Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2020/02/11/101
Глава 7. Полет валькирий
На следующее утро доктор Энгельгардт познакомил Марка со своим другом Уильямом Бейкером, давно осевшим в Южной Америке уроженцем Корнуолла. Он владел единственной в Санта-Маргарите аптекой.
Сам мистер Бейкер и его дочь, русоволосая девушка лет двадцати пяти, выглядели типичными англичанами, хотя покойная жена аптекаря была парагвайкой.
Фармацевт откровенно обрадовался возможности пообщаться с новым, образованным человеком, носителем его родного языка. Но во время чаепития он на миг погрустнел и обмолвился, что едва ли когда-нибудь снова увидит добрую старую Англию.
Два часа в приятной компании прошли незаметно, и Марк пообещал Бейкерам заглядывать к ним, пока гостит в Санта-Маргарите.
— Вы помните, как грустно Уильям сказал о том, что он не увидит родину? — печально заметил доктор Энгельгардт. — Я не хотел бы огорчать вас, но у него рак желудка и он доживает последние дни. Такой диагноз ему поставили в Буэнос-Айресе, и он вернулся умирать домой, скрыв свою болезнь от дочери.
— Но почему?
— Он просто не хочет ее заранее огорчать. А мы, все его друзья, разумеется, поможем Алисе, когда она останется одна.
— Как жаль, что медицина бессильна спасти мистера Бейкера... — в голосе Марка звучало искреннее сочувствие. — Знаете, иногда мне кажется, что профессия врача сродни служению ангела. Что может быть лучше, чем приносить больным и несчастным людям здоровье и счастье в дар от Господа!
— Ангела, о да, — задумчиво заметил доктор. — Но иногда, увы, и падшего ангела, ведь медицинские преступления страшнее любых других. Меня в свое время поразило, что медики в России спокойно принялись за совершение абортов, легализованных преступными большевистскими властями! Дать Клятву Гиппократа, и при этом считать зверское убийство беззащитных человеческих существ частью своей профессии — это ли не демонизм?
— Полностью согласен, — Марк передернулся. — Мне доводилось сталкиваться с такими, как они, и в Америке — я говорю о подпольных абортмахерах. Это люди, деградировавшие до состояния монстров: они получают патологическое удовольствие от своей «работы», и действительно напоминают собой какую-то нечисть. К счастью, у нас это преследуется законом.
— Пока преследуется, — Доктор снял очки и протер их кусочком замши. — Поверьте, мистер Дэвидсон: подобная нечисть с ее мировоззрением вполне может начать задавать тон где угодно! Яркий пример: у нас, в Германии, смесь большевизма и национализма породила движение Гитлера, которое буквально сводит мой народ с ума... И это непременно закончится какой-нибудь страшной трагедией!
— Кстати, меня тут посетили двое агентов германских национал-социалистов, — немного подумав, продолжил доктор Энгельгардт. — Они заявили, что я, как стопроцентный ариец, обязан им помочь…
— И что вы им ответили? — помолчав, спросил Марк.
— Ну, для начала я удивился: арийцы — это кто-то из Индии, а я не ношу ни тюрбана, ни белой простыни... Я всю жизнь прожил немцем, гессенцем, христианином — вы ошиблись, господа! А уж потом пригрозил прописать им свинцовых пилюль из своего старого армейского маузера и велел убираться!
— Вы не предполагаете, чего они от вас хотели?
— Нет, но наверняка какую-нибудь гадость… — доктор слегка поморщился. — Возможно, пошпионить для Боливии, которую они, вроде бы, хотят сделать своим плацдармом в Южной Америке. Когда-то я имел возможность видеть плоды зверских теорий красных извергов, и поэтому не собираюсь иметь никаких дел с их коричневыми коллегами! Революция — это смерть, но и она может быть разной. Скажем, нарождающийся гибрид марксизма с либерализмом по-настоящему способен взорвать христианский мир изнутри. Вот тогда люди уже без всякого принуждения перепутают добро со злом! И я больше всего боюсь, мистер Дэвидсон, что и само христианство может поддаться подобным веяниям…
— Христиане могут поддаться, но Христос — никогда! — уверенно сказал Марк. — А решающее слово только за Ним!
— Аминь, — добавил доктор. — И так хочется послужить Ему делами, а не разговорами, но… Знаете, я давно мечтаю о том, чтобы открыть здесь, в Санта-Маргарите, больницу для бедных. Уильям Бейкер всегда хотел мне в этом помочь… Бедный Билл…
***
— Все-таки напрасно вы это затеяли, Герке. Убийство доктора Энгельгардта абсолютно бессмысленно, — недовольно говорил старший из двоих немцев, неторопливо ехавших верхом по безлюдной лесной дороге к югу от Санта-Маргариты. — Мы прибыли сюда помочь Германии, а не убивать немцев.
