Проверка бдительности

Николай Жуков 3
                1.    
        После возвращения из дальнего похода, потрепанный океанскими ветрами и волнами сторожевик стал на ремонт в судостроительный завод. За кормой видавшего виды корабля остались многие мили Атлантики, Средиземного моря и Индийского океана. Африканский Рог запомнился морякам обеспечением безопасности судоходства, погонями за шустрыми шлюпками сомалийских пиратов, ежедневной охраной мирных торговых судов самых разных стран мира, и в первую очередь, конечно, России. С постановкой к заводской стенке нагрузка на экипаж снизилась, офицеры, мичманы и контрактники стали чаще сходить на берег, больше времени уделять общению с родными и близкими людьми. И как говорят на флоте - наступило время небольшой расслабухи. Именно в этот период и должно было произойти празднование дня рождения уважаемого офицера. Учитывая неписанные корабельные законы, и дабы не стать жертвой высоких начальников, проведение мероприятия было запланировано на один день ранее самой славной даты.
      Дождавшись двух с половиной звонков (звуковой сигнал, обозначающий покидание Командиром корабля борта корабля) командир ракетно-артиллерийской боевой части накрыл скромный стол с приглашением своих лучших друзей и приятелей. В узкий круг вошли все командиры боевых частей, и даже Старпом с Замом (старший помощник командира корабля и заместитель командира корабля по воспитательной работе). После четвертого тоста, когда у присутствующих началось общее раскрепощение душ, кто-то вспомнил давний случай, произошедший на флагманском корабле флота в кронштадтском доке. Слегка захмелевшие офицеры стали горячо обсуждать пресловутое событие из бригадной древности, но уже с современной колокольни. Прийти к общему мнению они никак не могли, хотя и предположили, что совершить подобную проверку корабельной службы в трезвом состоянии лично им было бы не под силу! Неожиданный телефонный звонок прервал спорщиков, хозяин каюты услышал в трубке спокойный голос Кэпа:
- Ракетчик, ты мне офицеров не спаивай! Вижу без моего командирского контроля твой день рождения оставлять нельзя.  Поэтому, принимаю решение вернуться на борт, готовьте рюмку, буду говорить тост!
Все присутствующие ошарашенно замолчали, ожидая прихода нежданного гостя. Недоумение офицеров сменилось на смирение, смешанное с глубоким уважением и пониманием роли ожидаемого должностного лица на вышеназванном корабле.
Через несколько минут за порогом каюты слегка наклонив голову, стоял командир корабля собственной персоной. В его руках был небольшой сверток, предполагаемый подарок имениннику. Сурово сведенные к переносице длинные черные брови начальника, постепенно, но медленно стали выпрямляться, красивое с тонкими чертами лицо сбросило с себя маску суровости и негодования. И все в очередной раз поняли, что Командира нужно не только бояться, но и уважать!
- О чем спор, господа офицеры?
произнес капитан второго ранга после поднесенной ему чарки горячительного напитка. Узнав о предмете разговора, он хитро улыбнулся, и поморщив брови, с налетом таинственности начал рассказ, в процессе которого начало выясняться, что об этом случае Кэп не просто слышал, но и был ему непосредственным свидетелем. И произошло все в его бытность еще молодым лейтенантом командиром артиллерийской батареи флагмана. Версию пьяного дебоша, он отверг сразу и безапелляционно.  Ностальгический рассказ прозвучал не только интересно, но и весьма трогательно, и как всем показалось, очень правдиво и занимательно.
                2.
        «Школьные годы чудесные!» - эти слова замечательной песни, приходят на ум многим взрослым людям, как воспоминание из далекого и очень дорогого прошлого. И чем дальше удаляются эти самые годы, тем сильнее обостряется чувство ностальгии, тем милее и значимее становятся учителя, посвятившие себя своим благодарным и не очень выпускникам. В памяти человеческой остаются самые дорогие моменты, самые запоминающиеся случаи, и самые интересные учительские рассказы, будь они об учебном предмете, их жизни или неповторимом опыте. Порой они, всплывают в нашем сознании и памяти в самую сложную и нужную минуту, в самой непростой обстановке, помогая решить ту или иную внезапно возникающую жизненную задачу.
Всегда с особой теплотой Валерий Баранов вспоминал свою первую школьную учительницу Анну Федоровну. Лучшим другом и наставником на долгие годы для него стала преподаватель немецкого языка импозантная и интереснейшая Зинаида Федоровна, а примером самоотверженного отношения к своему уроку учительница русского языка и литературы Инна Сергеевна. Своей грамотностью и добротой запомнилась офицеру учительница физики Евгения Петровна. Но особое место  занимал Вячеслав Егорович – учитель начальной военной подготовки. Он стал для них простых донецких мальчишек образцом воинской выправки, строевой подтянутости, знания своего интереснейшего предмета. Кроме обязательного учебного материала, эти учителя частенько использовали, не вписывавшуюся в рамки учебной программы, богатую эрудицию и свой яркий жизненный опыт. Как много было почерпнуто от них замечательных знаний, информация о которых не всегда присутствовала даже в тогдашних учебниках «УЧПЕДГИЗА»! Именно они помогали многим одноклассникам принимать интересные и нестандартные решения в сложных жизненных ситуациях.
