ББК 84 (Рос-Рус) 6-5
Р 93
Рыбкин Э.С.
Р 93 Закатилось «Солнышко» (стихи). - Бийск, 2020. - 24с.
В квартире погибшего
В квартире погибшего, в квартире погибшего
Теперь живу я, в прошлом мать.
На фронт брат по воле всевышнего
Ушел в 44-ом воевать.
По той же воле всевышнего
Он в Польше под Варшавою погиб.
Мать умерла и даже из памяти
Решили убрать его враги.
Второй раз он погиб как памятник
Пав от вандаловой руки.
Теперь живу один в квартире.
Хотел увидеть брата могилу
Под русофобство злое в мире
Господи, ну дай мне силы
Дожить в этой квартире,
Героя, снайпером погибшего
Каковым тогда был мой брат,
Неужто он был у всевышнего
B чем-то и как-то виноват?
Может за то, что добровольцем
Ушёл в сорок четвертом воевать,
В семнадцать лет был комсомольцем
Сумевший снайпером стать.
Его могила была в Гавролине
В памятнике в общем была
То наша Победа обезглавлена,
В гербе России будто нет крыла.
(Гавролин – город под Варшавой)
Дожди
Все лето до зимы почти
Залили Иркутск дожди.
Как когда-то нас за Ангарой
Братское море, вставши в строй.
Кому радостью было, а нам горе.
Убегали мы в автомобиле
Буд-то бы нас разбомбили.
Корова в кузове в Слюдянке
Остановились на полянке.
Корова мычала, петух горланил,
В Иркутске нас поселили в бане.
Поэтому вот и сейчас почти
Я в тревоге, что там льют дожди.
Все чаще снится мне дом наш под горой,
Откуда выселены Ангарой.
А нынче слышу вновь дожди,
Размыло дороги все и мосты.
Где могилы двух братьев, Шурки и Сережки,
И мои в детстве стежки-дорожки.
Когда нет отца
Болит у меня сердце без конца
Я мало помню про отца.
Мне было пять лет, схоронили
Когда в Иркутске мы жили.
Хоронил его мой брат Володька
Когда мать моя с околотка
С ребенком на руках пришла,
Седьмого мне брата родила –
Умершего скоро Сережку
Последыша и отца тезку.
Болит, болит сердце без конца
По сути, у меня не было отца.
Некому было заступаться
И рано начать с детства мне трудиться.
Хотел найти могилу я отца
Кладбища не зная до конца.
Когда Володьки нет в живых и матери нет,
Прости отец, что сохранил только портрет.
(Околоток – медпункт)
Закон природы
Снег, зима на Бии, в проруби,
Опустили удочки свои,
Рыбаки, а на берегу голуби,
И юркие в веснушках воробьи.
Осваивают с мусором баки
И мирно ходят среди них собаки.
Не кидаются на птиц, не лают
Даже они прекрасно понимают,
Что надо делиться хлебом
Не только бродячим собакам,
А также с бедными богатым.
Если я не прав рассудит пусть небо.
Я чувствую вновь виноватым
Когда бездомных вижу бомжей,
Что кто-то, как лис был вороватым
Кто-то как кот, что не ловил мышей.
Вижу мудрей в природе голуби
И не воруют больше воробьи.
Понятно, счастливы не у кого золото,
Счастливей с кем делимся мы и вы,
С ребенком или стариком,
Таков он справедливости закон.
Японцы
Я помню их после войны,
(Пленных, читатель это знай)
Мы малолетки пацаны
Пискляво кричали вслед «Банзай!»
Кидали снежками в их спины
И головы, державшие между колен,
Перевозили их на машинах
Иркутск отстраивали они, переживая плен.
И плохо переносили холод,
Но видимо еще сильней,
Как и нас, их мучил голод…
В лесу ловили и жарили змей
Ели и пукали много
Женщины плевали им вслед.
Но все же иногда выйдя на дорогу
Кидали им в кузов хлеб,
А конвоиры позади в прицепах сидя,
Делали вид, что ничего не видят.
Коль попадали в пленных мы снежком
Часовые нам грозили кулаком.