— Послушайте-ка, господин разведчик, — надменно отчеканил его спутник, грузный шатен лет тридцати с угреватым, лоснящимся лицом. — Командир нашей группы — я, и в отличие от вас, профессионала, меня привели в партию великие идеи фюрера, а не политическая конъюнктура! И мне не безразлично, что этот Энгельгардт — предатель арийской расы! Его счастье, что я вынужден был сдержаться, когда он нам дерзил! Подобное не прощается, и завтра он должен показательно умереть: пристрелить мерзавца из засады не составит для нас труда. — Герке похлопал по прикладу своего автомата.
— Просто Энгельгардт, как и многие наши соотечественники — убежденный христианин, и все объясняется вашей тотальной христианофобией. Так, Герке?
— Именно! — Герке визгливо рассмеялся. — Поклоняясь еврейскому Богу, ариец предает свою кровь! Я уже давно испытал на себе великолепное чувство освобождения от всей этой жидо-христианской химеры: «Не убий, прощай врагов, подставь другую щеку»! Жалкая, расслабляющая поповская мораль! Ариец — не кроткая овечка, а сильный и гордый хищник, который добивается своего, не оглядываясь на мнение Бога Израилева! — голос Герке вознесся до надрывной патетики. — Признайте очевидное: мстить за обиды, убивать врагов, наслаждаться множеством женщин — вот истинная Валхалла на земле, которой нас пытаются лишить такие жидо-христиане, как Энгельгардт! Вы не согласны, Кауфман?
— Спорно, — заметил Кауфман. — С христианством мы, европейцы, покорили весь мир, а без него — как еще все обернется?
— Мир покорила сила нашей крови, крови воинов и господ! И без христианства, всегда смирявшего белого человека, нас уже ничто не остановит!
— А я думаю, — иронично бросил Кауфман, — что ваша христианофобия родом из тех времен, когда вы были с коммунистами.
Герке надменно поднял бровь.
— А если и так? Я горд тем, что родился революционером, но только фюрер указал мне истинный путь! Кстати, Фридрих, а где вы успели свести знакомство с этим русским ублюдком, чья помощь оказалась нам здесь весьма кстати?
— Он уже стал для вас «русским ублюдком», Герке? А ведь вы с ним замечательно сошлись во взглядах!
Герке захохотал, запрокинув голову.
— Вы меня просто удивляете, Кауфман! Далеко же вам еще до истинного наци: вы рассуждаете о мировоззрениях там, где нужна простая биология. Он просто грязный славянский унтерменш, и у меня с ним не может быть общих взглядов, даже если он посмел вообразить себя арийцем и по-попугайски бормотать наши идеи! Профанируя высокие германские идеалы, он обрек себя на умерщвление в будущем. Его уж точно не будет среди тех представителей низших рас, которых мы оставим в живых, чтобы вычищать наши сортиры! — Герке словно вещал на митинге, то и дело поднося руку к значку с партийным «хакенкройц»*. — Потешаясь внутри, я не стал указывать ему на его место, ведь сейчас мы используем его в своих интересах, как солдат на марше может попользоваться славянской девкой, затащив ее в сарай. Вы поступали так на войне, а, Кауфман? Нет? Зря! — Герке захохотал и с треском испортил воздух. — Война и секс — вот смысл жизни мужчины, дружище! Этому вас не учили у старины Николаи**? Никогда не позволяйте своему «мечу» заржаветь!
— Да уж… — поморщился Кауфман. — У вас и «ножны» не ржавели, когда здесь был Эрнст. Этому у «старины Николаи» точно не учили.
Герке вскинулся было, но сразу сник и закашлялся.
— А этот русский выглядит, мягко говоря, не меньшим арийцем, чем вы, — заметил Кауфман.
— Вздор! Русские даже хуже, чем обычные вонючие славяне: они являются помесью славян с азиатами! Измерьте его ушной показатель, протестируйте кровь — и все его мнимое арийство улетучится! Так как же вы все-таки свели дружбу с этим Лайдой?
— Меня вывели на него те, в чьих интересах помочь нам здесь, в Южной Америке. А остального вам знать не полагается, Герке. Вас об этом предупреждали.
— Итак, Кауфман, — после натянутого молчания продолжил Герке. — Вернемся, наконец, к деталям ликвидации мерзавца Энгельгардта. Пусть этот «раб Божий» рассчитывает на своего еврейского Иегову, но отныне его бог — это я, и я предопределил его судьбу...
— Тихо! — Кауфман предостерегающе поднял руку. — Да, так и есть: по нашим следам скачет отряд всадников!
— Что будем делать? — явно смутившись, спросил Герке.
— Смотрите, вон они показались, это вооруженная банда! — Кауфман указал рукой вдоль лесной дороги. — Бросаем коней, хватаем оружие и в лес! Быстро, быстро, Герке!
Оба немца бросились в чащу, где Кауфман почти сразу нашел идеальное место для круговой обороны — как-бы небольшой естественный форт из песчаных бугров, камней и поваленных стволов.