                3.
         В ноябре 1994 года, прямо домой к офицеру Баранову, пришел его давнишний знакомый, сослуживец по корабельному соединению Сергей Дьяченко. Он убедительно разъяснил, что идет на повышение, а свой боевой пост заместителя командира флагманского корабля Балтийского Флота по работе с личным составом хотел бы передать ему, как офицеру опытному, еще совсем недавно окончившему военную академию. Сам Валерий не раз серьезно задумывался о своих служебных перспективах. Которые значительно сузились после августа 1991 года, и несмотря на горячую любовь к флотскому спецназу, он встал перед серьезным выбором. А сомневаться и задумываться было над чем!
  В части боевых пловцов капдва служил уже третий год, и эта служба для него была действительно не только самой интересной, но и самой любимой. О ней он мечтал и к ней стремился всю свою сознательную офицерскую жизнь. Серьезным дополнением к его профессиональным обязанностям стали парашютные прыжки, водолазная подготовка, участие в боевых учениях вместе с разведгруппами, и усиленная физическая подготовка. Валерий всегда помнил и о продолжение традиции начатой его младшим братом Александром, также морским разведчиком, участником мероприятий по выполнению ответственной Правительственной задачи по охране Президента СССР во время переговоров с президентом США в исландском порту Рейкьявик. На флотском пути офицера не раз вставали серьезные проблемы, препоны и преграды, и были они связаны и с семьей, и со служебным продвижением, и с негодяями в погонах, и с поступлением в военно-политическую академию, и с борьбой за должностное место в спецназе. Все это пришлось пройти на изломе эпохи государственного реформирования. Развалился великий и могучий Советский Союз, флотским коммунистам молча раздали партийные билеты и учетные карточки. К рулю государственной власти стали медленно и уверенно подползать нарождающиеся в стране зачатки капитализма. Политические органы в Армии и на Флоте были стремительно свернуты и отменены. Сама профессия офицера-политработника, как в то время показалось довольно многим начальникам разных уровней, стала совершенно не нужной. На «инженеров человеческих душ», стали усердно вешать «всех собак». Дальнейшие служебные перспективы нашего героя, как и перспективы многих других выпускников военно-политических училищ и уже не Военно-политической, а Гуманитарной академии, стали неопределенно туманными. Казалось, сиди спокойно на своей должности, удовлетворяйся своим воинским званием, и молчаливо жди пенсионного возраста. Что еще нужно офицеру-политработнику для того, чтобы встретить спокойную старость!  Но встречи с Заместителем командира дивизии надводных кораблей и Командующим Флотом показали, что еще не все потеряно, и у Валерия еще есть шанс на дальнейший профессиональный и карьерный рост. Тщательно обдумав свое дальнейшее будущее, Баранов согласился продолжить службу на флагманском боевом корабле флота.
                4.
         Прошла неделя с того времени, как эсминец 1 ранга пришел в Кронштадт, чтобы стать в линкоровский док судоремонтного завода КМОЛЗ (Кронштадтского морского Ордена Ленина завода). Финишный этап питерской весны был в полном разгаре. Молодая зелень деревьев Петровского парка и Летнего сада радовала глаз не только жителей города, но и его гостей. Запах нежной совсем недавно распустившейся листвы, приятно будил в сознании воспоминания детства и курсантской юности. Каменная, а порой и металлическая мостовая старинных кронштадтских улиц и Якорной площади, Петровский док, Деревянный маяк, Итальянский пруд с крепостными пушками, памятники Петру Первому и вице-адмиралу Макарову, бюст адмирала Беллинсгаузена, форты, крепостные стены, изящные ажурные мосты, футшток, православные церкви и кронштадтский морской собор дышали историей. Но самым интересным и важным было то, что именно в этом городе, на этом заводе  в  линкоровском доке, тридцать девять лет тому назад, стоял  ледокол «Волынец» на котором после окончания Ломоносовского мореходного училища ВМФ работал и служил Балтийскому Флоту его отец. Валерий точно знал, что «Волынец» до революции назывался другим именем - «Царь Михаил Федорович». Он был построен в Германии еще в 1914 году, и был предназначен для обеспечения работы Ревельского порта.  После революции он получил новое имя «Волынец» — в честь солдат Волынского полка, которые одними из первых перешли на сторону советской власти, а затем участвовали в подавлении печально известного кронштадтского восстания. Во время Ледового похода 1919 года – перевода Балтийского флота из Гельсинфорса (Хельсинки) в Кронштадт — ледокол был захвачен сторонниками Белого движения и остался в Финляндии, где использовался около двух лет, как «Вяйнемяйнен». Затем финская сторона передала ледокол Эстонии, где он получил новое имя «Суур Тылл» — в честь былинного героя сааремасского эпоса. С этим именем он и вошёл впоследствии в состав советского флота, участвуя в героическом прорыве кораблей из Таллина в Кронштадт в 1941 году. И уже в блокадном Ленинграде был вновь назван «Волынцем», прослужив в составе вспомогательного флота до 1988 года. В те давние времена Виктор Алексеевич был четвертым механиком, и через долгие годы он с благодарностью пронес память о сплоченном экипаже ледокола, и о встреченных на нем замечательных людях, и настоящих друзьях. Сидя на лавочке в Петровском парке, Валерий вспоминал о своей первой еще школьной поездке в город на Неве. То был эпизод, когда перед самым отправлением поезда в Донецк, в их купе вбежал дядя Лева Крылов, тот самый дядя Лева, о котором так много рассказывал отец. Тогда короткое время стоянки не позволило друзьям поговорить обо всем личном и дорогом, но после  возвращения домой,  отец нашел в семейном альбоме фотографии своего друга и его сына Артема, ровесника Валерия, и в который раз с восторгом показал их своему первенцу. Но, в тот момент, когда поезд, вздрогнув, начал движение, друзья еще не знали, что эта встреча станет для них последней в жизни. Через некоторое время Лев Крылов погибнет в холодных балтийских волнах, спасая тонущего члена своего экипажа.
