…Когда Димка задушил подушкой свою мать, первая, кому позвонили и сообщили об этом, была я.
За давностью лет (почти два десятка назад) я уже и не помню, чей это был звонок – то ли милиция, то ли соседи звонили – но ошарашило меня другое. Позвонили не моему мужу, отцу Димки, а мне, которая родственницей-то никому не считалась и никем в расчёт не бралась.
Конечно, я перезвонила мужу на домашний телефон, но всё равно меня не покидала мысль: почему нашли не чей-то другой, а именно мой номер? Значит, у убитой и у самого Димки он был в первых рядах? Поэтому и бумажка с моим номером – возле домашнего телефона?
Значит, не в своём бывшем муже видела опору и поддержку Димкина мать, а во мне, второй жене, молодой дурочке, как все считали. Значит, и Димка знал, что первая, кто прибежит, прилетит, прискачет по первому зову – буду я, его ровесница, а никто другой. Или может, потому, что мобильные телефоны были тогда не у всех? А у меня – по служебным обязанностям – был!
Но ведь у нас дома – стационарный телефон. Так почему позвонили не мужу, а мне?
В ту ночь я работала в магазине на инвентаризации. Бессонная смена на ногах, и эта новость подкосила меня окончательно!
Не буду описывать весь мрак - в прямом и переносном слове – того сырого октябрьского утра, когда пришло осознание непоправимого, неотвратимого, что навсегда изменило жизнь нас всех – самого Димки, его отца, моего мужа, нашей с ним дочери, и, конечно, мою!
Пока я добиралась с работы, милиция проводила следственные действия в квартире убитой. Никого из понятых в квартиру не пускали, попутно с обыском забрали зарплату из сумки убитой, дорогую видеокамеру, много ещё чего… (это мы обнаружили уже позже). Я поднялась на этаж, перед дверью стояла подруга убитой, которую вызвал мой муж, со своим супругом. Все они когда-то учились вместе, дружили со студенческих лет.
Подруга плакала, причитая, повторяя всё то, что в таких случаях говорят люди, втайне радуясь, что это произошло не с ними, и злорадствуя, что: «Всё так и должно было случиться, мы же ему говорили, поделом ему, поделом, вот пусть всё и расхлёбывает!» Конечно, она имела в виду моего непутёвого мужа, ну и меня, вместе с ним.
Не буду описывать всего ужаса внезапной – криминальной – смерти, и связанных с ней потрясений, отчаяния, суеты. Квартиру убитой опечатали, Димку увезли в камеру, и тут только муж мне признался, что он отдал на сохранение своей бывшей жене все наши небольшие сбережения. 1300 долларов. А теперь квартира опечатана, где конкретно лежат деньги, он не знает, как их вызволить из квартиры, тоже, и на что мы будем хоронить Димкину мать – он не знает.
То есть он спрятал у бывшей жены – от меня, своей настоящей жены – деньги, боясь, что я их у нас дома найду и растрачу! Я была унижена и растоптана.
Тут надо пояснить, почему такие подозрения у него возникли. В конце 90-х завод, на котором работал муж, ликвидировали, само здание и оборудование фактически растащили «по кусочкам» - кто тащил станки, кто разбирал стену по кирпичику себе на дачу, а кто хватал втулки да поршневые кольца – у кого к чему был доступ. Муж не утащил ничего, потому что уже был пенсионером, хотя пытался как-то за что-то зацепиться и держаться на плаву в этой мутной жиже «новой волны перестройки».
Работы в городе не было. Кто мог, уезжал в Москву, кто-то искал работу по сомнительным фирмам, кто-то втягивался в авантюры, связанные с закупкой и продажей всякого разного барахла – от косметики «Алоэ Вера» до космических пылесосов.
Моё изысканное образование в развалившейся стране никому уже не было нужно. Прежние заслуги в творческой работе по интеллигентной специальности оплачивались копейками. Муж –пенсионер, дочка подросток - на что жить?
Я проходила кучу собеседований, искала работу долго и упорно, и, наконец, «по знакомству», попала на работу в известную фирму. Я – и продавец? Мне было унизительно и страшно. Но я отучилась, сдала экзамены, вышла на новую для меня должность. Работала с дорогим товаром, за который отвечала материально. Вот этой денежной ответственности и боялся мой муж. Он думал, что я «проворуюсь», либо «потеряю товар», и меня поставят «на счётчик».
Мы прожили почти двадцать лет, всеми деньгами распоряжался в семье муж, и я никогда по карманам не шарила, копейки лишней у него не взяла,– и вот такое недоверие ко мне…
Я слушала его, и видела перед собой не любимого когда-то до сумасшествия, родного человека, а опустившегося, спившегося, растерянного старика. Жену бросил, сына упустил, меня растоптал – но его вина за всё теперь лежит на мне. Где деньги?
Но добили меня слова: «Я эти деньги дважды потерял: сначала, когда от тебя их бывшей на хранение отдал, и услышал, что сын её убил , и теперь, когда милиция квартиру опечатала… Денег нет, хоронить и жить нам не на что!»
День прошёл в бестолковых топтаниях возле двери квартиры, в толчее на этаже любопытных посторонних и соседей, в допросах и подписании каких-то бумаг, в звонках родственникам, закупках-заготовках на деньги, собранные знакомыми…
Спасибо подруге убитой! Она смогла найти подход к милиционерам, объяснив, что поминки делать негде, что приедут родственники, их надо где-то размещать, а негде, и не отдадут ли они нам ключи от квартиры и не снимут ли печать с замков?
