревался что-то сказать или посоветовать, но строгий регламент проводов никому личных вывертов не позволял и, более того, внушал каждому из присутствующих одну и ту же мысль: "Лавр уходит. Мы все - его прошлое. Нет смысла слушать советы прошлого, когда впереди вот-вот народится будущее. Ведь будущее отрицает прошлое и правильно делает. Рудименты прошедших лет похожи на обвислые мешки с песком, болтающиеся вниз головой за кромкой корзины, летящей в будущее. Нужны они, по мнению компетентного прошлого, для того, чтобы управлять полётом. Какая чушь! Разве можно прошлое вместить в будущее? Программа? Даже если будущее формально продолжит начатую в прошлом программу, оно вложит в неё совершенно другие смыслы. Программа – метод, но не цель! Поэтому чем менее мы будем похожи на мешки с песком, тем выше будут наши будущие цели.
Представим прошлое как гусеницу. Эта отхожая тварь свивает кокон и в нём умирает. Через какое-то время из кокона, расправив клейкие крылышки, является на свет... бабочка. Обсохнув, она слетает с кокона, как с гнезда. Высчитав равновесие собственного тела к плотности воздуха, иначе говоря, «встав на крыло», беглянка исчезает в синих переливах неба.
И гусеница, и бабочка - этапы одного биологического процесса, но насколько же различны из "личные" цели. Если бабочке начнут давать советы пожилые садовые гусеницы, например, как правильней обхватить корявыми ножками капустный лист, чтобы удержать равновесие и, чего «доброго», не свалиться с лакомства, вряд ли бабочка оценит житейскую пользу подобных предосторожностей.
Вот так странно и нелепо битый час длилась процедура упомянутого выше расставания.
Ах, да, мы ничего не сказали по существу происходящего! Действительно, проводы четырнадцатилетнего парня - куда? В армию - нет, В мир иной - рановато. Остаётся одно - проводы в будущую жизнь, в которой наперёд не будет ничего из ныне существующего и даже предполагаемого.
Как так? Разве провожатые, которые сейчас обступили Лавра и напутствуют его о том о сём, разве они не окажутся вместе с ним в будущем? К чему этот спектакль, если нас всех ждёт единое будущее?
Что тут скажешь? Помните знаменитую строчку:
И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг!..
Однако понаблюдаем за Лавром. Четырнадцатилетнему парню тесно в кругу всеобщего внимания. Он тяготится проводами. Его гложет мысль: то, что происходит с ним и перед ним – вовсе не проводы в будущую жизнь, но утомительно долгий миг внезапно остановившегося времени. Прошлое, потерявшее по истечении «срока службы» способность к диалектике, иными словами, замкнувшееся само на себя и замкнувшее в себе всё сущее мира, фолит, вернее, творит форменное безобразие! Чтобы прикрыть свои диалектические немощи, оно чисто декларативно обращается к теме будущего, при этом обвесив «взлётную корзину» таким количеством мешков с песком, что мама не горюй(!) – бабочка не взлетит и представления не будет.
Так рассуждает юный интеллект, и в чём-то он прав! Что же тогда происходит на самом деле, и зачем все эти люди?
Прежде всего не надо думать, что время - это послушный расписанию поезд, который несёт нас «по долинам и по взгорьям» в любую погоду независимо от общей на Земном шаре обстановочки.
«Следующая станция «Будущее»» - слышится из репродуктора. И мы, улыбнувшись в окошко кому-то на перроне, сладко засыпаем, уверенные в том, что проводник непременно разбудит нас на подъезде к будущей остановке.
Увы, время – не перпетуум мобиле, не транспортёр «Антилопа – Гну». Время - очень своеобразная и норовистая лошадка! И не всякого она послушно понесёт в будущее. Иной раз встанет на дыбы, взъерошится да зашвырнёт седока в придорожный терновый куст, как куль с пшеном (или песком) – прощай, голубчик! Что ж, и такое бывает. Говорят же: «Парень неплохой, да только нет у него будущего пока с прошлым не разберётся».
А ты поди разберись, вона их сколько набежало. Срисовали кружок и гонят, как пацаны на сходке, пургу. Вроде кредиторов "бла-бла-бла". А ты башляй тут каждому!
Лавр сполз с табурета и, отмахиваясь от двух-трёх перекрёстных пристальных взоров, на цыпочках вышел в кухню.