          Баранову нередко встречались места, где он ранее никогда не бывал, но которые каким-то таинственным образом оказывались тесно связанными с судьбами его родных и близких. И именно в этих самых местах он чувствовал себя так же свободно и привольно, как будто находился у себя дома в родном шахтерском Донецке. Очевидно, именно поэтому строгий и компактный, аккуратный и геометрически рациональный, исторически богатый, гордый и неприступный морской город-крепость Кронштадт он полюбил с первого взгляда, будучи еще курсантом военно-морского политического училища, вернувшимся из дальнего штурманского похода.
                5.
        Частенько во время утренней физзарядки, пробегая по улицам и аллеям пустынного весеннего города и завода, Валерий встречал следы былой истории. В Летнем саду, на Якорной площади он внимательно вчитывался в мемориальные надписи на памятниках. Так он узнал об обороне Кронштадта в войну с Западом 160-летней давности. Тогда эскадры наших врагов, благодаря фортам города-крепости и его минным заграждениям, так и не смогли подойти к столице Российской империи. В Великую Отечественную войну Кронштадт стал не только огневым щитом Ленинграда.  Именно отсюда по Малой дороге жизни в город Ленина пошла продовольственная помощь от Балтийского Флота, потекла она к страдающим от голода ленинградцам. Можно добавить даже большее - не было бы этой морской крепости, не факт, что удалось бы удержать Ленинград. Город поразил Валерия своим уникально замечательным собором, который был точной копией Константинопольской Софии, многими памятниками русским и советским морякам, величественным монументом адмирала Макарова со словами «Помни войну!», местом захоронения погибших революционеров, ажурным пешеходным мостом над крепостным ручьем. Именно там, рядом со стеной собора советские кинематографисты снимали эпизоды казни балтийских моряков белогвардейцами для художественного фильма «Мы из Кронштадта». В КМОЛЗе история города проявлялась в старинных зданиях цехов и мастерских, оставленных для памяти дореволюционных токарных и слесарных станках, чугунных гимнастических снарядах на которых, возможно, занимались еще моряки былых времен.
                6.
        Командование и штабные офицеры местной дивизии и бригады кораблей с уважением отнеслись к пришедшему из Балтийска эсминцу. Флагманские специалисты ограничивались ежедневным утренним общением с командиром корабля или с его старшим помощником, стоя на стенке у декоративного корабельного трапа. Со стороны Валерию казалось, что штабистам было достаточно личного авторитета Командира и его еженедельного пятничного доклада. Этот необычно демократичный стиль работы резко отличался от энергичного всеобъемлющего стиля деятельности штаба бригады надводных кораблей в Балтийске.
        Многие моряки со стоявших рядом судов и кораблей всегда с большим интересом наблюдали за всеми событиями, происходившими на флагмане. Доведенный до идеального состояния порядок, блестящая вороненная палуба, четкие корабельные команды и не менее четкое их исполнение, показные флотские ритуалы, ухоженная форма одежды экипажа, наверно создали у всех окружающих  общее положительное представление о нем. Подобное отношение к морякам из Балтийска сформировалось, не только у местного командования и администрации завода, но и у рабочих, и у жителей самого города.