В Калуге
Этим обязан я был супруге
Три года, что прожил в Калуге.
В музей Циолковского пошел не сдуру
Вязать под крышей арматуру.
И бетонировал все здание,
Свел с космонавтами свидание.
Циолковский до космоса до звезд
Перекинул из Калуги будто мост
Точно такой как у Оки,
До которой до него шаги.
Где стоит его маленький дом,
В переулке рядом с мостом.
И всего сто метров до музея,
Где был вначале я в виде ротозея.
Потому не зря на Байконуре
Оказался, чтоб увидеть в натуре,
Космонавтов, взлеты, корабли
С нашей прекраснейшей Земли.
Послал их в космос Циолковский, Королев
Мечты их дерзновенный вертолет
Вдохновил людей до космоса в полет.
Спросил сосед
Спросил сосед почти зловеще:
«Говорят, что ты ходок?»
Я от удивленья онемевший
Засмеялся и взял платок.
Утираясь им сквозь смех и слезы
Ответил на полном серьезе,
Что у меня только на стихи любовь.
«Правда?» - приподнял сосед бровь.
И я, придавши серьезный вид лицу
Ответил за пример, взяв мать,
Не изменяла, что никогда отцу,
Мне же не удалось такой сыскать.
Продолжаю про любовь писать
Такую же хочу найти - как мать.
В Новэксе
Я часто бываю в Новэксе
Порой без денег вообще.
В Новэксе звучит как новости,
Что принимаю я к душе.
На людей нормальных моя ставка.
Я знаю в Новэксе кассиров,
Одну зовут все просто Клавка,
Косы до плеч, а попа шире
Ее кассы и прилавка.
Хотел купить у ней я удлинитель
Ценник на двести пятьдесят,
Клавка сказала: «Извините,
Он стоит триста пятьдесят».
Я сразу покупать раздумал.
Пришел на другой день опять,
И у кассира - девы юной,
Купил за двести двадцать пять.
Понял, что цены в Новэксе
Ни для кого не новости.
И никаких чертей -
Продавцов оцениваем по совести,
Точней по ценам для людей.
Трезвенник
Я трезвенник и не курю я
«Как это не пить?» - мой удивлён сосед:
«Не брал ни разу у жены даже рубля?
Значит очень жадный, и ''маньяк''?»
«Показывали по телевизору намедни,
Точно такой был Чикатило.
Хотя был милиционером.
Насиловал женщин, бедных.
И тоже был трезвенником стерва»
«В кавычках «семьянин» все ему с рук сходило»…
Глядя, наверное, на телепример
Где-то на окраине Бийска
Произошло убийство.
Сразу с подозрением милиционер
Пришел ко мне и обыскал квартиру быстро.
Никаких улик он не нашел
Даже ни одной пробки от бутылки.
Еще сильней подозревая ушел
Пьющий не тая он злой ухмылки.
Три дня ходил за мной топтун
И участковый молчаливо,
Я держу живот от смеха, хоть молчун
И во все горло хохочу:
«Ну, сыщики, ну детективы!»
В Электростали
В Электростали, в Электростали
Не помню уже все детали,
Как оказался с Алтая под Москвой,
В руках с винтовкой боевой -
Электростали часовой.
По дощатому настилу до грибка
Моя дорога-служба нелегка.
Четыре часа у проходной
За кирпичной заводской стеной.
И дождь, и снег порой в лицо,
Мне машет Эдуард Стрельцов.
Мой тезка футболист известный
Он тренируется возле стены.
Он зэк - хотя здесь нет тюрьмы
(Он отбывал какую-то провинность)
Но я молчу, храню невинность.
Говорю ему, что я с Алтая,
Как и земляк, мой Герман Титов,
Которого вчера он прилетая
Из космоса встречал его Хрущев.
Вчера нас утром до караула смены
Усадив в машины, повезли в Москву,
Под самые кремлевские стены,
И тополей шуршащую листву.
С кремлевскими курсантами и с милицией
С утра с веселыми лицами,
На Красной площади стояли мы до заката
Затем с песнями ехали мы обратно,
Голодные, мы МВД солдаты.
