БРАТСКИЙ ЗАМОК
Православная приключенческая повесть
От автора:
Я не претендую на роль настоящего писателя, и поэтому качество моего литературного стиля — на моей совести))
У меня давно было желание взглянуть на нашу веру со стороны, увидеть ее в непривычной обстановке, вне традиций и устоявшихся клише. Например, почему бы не взять приключенческий сюжет в стиле романа «Сердца трех» или фильмов про Индиану Джонса, и не поместить туда верующего православного персонажа? Принципиально уходя от сложившихся стереотипов, я сделал героя принявшим православие евреем из США, а не кем-то, более привычным для нашего восприятия. Так и родилась эта повесть.
В ней не стоит искать идеальных соответствий истории, географии и т. д., ведь беллетристика — это в любом случае путешествие в параллельную реальность. Что же касается самого факта обращения большевика-еврея ко Христу, то он является подлинным, я об этом где-то читал...
Итак: в центре сюжета — секретное расследование, проводимое на фоне кровопролитной южно-американской войны, в которой участвуют русские офицеры-белоэмигранты. Героям повести придется столкнуться с коммунистической и нацистской агентурой, профессиональными преступниками, древними мистическими тайнами и другими опасностями. Само собой, будет и любовная история.
Глава 1. Отступник
Небольшая толпа людей, подгоняемая хлыстами десятка конных чекистов, плелась по песчаной дороге в направлении черневшего невдалеке леса. Плачущие от боли и страха женщины с детьми на руках, подростки, угрюмые пожилые мужики… Заложники, члены семей «белобандитов», всего человек тридцать-сорок крестьян. В их обреченности было что-то жуткое.
Марк видел подобные картины много раз, а однажды ему довелось издали наблюдать и то, что следовало потом — расстрел. Да если бы еще просто расстрел... После этого он сильно напился.
За все то время, что он провел на Гражданской войне, он так и не смог привыкнуть к сценам бессмысленных расправ и садистской жестокости. А сейчас он вдруг понял, что с него хватит.
Он прикрыл глаза и представил себе, что будет там, на большой лесной поляне, уже расцветшей всеми красками дальневосточного лета... Пока мужчины-смертники будут копать новый могильный ров, некоторых женщин палачи зверски изнасилуют — открыто, при их родных и детях. Такие вещи особенно развлекали их — давно потерявших здравый рассудок садистов, отличившихся еще во время страшного «николаевского инцидента»*. А чекист из бывших австро-венгерских пленных Хашим, по прозвищу Упырь, всегда придумывал что-нибудь особенное, удивляя даже своих товарищей... Они сами часто с упоением хвастались своими «подвигами».
Всё. Сомнения исчезли, и на их место пришло счастливое ощущение полной свободы, как у человека, которому нечего терять. Это напоминало чувство полета из детских снов.
Теперь ему нужен был комвзвода Семен Панкратов. К счастью, жизнерадостный уроженец Кубани из «иногородних» оказался на месте — он уютно пил чай из блюдца, беседуя с молодой, полненькой хозяйкой избы.
— Семен, подъем! Получен срочный приказ! Давай-ка, быстро грузи бойцов с оружием на грузовик! — скомандовал молодой, девятнадцатилетний комиссар Марк Давидсон.
Минут через десять грузовик с вооруженными красноармейцами догнал и прижал к обочине уже входившую в лес колонну со смертниками. Резко завернув, он перегородил ей дорогу. С маузером в руке Марк легко выпрыгнул из кабины, немного обогнав комвзвода Панкратова, поспевавшего за ним.
— Именем революции, — крикнул Марк, в голосе которого от волнения зазвучал иностранный акцент. — Рабоче-крестьянской властью эти трудящиеся освобождаются от казни! Вам что-то не понятно? — обратился он к изумленным чекистам-конвоирам. — Предупреждаю: за неповиновение — расстрел на месте!
Среди солдат-красноармейцев пробежал одобрительный гул.
— Эй, хавер**, в чем дело?! Ты хоть сам соображаешь, что сейчас творишь?! — крикнул Марку командир расстрельной команды, старший уполномоченный ГПУ Шломо Гинзбург. Все знали, что этот дурно пахнущий, дерганый морфинист когда-то был фельдшером, промышлял абортами и даже отбыл за это срок на царской каторге. Теперь он всегда именовал себя почетным политкаторжанином.
Уже не в первый раз этот человек взывал к их общим национальным корням. Но комиссар Давидсон, сам будучи чистокровным евреем, вновь не счел нужным отреагировать: его воспитывали в ином духе.
Родители Марка, убежденные революционеры Натан и Роза Давидсоны, бежали из России в Соединенные Штаты Америки после событий 1905 года. Семья была чужда древних традиций, и даже влияние давно обосновавшегося в Америке отца Розы, почтенного раввина Моше Когана, не могло поколебать их атеистического упрямства.