       В те времена, во всех Вооруженных Силах России были отменены политические занятия, а на их смену пришла общественно-государственная подготовка, которая была довольно аморфным процессом. Но на эсминце каждый понедельник, как во время стоянки на Усть-Рогатке, так и в доке эти занятия проводились регулярно. И проходили они зачастую в очень необычных формах. Так моряки вместе с офицерами и мичманами своих боевых частей посещали экспозиции замечательных кронштадтских музеев, вместе с экскурсоводами участвовали в пешеходных экскурсиях по городу. А вовремя стоянки в доке, проводили занятия вечером после работ и ужина, с удовольствием просматривая патриотические художественные и хроникально-документальные фильмы в кубриках корабля по телевизионной системе «Экран-32». Моряки с удивлением и интересом открывали для себя неизвестные страницы истории России, Советского Союза и их Армии и Флота. В отдельные дни недели по вечерам после ужина с вертолетной площадки частенько доносилось хоровое пение под баян. Музыкантом был молодой матрос-самоучка из боцманской команды, а все остальные моряки исполняли под его аккомпанемент строевые и лирические песни. Конкуренция происходила, как лично между каждым поющим, так и между различными подразделениями экипажа. Нельзя сказать, насколько охотно особенно поначалу матросы и старшины участвовали в таких спевках, но Зам приказал, и все старательно пели или сидя на баночках (скамейках) или маршируя на вертолетной площадке, улавливая ритмы мелодий. Так постепенно улучшалось качество хорового пения экипажа, исполнение военных и лихих флотских песен таких, как «Варяг», «Раскинулось море широко», «Прощание Славянки», лирических матросских напевов о белой черемухе и девушке Люсе, ожидающей своего моряка с флотской службы. Иногда под строевые использовались песни эстрадные, то «Балтийский берег» Газманова, то «Малиновка», а то и «38 узлов» или «Идут матросы на бой» Александра Розенбаума. И получалось очень прилично и чем дальше, тем с большим удовольствием, приводящим к отличному настроению! И толк от этого песнопения был не только для голосовых связок, но и для успешного сплочения и отработки всего экипажа! А во время строевых прогулок по Кронштадту и после возвращения в Балтийск, моряки дивизии и даже местные жители, заслушивались песенными переливами экипажа флагмана. А когда в Военную гавань прибыла телевизионная команда известных на всю Россию гармонистов Заволокиных для того, чтобы снять очередную новую программу «Играй гармонь», то право участия в ней, командование соединения доверило только самому веселому экипажу – экипажу флагманского эсминца!
                7.
            Начиная с первых выходных дней во время стоянки корабля в Кронштадте, в составе автобусных экскурсий моряки объездили весь Санкт-Петербург и многие его пригороды. Лучшие представители корабельного актива посетили Петродворец в тот самый день, когда происходило торжественное открытие каскада его легендарных фонтанов. Средства для поездок нередко выделяли сами офицеры и мичмана, и лично командир корабля. Порой финансы собирались и самими моряками экипажа. Помощь автобусом оказывал флотский драматический театр имени Всеволода Вишневского. Кстати, моряки посетили и его спектакль, посвященный Главнокомандующему ВМФ СССР адмиралу Флота Советского Союза Николаю Герасимовичу Кузнецову. А для матросов и старшин, остающихся на корабле, за исключением дежурства и вахты, предоставлялась возможность активно заняться физкультурой и спортом. Наконец, ко всему творящемуся на причале у борта флагмана стал присматриваться и сам комендант гарнизона, особенно часто он приезжал к месту проведения, когда состязания проходили, как на Усть-Рогатке, так и на городском стадионе. Командир зенитно-ракетного дивизиона, вместе со своими матросами, придумал  речевую визитку, которая произносилась нараспев речитативом, во время веселого перемещения экипажа по городу строевым шагом или спортивным бегом в ногу. Это еженедельное зрелище вызывало у жителей повышенный интерес и внимание.  На городском стадионе команды боевых частей могли поиграть на разных площадках кто в футбол, кто в баскетбол, кто в волейбол, а кто и в регби. В очередные выходные дни моряки пробегали кроссы, занимались силовой гимнастикой, изучали приемы борьбы самбо, боролись на поясах, проводились боксерские поединки, схватки рукопашников.  Команды боевых частей с азартом тянули канат, запрыгивали друг другу на спины, играя в казачью чехарду. Но самыми «горячо любимыми» соревнованиями были скоростно-силовые эстафеты под кодовым названием «Дорога жизни», неоднократно использованные и проверенные Большим Замом в деле  еще на его прошлых местах службы. Выложившись в физкультуре и спорте по полной, приняв холодный душ в корабельной душевой, сытно пообедав, моряки без задних ног, отдыхали в своих кубриках, восстанавливая потраченные силы. А в это время из судовых динамиков внутренней связи лилась современная классическая музыка из репертуаров оркестров Поля Мориа, Джеймса Ласта, Фауста Папетти, музыка и песни композиторов Евгения Доги, Игоря Крутого, Евгения Мартынова, Игоря Николаева, Олега Газманова транслируемые по приказу того же Большого Зама.
          Ежедневные работы по очистке и покраске корпуса эсминца проходили по ранее утвержденному плану. Их спокойное и неторопливое течение сочеталось с периодическим увольнением моряков срочной службы в город, сходом офицеров и мичманов в вечернее время на берег. Но, к сожалению, первое увольнение не обошлось без проблем. Несколько моряков, непривычных к местным гарнизонным порядкам, и не знавших о вездесущем оке кронштадтских ветеранов, сразу же угодили в лапы комендантских патрулей. Они, конечно, были оперативно освобождены с местной гауптвахты. Но произошло это только благодаря усилиям старшего помощника командира корабля, который оказался однокашником помощника коменданта города. Штрафные санкции против нарушителей уставного порядка, на корабле, последовали незамедлительно.