Стрельцову, рассказал я без печали
Сказал я, и слова гордо звучали
Хотя совсем я не герой,
Все же служил я под Москвой.
И теперь не перестаю этим гордиться,
Чуть-чуть, но благодарна мне столица.
Охранял я в Электростали
Электро-космические стали.
На первом канале
На первом канале, на первом канале
Спорят эксперты - трали-вали,
Как украинцы газ крали,
Три миллиарда мы им дали.
На запад повернуты их мозги
Мы москали, мы им враги.
Готовы кинуться в драку
А москаляку на гиляку.
Украине слава и Бандере,
Зеленский националистам верит.
Ходит в шляпе держится франтом,
Неужто и в Сирии назовут нас оккупантом?
Полмира простили мы долги
Германию воссоединили.
А лучше б своим бедным помогли -
Левым и правым.
На первом канале злобствуют враги,
И несут бред свой либералы.
Горький хлеб
Боже, как я от людей отстал
Сосед мой Николай даже отметил.
У магазина он подметил, сдавая металл
Уж три квартиры купил детям.
А я пишу стихи бесплатно
Не заработал ни копейки,
И пусть пенсию трачу не на то – ладно,
Несправедливо по житейски,
Что стал бесплатным мой труд
Хотя и требует таланта,
Как это в Думе не поймут
Без нас писателей все ниже планка.
Люди становятся без души
Озлоблены и равнодушны,
А нам не платят даже гроши
Считая труд наш все же нужным.
Платят учителю, врачу
Ассенизатору и землекопу,
А я ведь тоже жить хочу
И извините - лопать.
Хотя и каторжный наш труд
Выходит, вовсе он не нужен,
Бомжам к помойке принесут
Нет ничего на свете хуже.
Всю жизнь писать и не за грош
Людям отдать все без остатка,
Вся правда. Вот едрена вошь
Наш горький хлеб совсем не сладкий.
Закатилось «Солнышко»
Высушило все до донышка
В нашем доме «Солнышко»,
Научились в «Сибиком» маневрам,
Что не в моготу пенсионерам,
Оплатить даже квартиры.
А еще оплачивать ремонт
Тыщу за кран, ещё за клапан
За работу по три на лапу.
Дождь пройдет, дай на рытьё канавы,
Домкому хватит на Канары.
Но «Солнышко» было не удел
Компрессор в доме не гудел,
Не продул воздух ни в одной квартире
Без того у нас в Сибири
Не пошло тепло мне на этаж
Диспетчера я взял на абордаж.
А у той, мне музыка знакома,
Дозвонилась до домкома.
Та, какой-то Любе позвонила
И та, отключенный стояк включила.
На пятом ее солнце припекло,
И электрообогреватель
И в прошлом году так было мой читатель
Работала в доме лишь председатель.
Надоело жильцам и скоро
Сходили они до прокурора.
«В чистый город» позвонили
Провели собрание в коллективе.
И закатилось красно «Солнышко»,
Всех, обобрав в конец до донышка.
Открыли новый счет как фронт,
Две тыщи за жилье, три за ремонт.
А «Солнышко» под новым брендом,
Взяло у нас подвал в аренду.
Странновато все же мне,
Что всходит солнце из подвала.
Кто переписывает историю?
Кто переписывает историю?
Моей России в наши дни,
Где за меня и за которую
В войну погибло пол родни.
Дед и дядя, у родителей -
Отец и брат
Теперь они не победители,
Мне говорят.
Те самые «свобод» любители
Они уверены и убеждены,
Мы не творцы, а потребители
Живем, коль хуже побежденных.
У немцев нынче все бесплатно,
Как в СССР у нас бывало.
Я не поверил: «Да ладно,
По усам текло, в рот не попало!»
Но сам нахмурил вдруг брови,
И сами сжались кулаки.
Волненье пролитой в войну крови
Во мне восстало вопреки,
Моим словам и в честь Победы
Мне стало стыдно ей богу.
А немцы молодцы,
Из нашей Победы извлекли так много.
И пусть простят меня отцы,
Не судят из-за них строго.
