Над городом кружились снежинки и танец их превращался уже в беспорядочное метание...город засыпало снегом.
В окнах мигали огоньки гирлянд сквозь причудливые морозные узоры, создавая настроение сказки и праздника.
На одном таком окне, между стеклом и шторой, сидели два кота - белый и черный.
- Ты думаешь, что спасешь его, показывая эти дурацкие сны?
- Я думаю, что ему приятно их смотреть.
- Прия-а-тно...в этом ты весь. А то, что парню нужна сила, энергия для жизни, дух противоречия, который опровергнет любой диагноз?
- Ты уже постарался, Черный. Не каждый может справиться с таким коктейлем. Пусть отдохнет и вспомнит.
И я вспоминал.
Залитая солнцем лужайка на опушке леса, где стоял дом бабушки в тени огромной разлапистой сосны. Воздух нагрет так, что дрожит, и одуряющие запахи трав, цветов и земляники поднимаются вверх, пропитывая все. Я лежу на спине и бездумно слежу за движением облаков...и я счастлив.
Какой-то посторонний звук вклинивается в это невесомое состояние. Какой-то писк, но такой слабый, что почти неразличим в общем стрекоте кузнечиков, но он каким-то образом нарушает мою гармонию мира.
И вот я уже приподнялся, навострил уши и стал крутить головой, как локатор в поисках направления звука. Дошел до зарослей малины...писк шел отсюда, но так глухо и слабо, что я инстинктивно припал к земле. Меня ошпарило понимание, что писк идет оттуда, из глубины.
Начал лихорадочно разрывать свеженаваленные комья, пока не увидел маленькие тельца. Бережно достал шесть грязных комочков, двое из которых едва шевелились и попискивали...белый и черный.
Зажав каждого в горсти, я бежал домой, не думая ни о чем, только бы успеть!
- Баба, баба! Они умирают! - я влетел во двор и кинулся к бабушке.
-Тише, тише ты...сейчас посмотрим, - бабушка набрала теплой воды в тазик и окунула туда по очереди каждого.
Это оказались котята, еще слепые, и у одного была сломана задняя лапка. Весь остаток лета я посвятил выхаживанию этих доходяг, которых злая воля обрекла на смерть сразу при рождении. Белый и черный. Снежок и Черныш. И я навсегда запомнил тепло пушистого тельца в руках, его беззащитность и податливость...и ту нежность и силу, что рождались во мне.
С тех пор они были неразлучны и жили там, где жил я. Мои домашние ангелы.
Во мне же уживались две ипостаси - домосед и гуляка. И когда я возвращался из своих путешествий и авантюр, поджарый и почерневший, с боевыми ранами, то превращался в молчаливого и сосредоточенного на самом себе и книгах интроверта. Словно бы перерабатывая весь опыт, что накопил в поездках, рассматривая и раскладывая его в коробочки-шкатулки.
Продолжалось это обычно месяца три-четыре, а потом я опять доставал рюкзак. И пока я жил дома, коты не отходили от меня. Мы вместе спали, вместе шли варить кофе, вместе читали и смотрели в окно. Я привык разговаривать с ними и они понимали каждую интонацию моего голоса, казалось - и самый смысл. Их глаза мерцали желтым и зеленым, сталкиваясь и сплетаясь с моими синими.
Последним моим воспоминанием была снежная лавина, что неслась на нас с горы с неотвратимостью паровоза.
- Ну что, довспоминались? - Черный выгнул спину и зашипел.
- Погоди...глянь, - Белый смотрел в черное небо, на котором зажглась звезда.
Оба кота неподвижно сидели на подоконнике, устремив свои глаза к небу, где загорались одна за одной яркие сияющие точки.
Потом они мягко соскользнули на пол и так же мягко запрыгнули на кровать, на которой без движения лежал молодой мужчина. Сели по обеим сторонам и уставились ему в лицо своими глазищами.
За окном стало сереть, когда навстречу желтому и зеленому взглядам открылся синий.