- Ты куда? – услышал он спиной чей-то заговорщицкий шёпоток.
- Да я так, скоро уже… – ответил паренёк и приоткрыл балконную дверь.
Мёрзлый январский воздух брызнул в образовавшуюся щель.
- Эй, там, закройте балкон, дует же! – послышалось из гостиной.
- Да-да, сейчас! – весело крикнул Лавр и захлопнул дверь со стороны улицы.
Затем он подбежал к балконному ограждению, ухватился за деревянный валик и…
Расталкивая друг друга собравшиеся устремились из гостиной на балкон. Авангард бегущих целиком заполнил стандартную площадь балконной резервации. Каждый старательно перегибался через деревянный валик ограждения и выискивал в снегу тело несчастного Лавра. А напротив, на балконе соседнего дома стояла маленькая девочка с красивой высокой мамой. Девочка неотрывно смотрела на происходящее.
- Мама, эти дяди похожи на мешки с песком! Помнишь, ты мне читала про воздушный шарик?
Мама хотела было ответить, но в это время основание балкона, с которого только что исчез Лавр, не выдержало многолюдной нагрузки. Крепёжная арматура прогнулась, бетон треснул, и балкон стал поспешно разваливаться на части.
Ряды граждан, стоявшие возле самого ограждения, отчаянно жестикулируя и матерясь, посыпались вниз (как мешки с песком, срезанные с кабины воздушного шара). Под напором граждан, набившихся в кухню, на освободившиеся места на баалконе из дверного проёма вывалились новые любопытствующие, которые тотчас вслед первым провалились в образовавшуюся дыру.
Этот невесёлый вахтовый метод длился какое-то время. Наконец, объёмная плотность любопытствующих упала до минимума. И тогда граждане, к тому времени ещё не упавшие, осознали нелепицу и ужас происходящего.
Слава богу, случилось это на втором невысоком этаже типовой хрущёвки. Слава богу и то, что январские рождественские метели подстелили падающим гражданам мягкий полутораметровый снежок, а дворник дед Акий (вот ведь имя!) вторую неделю беспробудно пил и пустил снежную проблему на явный «самотёк».
Короче говоря, всё закончилось благополучно. Вот только Лавра в снегу не нашли. Ужели в будущее ускакал проказник? Выходит, он единственный из всех оказался той самой немешковидной бабочкой, на которую с отвращением смотрят гусеницы, и с умилением глядят дети.
- Мама, мама, бабочка! Я такую красивую никогда не видела, кто она? – девочка теребила мать за рукав шубки и указывала пальчиком куда-то вверх под самую крышу.
- Тебе показалось, милая. Бабочки так высоко не летают, - сухо ответила мать и продолжила наблюдать, как из снега выбирались, чертыхаясь и матерясь, упавшие люди.
Они были похожи на расползавшихся чёрных гусениц, до того их одежды сливались на фоне белого снега в чёткие смоляные силуэты.
- Да нет же, вот она. Я вижу её! – не унималась девочка.
- Радость моя, - нахмурилась мать, - бабочки зимой не летают.
- Мама, но зимой и гусеницы не ползают!
- Дочь, ты не здорова. Ну, какие в январе гусеницы?!
- Да вот же… - девочка махнула ручонкой в сторону соседнего дома и удивлённо посмотрела на мать.
Тем временем бабочка по имени Лавр поднималась всё выше и выше. «Конечно, она ко мне не вернётся, - думала девочка, - ведь теперь у неё в будущем есть другая девочка, такая же, как я…»
Действительно, с очень высокого балкона на бабочку внимательно смотрела точно такая же девочка, как и девочка из хрущёвской пяятиэтажки. Она была такого же роста, и только шубка, в которую девочка была одета, казалась совсем новенькой, какой-то ещё несуществующей. Подобные балкончики и шубки бывают только в мечтах. Но так как все наши мечты – это путешествия в будущее, значит, на бабочку по имени Лавр, смотрела девочка из будущего. Она трогательно манила летящую красавицу к себе и, отступив на порожек балконной двери, как бы приглашала четырнадцатилетнего Лавра в будущую жизнь!
Да-а, то травинка взломает асфальт, то бабочка вернёт времени диалектику. Весело жить на свете – ну правда же!