         У задержанных матросов были изъяты военные билеты до конца стоянки в Кронштадте, а они сами были автоматически включены в «спец подразделение» Большого Зама. Теперь его участники были просто обязаны исправлять свои дисциплинарные ошибки через спорт и высокие физические нагрузки, ежедневно участвуя в специальной скоростно-силовой эстафете для нарушителей уже под новым кодовым названием «Барханы».
После окончания корабельных работ, несколько раз в неделю, в сплоченные ряды невольных «спортсменов» вливались дополнительные бойцы, получившие в течение рабочего дня серьезные замечания от своих командиров и начальников. Спецназовское прошлое офицера Баранова, просто обязывало его с особым трепетом и любовью относиться к воспитанию личного состава через физкультуру и спорт! На вечерние построения он выходил в легкой спортивной форме, а нарушители строились на стенке по форме «Брюки, голый торс». Эстафета включала в себя стометровку, передвижение гусиным шагом, ходьбу на руках, перенос партнера, сидящего на спине, в позиции раненого в ногу, лежащего на плечах в захвате «мельница», захваченного руками перед собой, так как это делают на своих тренировках борцы вольного стиля. Завершалась эстафета двухкилометровым кроссом в обратную сторону движения. А когда бойцы добегали до окраины завода, и приближались к огромному песчаному холму, то поступала команда Зама: «На штурм!» После ее получения нарушителям было необходимо быстро взобраться на его вершину. По завершению мероприятия, почти все участники забега в изнеможении, падали или садились на землю лишенные последних сил. Особенно от физических нагрузок страдали матросы, имевшие богатое криминальное прошлое, и на гражданке баловавшиеся курением «травки», и до определенного периода слывшие грозой молодых моряков. Регулярность этих занятий способствовала улучшению физической закалки и выносливости бойцов, развитию у них быстроты и ловкости, уменьшению количества нарушений воинской дисциплины, повышению эффективности борьбы с казарменным хулиганством и трудовым уклонизмом.
                8.
         Сочетание ежедневного труда, физических нагрузок и воспитательных мероприятий в первый месяц ремонта поддерживало неплохую морально-боевую обстановку на корабле, которая позволяла осуществлять должный контроль за экипажем. Тем не менее, заводские настроения постепенно стали расслаблять, проникая в души моряков. Некоторые дежурные офицеры не добивались четкого выполнения своих обязанностей лицами дежурно-вахтенной службы. А те в свою очередь не выходили на ночные разводы, засыпая в укромных местах на своих заведованиях. Не сыграли ожидаемой роли и учения ПДСС (противодиверсионных сил и средств) кронштадтского гарнизона. Тогда бойцы отряда специальной разведки Каспийской флотилии, выведенные из Баку на один из островов Ладоги, пытались проверить организацию охраны Кронштадтской военно-морской базы, но по мнению офицера-посредника из разведуправления флота ожидаемых результатов не достигли. А сами моряки эсминца посчитали, что полная безопасность им обеспечена  высоким забором завода. Нужно было, что-нибудь предпринять для возвращения сознания экипажа на нужную орбиту.
                9.
        14 июня 1995 года средства массовой информации страны сообщили о захвате больницы города Будённовска головорезами чеченского полевого командира Басаева. Тогда ни один выпуск телевизионных новостей не обходился без анализа обстановки в районе проведения теракта. Многим гражданам России стало понятно, что в стране никто не защищен от подобного, и любой человек может стать жертвой террора. Командование корабля доходчиво разъяснило морякам сложившуюся в стране обстановку. Но как мобилизовать воинов, как довести до их сознания реальность этой опасности!? Именно этот вопрос не на шутку обеспокоил и самого Командира.
Перед ужином в его каюту кто-то постучал. Вошедший  заместитель командира по работе с личным составом таинственно закрывая за собой дверь произнес:
-  Товарищ капитан 2 ранга, есть интересное предложение, подкупающее своей новизной!
-  Излагай!
Ответил тот.
И Большой Зам предложил  на практике проверить организацию дежурно-вахтенной службы на корабле. Подобные проверки ему неоднократно приходилось осуществлять еще во время службы в разведке морской пехоты и части флотского спецназа. Первым условием была полнейшая секретность и скрытность. О плане не должен был знать никто кроме Командира, Зама и еще одного офицера, персонально выбранного для секретной операции. В задачу входила внезапная проверка ночного развода корабельного дежурства и вахты, бдительности дневального на корабельном катере, стоящем за доковым батопортом, вахтенных у трапа и дежурных по боевым частям и по низам. И по возможности было необходимо проникнуть в каюту Командира и изобразить его устранение. План Кэпу понравился и был немедленно утвержден.
Капитан второго ранга Баранов вызвал к себе одного из офицеров ракетно-артиллерийской боевой части. Того самого, который отличался отменной физической подготовкой, особым рвением, проявляемым в повседневной службе на корабле. Зам достоверно знал, что во время торпедных стрельб старший лейтенант бесстрашно спускался за борт в водолазном костюме для того, чтобы гаком зацепить плавающую в вертикальном положении отстрелянную торпеду, а во время возникшего пожара в одной из продовольственных кладовых, подключившись к изолирующему дыхательному аппарату, он так же бесстрашно осуществлял его тушение. У политработника была и информация  о том, что в своем военно-морском училище офицер активно занимался дзюдо и даже был призером его первенства. Более того, Баранов лично знал его отца, потому что в свое время сам служил на ракетном крейсере под его командованием, и помнил старшего лейтенанта еще нахимовцем, приезжавшим  на корабль во время летних каникул. Таким образом, выбор был сделан! Единственной просьбой молодого офицера было неразглашение его личности экипажу.
