======================= 15. Обо всём понемногу
Нина рассказала Максиму обо всём без утайки.
—Ты как хочешь, а я с ними жить не буду. Да и негде там жить… А может, мы квартиру снимем? Или комнату.
—Ты серьёзно? Ты хоть знаешь, сколько это стоит? Я думал, ты меня любишь, а ты о бабке своей заботишься. Медуза ты. Куда волны несут, туда и плывёшь. А мне жить негде, из общежития попросили… и с работы попёрли.
— Как? За что?!
— За то за самое. Морду набил одному.
— За что набил?
— Что ты заладила, за что, за что… За дело. Он с декабристами связался, у него там кореш, брат троюродный. Но марку держал. А они… Ну, в общем, развлекались. Парней задирали, драки затевали, прохожих на бугая брали. Сашка боялся: ведь сколько верёвочку не вить, а кончику быть. Он по дружбе мне и кладонул. Ну и поставили там Мишку Зайцева дежурить, во дворе. Чтоб, значит, с поличным их взять, когда они в песочнице канкой заправятся и к прохожим приставать начнут. А Мишка…
Максим вдруг замолчал и отвернулся. Нина терпеливо ждала. Она уже знала, что канка это водка, декабристы — мелкие воришки, а держать марку — значит, поддерживать связь с ворами, но самому не воровать. Приятель Максима не прочь был поучаствовать в драке — шестеро против одного — с незнакомым парнем, которого угораздило поздно вечером пройти мимо их подворотни. Но грабить прохожих с помощью подброшенного бумажника (бумажник = бугай) это уже не хулиганство, это другая статья. Сашка знал, что Максим работает в милиции, и донёс (кладонул) на своих дружков, с которыми хотел развязаться, а они его не отпускали.
— Что дальше было?
— Что было? Избили Мишку. Если бы в форме был, не тронули бы, побоялись. А он в штатское переоделся, чтобы их не спугнуть раньше времени. Их девять человек, а Мишка один. Сашка, падла, мне сказал, что керосинили они (керосинить = пить спиртное), а что двигались, не сказал (двинуться = ввести в вену наркотик). Мишка в больнице две недели провалялся, на поправку пошёл, его и выписали. Утром выписали, вечером умер. А у него жена круглая сирота и двое девчонок, старшей пять лет. Родня Мишкина в Запорожье где-то, Ленка даже не знает где, адрес в записной книжке не нашла. Дальняя родня. Может, они и не приняли бы её…
Максим вздохнул, длинно и тяжело проталкивая воздух в сжавшееся горло, словно стиснутое невидимым обручем.
— В общем, мы с ребятами договорились Мишкину зарплату Ленке каждый месяц отдавать, ну, будто бы ему положено. Оклад и надбавку за звание.
— А ему не положено?
— Нин… Ты чего? Кто же мёртвым зарплату платит? Мы с ребятами каждый месяц скидывались, кто по сколько может, а Ленке врали, а она верила. Смотрит на нас, плачет и улыбаться пытается. Ты бы видела её глаза! Девчонок бы Мишкиных видела! Крохи такие… не понимают, что без отца остались на всю жизнь. Помнишь, я три недели не появлялся и не звонил? Помнишь? Это тогда было, после Мишки…
— Ну?
— Взяли их. А Сашка уехал куда-то, мать не сказала куда. Да его бы и не привлекли, он Миху не бил, перетрусил. Полгода Сашки не было в Москве, а месяц назад появился. Ну и… встретил я его.
— И что?
— Ну и дал ему в шнифт (в глаз), от души. Кто ж знал, что он ослепнет? Сначала на один глаз, потом на второй перешло. Кто ж знал?.. Сашкина мать заявление накатала, меня и попёрли… Недостоин типа, высокого звания… В общем, нам с тобой надо что-то решать, Нина. Мне работу искать надо, надо где-то жить, а тебе самой жить негде… Не повезло тебе в жизни.
— Это тебе не повезло, два года на меня потратил зря. Квартиры у меня нет, даже комнаты нет. И родственников нет, как оказалось. Я думала, хоть ты у меня есть. А тебя… тоже нет.
— Что ты заладила: нет, нет… Всё у тебя есть! И я… Я люблю тебя, Нина! — Максим взял её за плечи, развернул к себе лицом, посмотрел в глаза: — За место под солнцем надо бороться. Вот мы его для себя и расчистим, место это. Бабулек, если тыриться будут, определим в дом престарелых психохроников, — Максим нехорошо усмехнулся. — А с дядей твоим я разберусь, объясню популярно, как себя вести, чтобы дожить до старости.
До Нины наконец дошло: Максиму нужна столичная прописка. И про «психохроников» он не пошутил, говорил серьёзно. Он поселится в папиной квартире и устроит Зинаиде Леонидовне сущий ад. Чтобы поскорее умерла. И Ирка, Ираида, тоже. А с Кирей подерётся и его же посадит «за нанесение тяжких телесных», которое подтвердит судмедэксперт. Максима она знала. На всё способен. Раньше это её радовало…
Нина зябко повела плечами. Максиму она не нужна. Сначала маме… нет, сначала отцу. Потом маме. Потом Витьке. Теперь вот — Максиму.
— Холодно?
— Нн-нет.
— А чего тогда дрожишь? — Максим стащил с себя шарф и завязал ей, как маленькой, поверх пальто, узлом сзади. Нина улыбнулась. Улыбка получилась вымученной.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2020/02/11/1473