================= 9. Матка боска
В дверь тихонько постучали и тут же её открыли. Панна Крися, принесла её нелёгкая. Наверняка стояла под дверью и подслушивала, как Натэла честила Нинину бабушку, у которой «наконец проснулась совесть» и которую «не видеть бы никогда». Теперь об этом узнает вся квартира. Нина почувствовала, как от щёк отливает кровь (от гнева она не краснела, как принято у людей, а напротив, делалась бледной).
— Ниночка… Матка боска! (матерь божья). Естещь бяла… (ты вся белая) Ни естещь хора? (ты не заболела?) — испуганно спросила панна Крися. И не получив ответа, всё тем же испуганным голосом сказала: — К телефону тебя, тво;я бабчя, ба…бушка. На последних словах голос Кристианы задрожал.
Наверное, решила, что Машико Нугзаровна с того света звонит, подумала Нина. А ещё подумала, что к общему телефону, висевшему на стене в коридоре, всех всегда приглашала панна Крися, которая как по заказу оказывалась в коридоре, если кому-то звонили.
Вернувшись в комнату, Нина плотно закрыла дверь (панна Крися топталась в коридоре: поправляла на своей вешалке криво висящее пальто, перекладывала с места на место беретку, комкала в руках шарфик…) и шёпотом сообщила маме, что бабушка приглашает её в гости, в воскресенье, то есть завтра. Она просит Натэлу отпустить её на два дня, с ночёвкой, и обещает, что с ней ничего не случится. Последние слова Натэлу покоробили.
Зинаида Леонидовна, мать Нининого отца, внучку не любила, а невестку ненавидела — за то, что мужа сгубила (Зинаида Леонидовна так и сказала — сгубила). Ведь именно она виновата в том, что муж почти не бывал дома, сутками пропадал на работе, а когда и неделями. Была бы Натэла хорошей женой, не рвался бы муж из дома, не лез к чёрту в пасть, под завалы и в пропасти, спасая праздношатающихся туристов, которым ума не хватило понять, куда можно соваться, а куда нельзя. Спасать их, видишь ли, обязаны. Если бы Максима любили и жалели, он не рисковал бы собой, живым бы остался.
Оправдываться не имело смысла. Натэла и не оправдывалась, сама не ездила к «родне» и дочке не позволяла. — «Не любят они тебя. Успехам твоим не обрадуются, неудаче рады будут. Два года о тебе не вспоминали, теперь вот вспомнили. К кому поедешь, зачем? К чужим людям, в чужую жизнь… Нам соседей хватает с лихвой, других таких не надо».
Нина соглашалась с матерью, обижаясь в душе на бабушку. И вот — всё волшебным образом переменилось, и её снова пригласили в гости.
— Я не поеду. Если хочешь, езжай одна. Всё же родня они тебе, может, сменят гнев на милость, — сказала мама, и Нина обрадовалась: ждала гневной отповеди, а ей разрешили поехать.
В воскресенье Натэла буквально выпихнула дочь из дома, наказав держаться с достоинством и не поддаваться на провокации. Она не знала, что Зинаида Леонидовна велела внучке приехать с паспортом. — «Восемнадцать лет исполнилось, выросла девочка, Максима моего память. Ты, внученька, обо мне плохо не думай, я звонить-то вам боялась: мать-то тебя не отпустила бы к нам, не любит она нас. А теперь тебе разрешение ничьё ни к чему, сама решишь, нужна тебе бабушка, али нет. Ты паспорток-то с собой возьми, покажешь бабушке, похвалишься».
Если бы Натэла слышала эти слова, то непременно поехала бы вместе с Ниной.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2020/02/09/77