Для обеспечения будущей операции потребовались маскировочные халаты, и веревочные шкерты (веревки) для связывания, которые можно было найти в арсенале корабля и в шкиперской кладовой. Для этой цели Командир объявил командиру ракетно-артиллерийской боевой части о проведении внеплановой проверки корабельного арсенала и хранящегося там оружия. Во время проведения этого мероприятия нашим старшим лейтенантом были незаметно изъяты два маскхалата со специальными скрывающими лицо масками, хранившиеся в арсенале для десантного взвода.
                10.
Переодевшись в гражданку, офицеры участники акции неприметно сошли с корабля для того, чтобы на время покинуть территорию завода. Ими было принято решение, во избежание общения с заводской охраной, перелезть через двухметровый забор, пройдя так называемыми «тропами Хо Ши Мина». Преодоление препятствия не заняло много времени, но и сам процесс каждый из них осуществил по-разному. Так старлей перемахнул через него с юношеской легкостью, ну а капитану 2 ранга пришлось немного сложнее. Потому что разница в возрасте составляла более десятка лет, да и весовая категория начальника была килограммов на десять тяжелее. Несколько часов они проходили, прогуливаясь по городу и любуясь его архитектурой. В этот день погода была свежей, дул сильный ветер, который поднимал в воздух пыль и песок с городских дорог, создавая своеобразную пылевую завесу. Пешеходов было немного, что способствовало соблюдению скрытности, а как только склянки пробили полночь, они вновь перемахнули через заводской забор, и подошли к доку, засев возле него в кустах, продолжили осуществлять наблюдение за кораблем (благо, что эти кусты были очень большими).
Ровно в два часа ночи на корабле прозвучала команда о построении дежурства и вахты на развод. Вышедший на построение дежурный, а им был сам корабельный психолог, увидел, что в строю стоит всего одна четвертая часть необходимых для решения задачи военнослужащих. Остальные, очевидно, не сочли нужным прерывать свой сладкий сон. Дежурный эмоционально взмахнул правой рукой и резко опустил ее вниз, его слов за пределами корабельной палубы не было слышно. После чего народ разбрелся по заведованиям. На юте у сходного трапа в гордом одиночестве остался добросовестный старшина второй статьи в белых бескозырке и фланелевой рубахе. Вахтенного офицера, который должен был стоять там же, никто из наблюдателей не заметил. Прожектора, направленные на верхнюю палубу, светили довольно ярко, позволяя контролировать весь левый борт и ют эсминца.
Переодевшись в маскхалаты и вооружившись тонкими и очень крепкими шкертами (веревками) наши диверсанты выдвинулись в сторону докового батопорта. В этот период в заводе стояло несколько надводных кораблей и масса устаревших подводных лодок, переведенных на Балтику с Северного флота. Эти лодки представляли собой печальную картину запустения и развала. Наблюдение за ними осуществляли дневальные матросы, которые приходили на свое дежурство через каждые четыре часа. Готовность подводных лодок к окончанию их ремонта и вступлению в боевой строй была неопределенной. Как показало время, большинство из них пошло «на иголки». Единственным достойным боевым кораблем на этот момент оставался флагманский эсминец, стоявший в доке. Для того, чтобы командир мог быстрее добраться с корабля до причала Усть-Рогатки, еще до его постановки, на воду за батопортом был спущен командирский катер. Днем и ночью он охранялся матросами электромеханической боевой части. Уверенность в том, что в Кронштадте все спокойно, позволяла некоторым членам команды расслабиться. Показателем уровня бдительности стал этот самый ночной развод корабельного дежурства и вахты. Сход двух офицеров в город в вечернее время при отсутствии специального учета, не вызвал у их представителей никаких вопросов и никакой озабоченности.
