Ненадёжный человек

Серов Георгий Алексеевич
      
       На Иннокентия Петровича положиться нельзя было изначально. Ещё до момента его рождения. Даже ещё до момента его зачатия.

       Но так не бывает, скажете вы.

       Да нет, бывает – в случае с Иннокентием Петровичем, оказывается, возможно было всё.

       Сначала он ну никак не получался у своих родителей. Вот совсем никак, причём на протяжении лет этак двух, чем испортил их планы на отдых, покупку новой машины и ремонт квартиры. Ибо услуги гинекологов-урологов-репродукторов очень и очень недешевы.

       А когда, наконец, он получился, то испортил матери, да и отцу тоже, все ожидания и чаяния, связанные с беременностью и родами.

       Ибо не получилось мимимишной беременности, с ее голопузыми, а также в натянутой на распухшем пузе футболке «буду в апреле», фотосессиями рядом с улыбающимся счастливым отцом.

       Не получилось ни йоги для беременных, ни бассейнов и прочих прелестей, обычно доступных счастливым будущим мамочкам.

       Беременность была тяжёлой, с токсикозом, угрозой прерывания. То есть почти все месяцы этого счастливейшего периода в жизни каждой женщины будущая мать Иннокентия Петровича провела в стационаре на сохранении.

       Да не просто в стационаре, а в муниципальной больнице со всеми прелестями бесплатной медицины и в неизменном лежачем положении.

       Но вот ближе к концу срока будущую мать, наконец-то, решили отпустить домой. Ненадолго. Буквально на несколько праздничных майских дней, когда счастливые отдыхающие российские граждане едут в Турцию, другие, ещё более счастливые, но менее состоятельные – в сады и огороды на посадку картошки и иных овощей и фруктов, превращающихся по осени в разносолы.

       Планы матери Иннокентия Петровича ни на Турцию, ни на сады-огороды не распространялись, но и им осуществиться было не суждено. Иннокентий Петрович, почувствовав приливы и отливы материнского моря, принял это как сигнал к действию и решил родиться.

       Да, вот так. Прямо в выходной день. Дежурный врач не успел посадить картошку, ибо роды были сложные, долгие, плавно перетекшие в кесарево сечение.

       Не стоит и говорить, что все детство, отрочество и юность Иннокентий Петрович доставлял своим родителям немало проблем. Может, пословица сбылась про рождение в мае, может, какое-нибудь безвестное предсказание Нострадамуса или Ванги, но родители радостно вздохнули только тогда, когда их отпрыск закончил институт и женился.

       Будущая жена Иннокентия Петровича и не подозревала о всей полноте ненадежности и неправильности этого человека, а родители благоразумно умалчивали о некоторых деталях его существа, дабы девица, не ровен час, не передумала и не сбежала к кому-нибудь другому, более надежному и более правильному мужчине.

       Впрочем, через несколько лет семейной жизни несчастная женщина в этой полноте ненадежности и неправильности убедилась сполна.

       Взять, например, такой случай, когда при семейном просмотре шедевра зарубежного кинематографа, перевод названия которого звучит, почему-то, как «Невезучие», Иннокентий Петрович, расчувствовавшись, поперхнулся сушкой и упал в обморок.

       Пришлось вызывать «Скорую» и в итоге наш герой находился на излечении, но не в связи с тем, что он поперхнулся сушкой, а исключительно в связи с полученным при падении на пол сотрясением головного мозга.

       Всякий раз, когда разросшееся семейство Иннокентия Петровича собиралось на отдых, он получал травмы, едва совместимые с жизнью, его срочно вызывали на работу или банально отменяли рейс, закрывали Турцию, Египет и иные дружественные страны по причинам порядка несоизмеримо высшего, чем скромное существо Иннокентия Петровича.

       Однажды Иннокентий Петрович пришёл домой мрачнее обычного. На вопрос жены ответил, что в больнице ему поставили крайне неутешительный диагноз и жить ему осталось не так уж и долго.

       Поплакав и мысленно простившись с любимым мужем, супруга Иннокентия Петровича обзвонила родственников и втайне от мужа решила сделать ему прощальный подарок.

       Тут надо сказать, что Иннокентий Петрович очень любил рисовать и делал это весьма неплохо, но вот показывать свои творения посторонним стеснялся. Интровертом был до глубины души.

       Жена арендовала помещение, договорилась о выставке его работ, родственники ждали часа икс. Выставка, кстати, стоила жене и родственникам немалых денег, большинство которых было взято в банке в кредит.

       Но что не сделаешь ради умирающего? Правильно – всё сделаешь, ну или почти всё.

       Все ждали. Ждала уже отплакавшая своё жена, ждали родственники, ждал арендодатель помещения. Начинал нетерпеливо ожидать уже и банк. Возврата кредита.

       А Иннокентий Петрович жил и, более того, жил неплохо: он завтракал, обедал и ужинал с аппетитом, ходил на работу, рисовал.

       На немое вопрошание жены всякий раз пожимал плечами раздражённо и отвечал, понимая смысл вопроса, застывшего во взоре супруги: «не знаю, скоро, наверное....»

       Внезапный внеплановый медосмотр на работе Иннокентия Петровича стал откровением и неожиданностью для всех. Иннокентий Петрович был здоров. Абсолютно. Полностью. Даже насморка не нашлось. Или хотя бы застарелого бронхита.

       Да. Врач ошибся, неверно истолковав результаты УЗИ. Такое бывает. Бывает чаще, чем мы думаем.

       Скрипя зубами и уже со слезами горечи и бессилия перед размером набежавших процентов за пользование кредитом, выставку работ отменили.

       Иннокентия Петровича послали за хлебом вечером того же дня, когда он вернулся с работы и сообщил радостную для всего семейства новость об отмене смерти в муках.

       И тут обманчивая в иных вопросах, но неотвратимая в одном, решающем вопросе судьба настигла его в виде пьяного гопника за рулём.

       Произошло это, когда Иннокентий Петрович переходил, раздумывая над превратностями судьбы, по пешеходному переходу.

       Из-за ближайшего угла выехала раздолбанная иномарка с подбитой в уличных боях фарой. Изрядно помятые квадратные линии иномарки красноречиво свидетельствовали о том, что авто выпущено примерно не позднее 70-х годов предыдущего столетия.

      Затонированные в битум стёкла дребезжали от набора звуков, которые с какого-то перепуга отнесены к категории «музыка». Низкочастотное примитивное рондо, от которого сотрясалось до основания хрупкое существо доживающей свой век машины, сопровождалось монотонным бормотанием грубого мужского голоса, повествующего о трудностях пубертатного возраста.

      Иннокентий Петрович, будучи сметён с ног разваливающимся на ходу гоночным болидом, не испытал смертельных мук, он даже ничего не понял.

      Ненадёжный человек...