К О Ш К А
Обогнавший нас жигулёнок перешёл на самую малую, чтобы не обдать грязью изъеденную глубокими выбоинами улочку, а когда прибавил скорость, мощное крыло грязи поднялось из-под колёс и, перехлестнув чахлые кустики и сточную канаву, обрушилось на серую саманную стену и стекло струйками грязи. Я подумал, что опасно здесь ходить тротуаром, они не будут тормозить.
Шёл мелкий дождь, даже не шёл, а медленно оседал, почти висел в воздухе, так что зонт был совершенно бесполезен. Мы с Таней внимательно смотрели под ноги, боясь угодить в яму.
И вдруг мы услышали мяуканье.
Я не сразу понял, что кошка кричит в канаве. Заглянул и увидел: в прозрачной воде – глубина там была пальца на три – лежала серая кошка, глядящая на меня круглыми зелёными глазами. Как завороженный я смотрел на её крысиный хвост, слегка шевелящийся в струях воды, на её лапки под водой, вообще на её мокрую безобразную шерстку, а она не прекращала мяукать. Вроде, и не звала на помощь, и не от боли кричала… Она упорно что-то повторяла. Примерно так: люди -мерзавцы.
Таня сказала, что её надо вытащить из канавы. Я нагнулся, протянул руку, но кошка дернулась и зашипела. Я убрал руку, поняв, что она не позволит притронуться.
Подошли две женщины, одна заметила, что у кошки не шевелятся задние лапы, видно, машина переехала.
Что же делать? Мы стояли в растерянности, не могли её оставить в канаве, надо только представить себе, каково кошке умирать в воде. И Таня сказала, что надо что-то делать. Несколько минут мы стояли над ней, слушая её крики. Я попытался снова протянуть руку, она шипела, угрожая схватить меня. Смешно, неужели придётся её схватить укушенной рукой и швырнуть на тротуар?.. Нет, так не помогают…
Дождь моросил, кошка мяукала, глядя мне в глаза. Я подумал, снял с плеча сумку и стал совать ремешок ей в пасть. Сначала она его несколько раз укусила, потом просто презрительно смотрела, а я её уговаривал:
-- Ну, кусай, хватай зубами, я тебя вытащу…
И скалил зубы, щелкал зубами, наглядно пояснял свой замысел.
Она, наконец, поняла, вцепилась зубами в ремешок, и мне удалось вытащить её из воды; она как-то зацепилась за почти отвесный бережок. Таня хотела взять её за загривок, кошка зашипела и мотнула головой. Я испугался, что она свалится обратно, и отпихнул Таню. Теперь ремешок кошка схватила сразу, я вытянул её. С лица падали капли горячего пота: кошке было больно. Она не кричала, только волочила задние лапы.
Таня всё-таки схватила её за загривок и оттащила к стенке.
Проходящий жигулёнок обрызгал нас грязью, но нам было не до того.
Кошка лежала на мокром асфальте, только голова у неё была сухая.
Вот и всё, что мы можем сделать, подумал я.
Если бы это был человек… мы бы его отнесли куда-нибудь, по крайней мере выслушали бы… А этой кошке придётся сдыхать сдыхать, мокрой, под дождём – одной.
Мы стояли, не могли уйти. Ей богу, в тот момент мы бы потащили её к себе домой, но у нас не было своего дома. Наверное, надо было всё равно её взять, чего мы стоили, если бросили бы её одну?
Таня сходила к родителям, принесла несколько кусочков рыбки, но кошка не стала есть. Таня носочком туфельки подвинула ей хвост, попавший в мелкую лужицу.
Пока мы стояли над ней, она мяукала. Когда отошли, она замолчала. Я уходил и думал, что у меня есть высшие соображения бросить кошку здесь. И у других в отношении меня есть высшие соображения – нам не спасти всех несчастных животных.
Я думал, что больше никогда не увижу эту кошку, но увидел её вечером. Снова в канаве. Она уже была мёртвой. Когда же её бросили туда? Неужели тогда, когда она ещё была жива?
***