Постановка боевой задачи для проверки бдительности корабельной вахты и дежурства была спокойной и лаконичной. Старший лейтенант изъявил острое желание разобраться с дневальным по катеру самостоятельно. Капитан 2 ранга согласился и продолжил наблюдение за кораблем. Но прошло десять минут, а сигналов от офицера Зам так и не получил. Поэтому он быстро подбежал к катеру, и, войдя в салон, стал свидетелем ожесточенной схватки. Еще не до конца проснувшийся матрос, не понявший происходящего, оказался довольно крепким орешком. Он не только не сдавался, но и энергично осуществлял оборону, периодически переходя в наступление. Старший лейтенант, потерявший много сил и энергии, уже не мог произвести стопроцентный захват и самостоятельное связывание противника. Для успеха требовалась немедленная помощь. Трудно себе представить, о чем думал несчастный дневальный по катеру, но то, что он начал понимать, что с ним не шутят, ощущалось в его поведении. Заму даже показалось, что от матроса исходят волны, какого-то смертельного страха и ужаса! Как будто он почувствовал приближение, не мало, не много, а самой гибели! Бедный моряк, ощутивший всю серьезность планов нападавших на него диверсантов, стал причитать и молить о пощаде, ссылаясь на какую-то серьезную болезнь, которая требует обязательного хирургического вмешательства. Но к его стенаниям никто не прислушался, и не пожалел беднягу. Привычным движением Баранов захватил матроса сзади за ноги, и сбил вахтенного с ног на живот. Оседлав, упавшего, он исполнил связывание «Узда», которое применяется разведчиками при захвате языков в боевой обстановке. Сначала были захвачены и связаны обе кисти рук, затем шкерт, охватив шею матроса, перешел на связывание обеих ног. Кляп, сделанный из нового носового платка, помог ограничить возможность противника подавать звуковые сигналы за пределы катера. Таким образом, пришел черед приступить к дальнейшим действиям и на самом корабле.
Наступало утро и поэтому многие матросы начали выходить из дверей центрального коридора, для того чтобы подняться по трапу в направлении берегового туалета, тем самым, мешая нашим диверсантам проникнуть на корабль для начала активных действий. Прошло около часа, когда наконец возникла удобная ситуация для проникновения на борт корабля. Уже стало ясным, что вахтенный офицер мирно спит в своей каюте, а добросовестный старшина второй статьи осуществляет движение по маршруту «Трап – кормовая артиллерийская башня – трап». Дождавшись, когда вахтенный повернется к ним спиной, для выхода на свой привычный маршрут, офицеры бросились вниз по трапу. Их бег показался неожиданно обернувшемуся назад старшине фантастическим! Гигантские шаги, напоминавшие полет японских ниндзя, вызвали у него настоящий животный ужас! Бросив свой пост, с криками «Караул!» вахтенный резво бросился в коридор команды, стремительно преодолевая расстояние от рубки дежурного до офицерского коридора. Старший лейтенант побежал за ним, для проведения задержания. Выходивший в это время из офицерского гальюна (туалета) заспанный начальник медицинской службы, увидев бегущих испуганно закрыл входную дверь, и налегая на нее всем телом, начал громко причитать:
- Я не комбатант! Я не комбатант!  (я не военнослужащий!)
Наш старший лейтенант, не обратив никакого внимания на крики медика, продолжил преследование добросовестного старшины. А в это время капитан второго ранга открыл дверь рубки дежурного, но не обнаружил там дежурного по низам, который, очевидно, осуществлял обход корабля. Испуганный и еще не до конца проснувшийся матрос-горнист попытался вскочить, и дать отпор неизвестному, но неожиданно наткнулся на выставленный вперед кулак его левой руки, и мягко отлетел к переборке. После чего неизвестный в маскировочном костюме быстро выбежал на правый шкафут, и устремился в коридор офицерской кают-компании. Открыв дверь в каюту командира, он постучал в его спальню, и спокойным голосом уведомил Кэпа о том, что корабль захвачен, а у дежурства и вахты начался полный коллапс, короче говоря, поставленная задача была выполнена. Улыбнувшись сквозь сон, Командир, поблагодарил Зама за выполненную работу, порекомендовав немного поспать перед построением экипажа на подъем флага.
Выйдя на верхнюю палубу, замполит снял с лица маскировочную маску, и сошел на берег для того, чтобы освободить дневального по катеру и забрать, спрятанную в кустах за доком сумку с одеждой. Войдя в салон катера, он с удивлением констатировал отсутствие связанного бойца. Выйдя из салона катера на стенку, офицер направился к кустам, где была оставлена их сумка. Невольно оглянувшись, капитан второго ранга заметил, как от борта одной из подводных лодок отделилась группа моряков в количестве семи человек, и не спешно вереницей трусцой приближается к нему. Сначала офицер подумал о том, что учения по повышению бдительности завершены, и он объяснит это подводникам, если те об этом его конечно спросят. Но сразу изменил свои планы, сообразив, что приближающиеся к нему бойцы не столь любознательны. Пока он будет разъяснять им суть проблемы, матросы вряд ли станут примерными слушателями. Было очевидным, что они постараются скомпенсировать моральный и физический ущерб, нанесенный пострадавшему матросу-механику при помощи своих кулаков, а может быть и ног.  Тем не менее, Валерий понимал, что перед ним, не морские пехотинцы, и не моряки флотского спецназа, а всего лишь заводские подводники, не отличающиеся отменной беговой подготовкой, которым чужды высокие физические нагрузки. Он вынуждено исполнил резкий финишный рывок, и достиг гюйс-штока эсминца. После поворота на правый борт корабля, капдва перешел на бег трусцой, оставив далеко позади запыхавшихся покорителей морских глубин. Приветливо помахав вынужденным противникам рукой, он направился в носовой умывальник для принятия холодного душа. На сон оставалось всего полтора часа времени.
                11.
          На подъем флага экипаж вышел во взбудораженном состоянии. Матросы, мичмана и офицеры эмоционально обсуждали ночное происшедшее. Ровно в восемь часов, дежурный по кораблю скомандовал:
- «На флаг и гюйс – смирно!»