Революционные бури 1917 года побудили Натана Давидсона, к тому времени уже профессора медицины и процветающего нью-йоркского врача, вернуться в Россию. Жена со старшим сыном Марком последовали за ним. Он быстро занял ответственный пост на службе у молодой Советской власти, а члены его семьи тоже оказались призваны к работе на благо революции.
И вот, немногим более месяца назад, Марк получил срочную телеграмму. В ней сообщалось о гибели родителей в небольшом крымском городке, где отец занимал пост председателя райисполкома. Это было преднамеренное убийство, которое власти немедленно объявили контрреволюционным терактом. Не успел еще отгреметь траурный марш «Вы жертвою пали», как по городу прокатилась новая волна кровавого чекистского террора... Тем не менее, ни для кого не было секретом, что Натан Самуилович нередко выступал против жестоких расправ, учиняемых «карающим мечом революции». Поэтому в его убийстве серьезно подозревали самих местных чекистов. Фактов хватало с избытком, и Марк, сопоставив все улики, пришел к тем же выводам.
Все те ужасы, которые творила новая «народная» власть над покоренной ей страной, уже давно привели его в состояние перманентного отчаяния. Но этот последний удар окончательно убил его веру в революцию. Теперь его жизнь лишилась смысла, и оставалось только умереть. Приняв такое решение, Марк сидел с маузером на коленях, когда увидел в окно колонну заложников, которых палачи гнали на смерть...
Красноармейцы оттеснили Гинзбурга и его шайку от их жертв, все еще не смевших надеяться на свое спасение.
Взгляд Марка упал на огромного, косматого чекиста Хашима, которого даже сами красные шепотом называли Упырем. Этот человек-зверь любил развлекаться изощренными пытками беззащитных людей, медленно замучивая их до смерти. Комиссар поднял маузер и прострелил Хашиму голову. Спешившиеся чекисты вздрогнули и сбились в кучу, а один даже повалился на колени.
— Именем революции! — пояснил Марк и, ткнув труп носком начищенного хромового сапога, добавил:
— Так ему больше к лицу. Что ж вы, хлопцы-душегубцы, приуныли? Марафет был прокисший, или встали не с той ноги?
— Да что же это творится наконец, я вас спрашиваю! — завизжал Шломо Гинзбург, но сразу сбавил тон, встретив ледяной взгляд серых глаз комиссара. — По какому праву вы все это себе позволяете?! Отпускаете врагов, расстреливаете революционных бойцов?!
— Мною получено распоряжение из Москвы незамедлительно прекратить на данной территории самочинные казни, отвращающие от нас симпатии трудового населения! — четко проговорил молодой комиссар. — И ведите-ка себя потише, товарищ Гинзбург, иначе отправитесь вслед за своим приятелем, — Марк кивнул на труп Хашима. — Кстати, еще успеете догнать!
— А вы, товарищи, идите, вы свободны! — громко продолжил он, обращаясь к освобожденным заложникам. — Во избежание провокаций домой не возвращайтесь, уходите отсюда подальше!
— Да они же в леса подадутся, а там найдут свою родню, белобандитов! — подал свой сиплый, похмельный голос один из чекистов, Тришка Рогожин, закончив фразу таким грязным матом, что в воздухе, казалось, завоняло дерьмом.
— Заткнись, не твое собачье дело! — рявкнул на него Панкратов, поочередно тыкая в лицо наганом то ему, то другому карателю, Айвару Берзиньшу.
— Имеете ли еще какие-нибудь пожелания, товарищ комиссар? — бледнея от бессильной злобы прошипел Гинзбург.
— Да, имею, — Марк слегка поморщился. — Стирайте вы хоть иногда свои подштанники, товарищ чекист!
Красноармейцы захохотали.
Не слушая благодарностей спасенных людей, Марк еще раз твердо приказал им немедленно убираться в лес. Он знал: пока чекисты точно выяснят, что стоит за его действиями, родные заложников, партизанившие против Красной Армии в лесах, надежно спрячут их в глухих приамурских дебрях.
За себя он не волновался: «товарищ маузер» всегда успеет сказать свое решающее слово...
Грузовик поехал в направлении деревни, медленно сопровождая униженных чекистов. Огромный, уже облепленный какими-то насекомыми труп Хашима остался лежать, судорожно вытянувшись, на опустевшей песчаной дороге.
____________________
* «Николаевский инцидент» — зверская резня, устроенная в 1920 году большевиками в г. Николаевске над мирными жителями, русскими и иностранцами.
** Хавер — товарищ (идиш).
Продолжение: http://www.proza.ru/2020/02/11/88