— Ну-ка, Герке, помогите мне подтащить это бревно к тем камням! Это просто подлые парагвайские бандиты, мы подпустим их поближе и так угостим, что они будут улепетывать отсюда до самого Консепсьона! — Кауфман словно преобразился, оказавшись, видимо, в своей стихии. — Ха! Да их всего-то человек шесть-семь! Ну, господин истребитель унтерменшей, ваше время пришло: они прямо перед вами!
Судя по выкрикам на гуарани, их противники были местными диковатыми метисами. Они приближались короткими перебежками, стараясь охватить немцев с трех сторон.
— Получайте, желтомордые ублюдки! — выкрикнул Герке, вскинул автомат и дал длинную очередь. Тишина леса мгновенно взорвалась грохотом боя: нападающие залегли и ответили частым винтовочным и автоматным огнем.
— Рано! Экономьте патроны, стреляйте только на поражение! — крикнул Кауфман, тщательно прицеливаясь из своего МП-28, чем-то похожего на старинный арбалет. Напевая «Полет валькирий», он легко вошел во вкус боя, быстро поубавив противнику дерзости своей меткой стрельбой. Напротив, Герке заметно растерял присутствие духа: боясь поднять голову, он практически прекратил огонь.
Стараясь лишний раз не рисковать, атакующие неуклонно продвигались вперед, умело прикрывая друг друга огнем и целенаправленно окружая обоих немцев.
— Вот дерьмо! — вскрикнул Герке, когда винтовочная пуля ударила в бревно совсем рядом с ним. — Что же они не разбегаются? А, Кауфман?! Через несколько минут они нас окружат — и конец! Мы должны немедленно вступить с ними в переговоры, им тоже незачем зря рисковать, мы от них откупимся! Перестаньте геройствовать, вы слышите, Кауфман?!
Яростная стрельба нарастала: пули пронизывали раскаленный воздух, дробили камни, отлетали рикошетом... Но, благодаря отлично выбранной Кауфманом позиции, никто из немцев не был ранен.
— Вы ополоумели от страха, Герке! Наш единственный шанс — это заставить врага отступить с потерями! Да не визжите вы от каждого выстрела, чтоб вас!.. Держите свой сектор обороны! А потери... — Кауфман дал короткую очередь, и со стороны противника мгновенно раздался истошный вопль боли. — Вот так. Еще пара таких попаданий — и им придется убраться.
— Да этим вы только привели их в ярость, Кауфман! — голос Герке срывался от волнения. — Вы же просто нас погубите…
— Заткнитесь, пустозвон партийный, и ведите огонь! — Кауфман снова припал к автомату.
— Я не дам тебе меня погубить, прусская скотина! Все пруссаки — полу-славяне! — прошипел Герке и выстрелил Кауфману в затылок, разнеся ему череп.
Стрельба со стороны импровизированной крепости немцев стихла, и к ней сразу же начали стягиваться, как волки к обессилевшей добыче, окружавшие ее бандиты. Герке уже и сам не соображал, в какой момент крепкие, смуглые руки выволокли его из укрытия, сколько времени его били ногами и прикладами... Зверски избитого, окровавленного, его швырнули к ногам человека, в котором жители Санта-Маргариты с удивлением узнали бы сеньора Педро Альварадо, владельца гостиницы «Парана».
— Второй убит наповал, господин! — доложил кто-то.
— Не иначе, как это я его снял, — важно сказал Педро, прикуривая сигару.
— Хочу, чтобы ты знал: это не против вас лично, — обратился он к дрожащему крупной дрожью Герке. — Просто вы попались на глаза одному важному человеку, мистеру Эйбу Флэггу, а он почему-то ненавидит ребят с такими вот значками, — Педро ткнул стволом маузера в партийный значок НСДАП со свастикой на пиджаке у Герке. — Он хорошо заплатил нам за работу, и мы хорошо ее сделали, не правда ли, парень? А для всех вы просто… затерялись в опасных лесах нашей дикой страны!
— Прошу, выслушайте меня… — Герке еле говорил сквозь выбитые зубы, пуская кровавые пузыри. — Наша партия хорошо заплатит вам за мою жизнь... Я прошу вас… Позвольте мне только встретиться с этим Флэггом, и мы с ним договоримся…
— Исключено: наша репутация бесценна и мы всегда выполняем свои обязательства! — Педро поднял маузер и прострелил Герке голову, оборвав пулей его отчаянный крик.
— Прекрасно! — удовлетворенно произнес он, достал из кармана золотой брелок с изображением короны в круге и благоговейно приложил к губам.
— Уничтожить все следы! Сами трупы — на муравейник, там к вечеру от них ничего не останется. Поторопитесь, я хочу успеть домой к ужину!
Бандиты бросились исполнять распоряжения своего главаря. Солнце пекло немилосердно, над застывающими лужами крови гудели огромные мухи.
____________________
* Хакенкройц — свастика.
** Полковник Вальтер Николаи — шеф германской разведки времен I Мировой войны.
Продолжение: http://www.proza.ru/2020/02/11/104