Командир корабля дал команду об их подъеме.
После перестроения экипажа для объявлений, Командир, сложив руки за спиной и начал «раздачу пряников»! Во-первых, он объявил о наказании всех тех военнослужащих срочной службы, которые ночью не вышли или покинули свои места несения вахты и дежурства. Затем он вспомнил о дневальном по катеру, и его загадочной болезни. Как им было выяснено у корабельного медика, матрос еще где-то  в Балтийске умудрился подхватить легкую венерическую болячку, которая отнюдь не требовала хирургического вмешательства. Кронштадтская гауптвахта с нетерпением ждала героев захвата. На построении офицерского состава к рядовым матросам Командир присоединил и лейтенанта, который должен был стоять вахтенным офицером у трапа. А вечером, в столовой команды, экипажу был показан легендарный фильм братьев Васильевых «Чапаев». Это была домашняя заготовка Большого Зама, которую он позаимствовал из рассказа своего школьного военрука Вячеслава Егоровича. Дело в том, что тот служил свою срочную службу в ГДР в танковой дивизии, которой командовал сам гвардии полковник Чапаев – сын легендарного комдива Гражданской войны. После каждого случая нарушения устава караульной службы солдатами его дивизии, гвардии полковник собирал весь личный состав в кинозале, для показа фильма об отце. И в тот момент, когда белогвардейцы снимали чапаевских часовых, фильм останавливался. Вячеслав Егорович всегда рассказывал своим ученикам о несметном количестве просмотров этого фильма его сослуживцами-танкистами, который многие из них выучили наизусть! Остановил демонстрацию кинокартины и наш капдва, повторив немного измененную фразу комдива-танкиста:
— Вот так потеряли Чапаева! Но погубить корабль мы не позволим никому и никогда!
После чего пораженные моряки досмотрели до селя не виданный ими фильм до конца.
Доковый ремонт затягивался, но ежедневно, заступая на корабельное дежурство и вахту, каждый матрос и старшина, мичман и офицер стали тщательнее контролировать сходы членов экипажа с корабля. А если сам Зам уходил в город, то каждый из моряков старался приберечь для своей безопасности, кто молоток, кто монтировку, а кто и простое полено с гвоздем. До конца ремонта оставались считанные недели. Затем был военно-морской парад в Санкт-Петербурге и возвращение флагмана в родную базу.
                12.
           Прошли годы после того, как эсминец первого ранга после докового ремонта вышел из Кронштадтского судоремонтного завода, договор между старшим лейтенантом и капитаном второго ранга остался в силе! И ни одна живая душа не узнала имени офицера, участвовавшего в проверке бдительности.
Во время празднования двадцатипятилетнего юбилея корабля за столом в кают-компании флагмана раздался звонок мобильного телефона. Приглашенный на торжественное мероприятие третий в его истории заместитель командира по работе с личным составом взял трубку и услышал в ней до боли знакомый громкий и уверенный голос, произнесший теплые слова поздравления с юбилеем. Говорил Командующий большого флотского объединения, и Заму этот голос напомнил кронштадтский док, и проверку бдительности корабельной вахты. Он радостно выслушал поздравление адмирала, усмехнувшись в уже седые усы, и задал встречный вопрос:
- товарищ Командующий, рад слышать Ваш голос! С нетерпением надеемся и ждем, когда вы вернетесь для дальнейшей службы на родной Балтийский Флот!
- спасибо, Валерий Викторович, я бы с удовольствием это сделал, но пока еще очень много работы на флотилии.
            Однажды весенним утром, выйдя на берег Финского залива на окраине КМОЛЗа, Валерий увидел и поднял из прибрежного песка три небольших округленно отшлифованных морской волной гранитных камня. Они коренным образом отличались от тех морских камешков, которые он встречал раньше в Азовском и Черном морях. Их коричнево-фиолетовый в черно-белую крапинку цвет, способность высекать при соприкосновении бело-желтые искры, невольно вызвали у Баранова ассоциацию с тем самым заветным гранитным камнем из популярной песни композитора Бориса Мокроусова на стихи Александра Жарова, написанной в 1943 году  о подвиге черноморского матроса . Очевидно, именно эта простая скромная природная красота, дышащая какой-то особенной неприступной надежностью, вызвали у офицера чувства восхищения и восторга, и побудили его оставить эти камни себе на память.  Валерий Баранов твердо знает, что придет время, когда  его сын Артем, принимая отцовскую эстафету, станет хранителем этой кронштадтской реликвии, как талисмана,  как памяти об его отце и деде, и городе-крепости, которую, не сумел захватить ни один иноземный враг России!
           Спокойный поставленный голос Командира умолк. В каюте воцарилась звенящая тишина. Офицеры долго смотрели каждый перед собой, а мысли, посетившие их в этот момент, очевидно, вызывали множество вопросов, на которые нужно было самостоятельно найти правильные ответы. А в это время, капитан второго ранга, прервал общее молчание, предложив очередной тост за именинника и боевую готовность корабля, которая немыслима без высокой бдительности!