Мы до сих пор ищем дорогу
Для нашей огромной державы,
Залегли как медведь в берлогу
Как прежде пьем и ждем халявы.
Но все равно свою историю
Сами творим со старины,
Люблю свой край и в горе я
Что и на мне есть часть вины.
В войну вели в бой генералы
Солдаты в атаку шли в штыки,
Хотят сменить власть либералы
И им способствуют враги.
Людям простым понятно стало
Не всё у нас идёт ладом,
Бюджет чиновники украли
Запас дал дуба за бугром.
Но все равно творим историю,
В России, включая и меня,
Готов в бой каждый за которую,
Россия вся она родня.
Но и в родне в теченье дня
Бывают драки и страсти,
Проблемы бывают, недостатки
Но нет счастливее меня.
В миг примиренья сладкий
Когда обнимет вдруг жена,
Ведь это же такое счастье!
Когда люблю, скажет она.
Пишем историю и мы
Страны великой и прекрасной,
И лишь бы не было войны
Желает каждый из нас страстно.
Болит душа
Ну, до чего дожили
Всем стали враги.
Со всеми ведь дружили,
Прощали долги.
Были даже братушки –
Те времена прошли,
Теперь друг на друга пушки,
Ходят вокруг корабли.
И даже друзьям нет веры,
Собратья в НАТО ушли.
Кричат теперь слава Бандере,
Долой мы москали.
И нет на все это ответа,
Не думал что доживу.
Почти до конца света,
Хоть вызывай братву.
Чтоб напугать соседа,
За выпивку и жратву,
Не докричаться до бога –
Господи помоги!
Но и к нему дорогу,
Собой заслонили враги,
И восстает сознанье,
Стой - это пройдет.
Я верю и твердо знаю,
Придет Новый год,
А жизнь станет такая,
Как мой захочет народ.
Который в войну выстоял,
И закалился в труде,
В космос дорогу выстелил,
Наперекор судьбе.
Еще я по себе знаю,
Когда так болит душа,
Пройдет эта вьюга злая,
Позёмкою шурша.
И солнце взойдет над рощей,
В сиянии золотом,
Чем были страдания больше,
Тем больше радость потом.
Высылка в 24 часа
В Ленинск мы приехали с дружком
Он с гитарой, я с рюкзаком.
Он гитарой весело звеня
Я подпевал ему близ окон:
«И Родина щедро поила меня
Березовым соком...»
И помели успех,
Нам женщины рукоплескали,
Начальник и зампотех
Везли нас на ГАЗ-66 песками.
Где ишаки и верблюды
Встречались местами,
И появлялись редко люди,
Димка вез водки чемодан.
Душою был предприниматель,
А я был против, в Казахстан –
Ехал как писатель.
На Байконур приехав пить не стал,
Димка продал солдатам водку,
И с кастеляншей переспал,
Увидев в ней красотку.
Что у монтажников в бараке,
Ходила ночами по рукам,
Солдаты выпили и драки,
Организовали тут и там.
И подполковник – комендант,
На них смотрел во все глаза,
Приехав после солдатской пьянки,
Дал двадцать четыре часа,
Димке и кастелянше.
Я после них на аэродроме,
Собрал кондиционер для космонавтов,
Не гнался за деньгами, зарплаты кроме,
Это не в моей натуре,
Рад, что побывал на Байконуре.
Расслоение
Расслоенье, расслоенье
Разъединяет нас так,
Один имеет бар, именье
Другому трубы теплотрассы.
И к сожаленью, к сожаленью
У одних денег грузовик,
Быстрей осудят «преступленье» -
Украл кто в поле колоски.
А избирается чиновник
Из родственников и свояков,
С блатными связями скотов,
Тот, кто и сам убить готов.
Он презирает нищебродов
Кто не умеет воровать,
И на полях и на заводах
На все законы им плевать.
И расслоенью, расслоенью
Мы дружно нет сказать должны
Не верю я в отрезвленье
И в изменения страны.
Стоит во власть избрать,
Кого-то, он-начинает воровать.