Стражи порядка пошли нам навстречу, наверняка посчитав, что самое ценное они из квартиры уже вынесли. Спасибо им огромное, до сих пор им искренне благодарна за это!
Вечером мы вчетвером пришли в квартиру: я с мужем, корившим себя за опрометчивость, и подруга убитой с тюфяком-супругом.
Итак, у нас есть целый вечер и ночь, чтобы найти в большой двухкомнатной квартире деньги. Но как они хранятся, в каком виде, и где – никто даже не предполагал. Есть ли они вообще? Может быть, Димка их уже давно нашёл и растратил? Может быть, они перепрятаны или отданы кому-то другому? Может, их положили на счёт? Или превратили в золотишко, которое прихватили вместе с видеокамерой следователи? В качестве вещдоков? Или менты их уже нашли и забрали себе?
Что искать?
Разделились. Я пошла в большую комнату, в которой когда-то проживала мать убитой, бабушка Димки, недавно почившая. Остальные трое – кухню и во вторую комнату. Через некоторое время, ничего не найдя, они крикнули мне, чтобы я бросала это занятие, и шла к ним на кухню пить водку. Заливать горе. Ну и мыть посуду, готовиться к поминкам.
Но отчаяние во мне было так велико, что я не ушла.
Повторяя про себя все известные молитвы, как заклинание, призывая на помощь Бога, плача, жалея и себя, и непутёвого мужа, я методично обшаривала комнату от двери против часовой стрелки.
Диван, брошенная кофта, скомканное покрывало... Пусто. За ним и под ним – ничего. Часы на стене, фото в рамках, картины… Ничего нет. На подоконнике, под подоконником, за плинтусами… Венские стулья, ковровая дорожка на полу - всё мной обшарено и прощупано. Плафоны на люстре, настольная лампа – может, внутри подставки? Нет ничего.
Всё имущество в комнате мною чуть ли не на зубок проверено, пронюхано, кончиками пальцев и ладонью проглажено, как на сеансе биоэнергетики… Не идёт ли аура от денег?
Теряя надежду, я проползла до противоположной от двери стены. Здесь - большой старинный платяной шкаф. Внутри - пачки распечатанных подгузников для лежачих больных – я прощупала каждый. Нет ничего. Старушечья одежда на плечиках и сваленная на дно шкафа при обыске. Пусто. Осталось отделение с полками. Начинаю сверху. Стопки застиранного, затхлого белья… Ещё какое-то тряпьё навалом на полках – ищейки не церемонились. Всё. Я всё проверила. Ничего нет.
Остался нижний ящик. Я села перед ним на пол – ноги не держали от усталости и от волнения. С трудом потянула его на себя. В нём – ворох фотографий. Лежат навалом, без альбомов, конвертов, скрепок, папок…
Вот тут я и поняла, что значит «Охотничий азарт!» Я шкурой почувствовала: то, что я ищу – здесь! Не прекращая твердить молитву, всё быстрее и быстрее повторяя: «Господи, помоги!», - я потянула ящик на себя, одной рукой, по инерции, придержав его за дно… Что это? Господи, ты услышал меня!
Ко дну ящика медицинским лейкопластырем был приклеен тоненький бумажный свёрток. Ещё не зная точно, что в свёртке, я возликовала!
На бумаге карандашом было написано имя мужа и сумма. Я развернула бумагу и пересчитала – всё, как есть. 1300 долларов! Все на месте!
Дорогие мои, сочувствующие мне читатели и читательницы! Что бы вы сделали на моём месте?
Все, кому я рассказывала эту историю, говорили мне: «Взяла бы их себе потихоньку… Муж и не узнал бы, что ты нашла… Подумал бы, что менты при обыске забрали!».
ВСЕ! Все говорили одно и то же! «Забрала бы себе!»
Но я… Вот уже скоро двадцать лет будет, а я помню, что сделала, как сейчас!
Я завернула их опять, как было, и понесла находку на кухню.
Пока шла, мечтала швырнуть свёрток мужу в морду. Нет, не так… Развернуть, и рассыпать их над головой супруга… Нет, раскрыть их, как карты, в руке, и надавать ему по щекам: по одной – по другой… Ещё и ещё! При свидетелях! Чтобы знал, как сомневаться в моей порядочности! Сволочь!
Нет. Ничего этого я не сделала. Я просто зашла на кухню к уже хорошо выпившим горюнам и тихо сказала: «Я их нашла».
Муж вытер о штаны разом вспотевшие руки, трясущимися руками развернул свёрток: «Ты ничего не взяла?» Пересчитал, ещё раз пересчитал, сложил, завернул, разгладил… И всё повторял: «Ну надо же, надо же… Ты их нашла!»
А я смотрела на него и тихо его ненавидела.
Впереди был тяжёлый день, и не один, и похороны, и поминки, и неизвестность, как жить дальше и что делать… Поиск адвокатов пасынку, поездки в психушку, суды, драки с родственниками за квартиру… Всё это потом, потом, потом. Жизнь впереди была страшной и беспросветной.
А пока мы вчетвером сидели на чужой, мрачной и сырой кухне и пили водку. Коней на переправе не меняют. Я должна была остаться с мужем, чтобы помочь ему и себе.
Но он это так и не оценил.
Опубликован в №8 газеты "Моя Семья" от 02.03.20 под названием "Надавать по щекам при свидетелях". Практически без изменений!