Доброта
Милая моя Родина
Поля, луга и леса,
Близ дома кусты смородины
Дорога и столб в небеса,
Садовой электролинии -
На пенсии я садовод
А небеса сине-синие
Поэт я - почти что урод.
Быть может мало трудился ?
Лежать мог и загорать,
В тюрьме не очутился -
Не стал воровать.
Выгодно не женился,
То современных черта,
Поскольку честным родился
И в сердце моем доброта.
Гены
В моем селе Новой Чемровке
Где похоронена мать,
Внучка на кладбище по тропке
Ходит прабабку навещать.
Та здорово плясать умела,
Цыганский табор переплясав -
Война Гражданская гремела
Мать, на вечерке лишь сплясав,
Пляску увидел есаул,
Велел доставить мать в штаб,
Спас мой отец ее ловко -
Часового подпоил, выкрав винтовку.
Ее талант в четвертом колене
Достался внучке моей Жене,
Та научилась танцевать,
Закончила колледж и на сцену -
Стала там преподавать.
Настолько танец ее крут,
Ее послали в институт,
Так вот прабабкины гены
Оказались необыкновенны.
Я передаточная инстанция,
Полюбил теперь и танцы я.
Славка
В Тальменке у меня брат Славка,
Родной, и надо б нам дружить,
Но сразу же сделаю поправку
Для начала надо рядом жить.
Думал я, что Славка далеко живёт
Хлеб жуёт, готовить не умеет,
К тому же уж почти ослеп
Хоть и детей своих имеет,
Что дали ему деньги на глаза,
Чтоб сделал операцию он в Барнауле,
А он в Озерках у бомжей в гостях
Оказался в очередном загуле.
Потом ко мне приехал ночью,
Сходу сказал: «Давай попьём хоть пива!»
Зная, что я пьяниц не люблю воочию,
Я трезвенник,
Лишь улыбнулся криво.
Зная, у пьяниц одна страсть,
Я и родных не уважаю алкашей,
Как Славка знаю у меня костюм украсть,
У матери пенсию – оставив без грошей.
У матери слёзы вызвав и жалость,
Приедешь к нему:
«Ой, у меня двадцать рублей осталось!»
И начинаются «отчёты»,
Что за квартиру заплатил и выпил «малость»,
Проведать брата больше нет охоты
Вот мы такие обормоты…
Друг мой Колька
Брат матери, дядя Иван, вдруг
Велел позвать Лёньку и Кольку,
Ленька двоюродный брат, Колька друг
Втроем сдружились мы настолько.
Дяде Ивану скучно стало одному пить,
Достал бутылку и стаканы
Спросил: «Хотите мужиками быть?»
(Он постоянно был пьяным)
«Да» - сказал Лёнька, взяв стакан,
За ним выпил Колька кое-как,
Я отказался. Дядя Иван сказал: «Слабак».
Лёнька расхохотался пьяно,
Я предложил им вскоре,
Презренье видя в их глазах,
«Давайте - кто кого поборет»
Будет побореный – слабак.
Уложил по очереди их на лопатки
Они с дядей выпили еще
А я гордый в миг победы сладкой
Плюнул с досады и ушел.
Итог: брат Лёнька умер онкобольным,
Колька водителем став ЗИЛа,
Облил себя бензином после измены жены,
Сгорел. Его рядом с моей матерью могила.
Давно с другим живет его супруга,
Я навещаю мать на кладбище и друга.
Переходящий приз
Воевал Чапаев на Урале,
В фильме он с Петькой пел,
Ревела буря, гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали.
И я про Ермака тогда запел,
Им, подпевая, как певец заправский.
Хотя певцом быть не хотел
Но в армии в этом преуспел.
По рекомендации Синявской
Я в санатории Борок,
Куда приехал я лечиться
И заглянул вдруг в клуб на огонек
Где пела оперная певица.
Я, оказавшись не удел,
Отдыхал, как говорится,
Хотя певцом быть не хотел.
Но шел концерт, пела певица
Зал аплодировал, гудел
Сияли радостные лица
Ей аплодировал весь зал.
Казалось, вот-вот рухнут стены,
Мои друзья, кто меня знал,
Дружно вытолкнули на сцену,
Смущаясь и робея, я запел,
Как Чапаев с Петькой на привале,
Ревела буря, гром гремел.
И ветры в дебрях бушевали
Закричали мне: «Бис»,
Друзья мне дружно подпевали
Синявская вынесла приз.
Который за победу ей дали
Он оказался куклой Барби.
Куклу дочке я отдал, придя из армии,
Синявскую благодаря потом,
То мне рекомендация была -
Чтоб непременно стал певцом.
Но страсть меня иная позвала,
Тамара Магомаевой стала,
И оперной певицею блистала,
Даже на сцене мировой
Забыв конечно случай мой.
Я бывший солдатский запевала
Нашел в поэзии замену,
Хотя Синявская давала
Рекомендацию на сцену
А куклу мою внучка получила,
Жалею порой, что не стал певцом,
Характера наверно не хватило,
Хотя талантом вышел и лицом.
Вовка Лахин (быль)
В детстве я в начале жил в страхе
Как выйду из дому глядь, Лахин,
Немного постарше меня пацан
Полный бандит и хулиган.
Возле его дома не пройти -
Обязательно встанет на пути.
«Дай рубль иль конфетой угости»
Не дашь - пинка даст, пукнет в ухо
Или нагадит в речке в руку,
Обрызгает жидким калом.
И меня не раз тогда достал он,
Трёхлетнего Соврикова Витька –
Заставлял жука есть, паук.
Того рвало, мне стало его жалко,
Не выдержав, огрел я Вовку палкой.
Он взвыл и кинулся бежать
А через час пришла к нам его мать.
Моей матери говорила сердито
«Укроти ты своего бандита
Чуть моего Вовку не убил»,
Вовка притворно громко выл,
Хныкал и размазывал сопли,
На всю улицу слышны были вопли.
А уже к вечеру остановил он Светку
Чуть-чуть моложе нас соседку,
И чуть ли не у нас всех на глазах
Ее насиловал в кустах.
Она не закричала, не возникла,
А к сексу его видимо привыкла.
Я не выдержал, вновь замахнулся веткой,
Но меня остановила Светка,
Сказала, чтоб не лез я в их дела,
А через год Светка родила.
Ей было четырнадцать, но поженились,
За счет родителей кормились.
Крали у них, и на стороне,
Оба оказалися в тюрьме.
С наркотиками попались, и устроили драку,
Взялись, но поздно, за них, однако.
Уж поздно было, так сказать,
И сына пришлось бабушке отдать.
Не поумнел Вовка и в тюрьме,
Убили в камере его на Колыме.
Немец Шульц
Русофобия она наследство
Раньше и немецофобия была,
Жили с нами немцы по соседству -
С Поволжья целая семья.
Сашка Папст, Володька, Ленка -
Играли в прятки и едой делились.
Повесив платочки, как моряки ленты
И взад вперед носились.
Соседский дед сказал: «Что сдался я немцам?
Твой брат погиб. Ты сдался им,
Белый флаг позади, а не ленты».
Играть мне расхотелось и в момент я
Пошел домой задумчивым и злым,
Потом из дома выгнал нас дядя
За то, что бедные - гнобила вся родня.
А вот сосед немец коммунист,
Позвал в свой дом, и на работу меня,
Теперь я понял, кто был фашист:
Дядя Иван и вся его семья,
А русофобство, что банный лист.
Пусть русофобство, немецофобство пусть!
Зависит от нас как к ним отнестись…
Стал больше чем родня
Мне немец Шульц.
Оглавление
В квартире погибшего 2
Когда нет отца 3
Закон природы 4
Японцы 5
В Калуге 5
Спросил сосед 6
В Новэксе 7
Трезвенник 7
В Электростали 8
На первом канале 9
Горький хлеб 10
Закатилось «Солнышко» 11
Кто переписывает историю? 12
Болит душа 14
Высылка в 24 часа 15
Расслоение 16
Доброта 17
Гены 18
Славка 19
Друг мой Колька 20
Переходящий приз 21
Вовка Лахин (быль) 22
Немец Шульц 24