Я глубоко убежден, что вот эта история, которая однажды случилась со мной и которую я здесь излагаю, могла произойти только в Советском Союзе, и больше нигде и никогда. Поэтому она, эта история, именно чисто советская.
Началась она с того, что меня скоропалительно назначили начальником партии, выполнявшей пятидесятитысячную геологическую съемку (объяснять не буду - долго. Коллеги меня поймут, остальные, надеюсь, извинят. Скажу только, что это довольно хлопотливое и кропотливое занятие).
Да! И еще, на всякий случай, а то вдруг кто не так поймет. Партия, в данном случае, это не политическое, а производственное сообщество.
У меня это был второй или третий год после окончания ВУЗа, так что начальничек я был не то что свежеиспеченный, а прямо-таки совершенно сырой. Дело для меня усугублялось еще и тем, что происходило это в Туркмении, в горах Западного Копер-дага. Партия моя состояла человек из 15-ти, очень разных человек, но схожих в одном: всем подавай пить. Да ладно бы только пить – им же еще и умываться! Избаловались в своих городах, а тут же вам пустыня… Да мало что пустыня – адыр! Если по цивильному, на а’нглийский манер – бедленд. То есть мертвые глиняные холмы с мертвыми глиняными лощинами между ними. Так что даже песком, как заповедовал Пророк, не умоешься… А ближайшая вода – где-то почти в ста километрах, в городе Небит-даге. Теперь он называется как-то иначе, но я буду уж как привык.
А весь мой партийный транспорт состоял из одного (1-го) грузовика-вездехода почтенной, ныне давно забытой марки ГАЗ-63. Машина неплохая, в тех бездорожных условиях вполне уместная, но единственная. В нашем коллективе она носила почетное наименование «Захар» - в память своего старшего родича, фронтового грузовика ЗИС-5. И я, как руководитель работ, обязан был с ее помощью обеспечить: а) доставку маршрутных пар на маршрут и съем их с маршрута; б) перемещения базового лагеря и размещение выбросных; в) доставку продуктов; г) обеспечение запчастями самой машины, которая сыпалась в режиме нон-стоп и, самое главное - д) снабжение партии водой из того же самого Небит-дага. И, конечно, на все это требовался: е) бензин, который мог быть, а мог и не быть для меня на городской автозаправке. Таким образом я, как распорядитель этого бедлама, оказывался на месте героя известной байки о волке, козе и капусте. Только что в моем случае их роли исполняли вода, бензин и маршруты.
Главным ножом у моего горла была, конечно, вода. Для нее в партийном хозяйстве было что-то около 15 молочных фляг по 40 литров каждая. Причем, когда я отправлял машину за водой, хотя бы пяток полных фляг должны были оставаться на лагере. И получалось, что комплекта полных фляг у меня не могло быть никогда – вечный подсос и вечная тревога: а ну как мой Захар застрянет по дороге?!
И вот на этой-то почве, уж не знаю как вернее сказать – тощей или плодородной – взошла идея бочки-прицепа. Казалось бы, чего проще? Ну, мало ли в нашей великой державе пивных, квасных или молочных бочек на колесах? Оказалось – мало! Мое верхнее начальство в попытках решить этот вопрос дошло, не поверите, до самого Госплана и получило окончательный ответ, что, мол, такие емкости - это материал стратегический, оборонный, строго фондируемый и очередь на его получение, при убедительном обосновании потребности, займет от двух до пяти лет. Мне вяло пообещали на следующий полевой сезон подбросить еще одну машинку и на этом я вынужден был угомониться.
Но случилось неожиданное. Разведка донесла, что на задворках автобазы МГУ, которая и обеспечивала нас машинами, среди прочего металлического хлама прячется именно такая бочка-прицеп, правда, в совершенно неадекватном состоянии. Снаружи она была настолько покорежена и ободрана, что даже нельзя было достоверно установить, из-под чего она. Но ладно, наружная оболочка! Вскрытие показало, что это транспортное средство явно из аварии, причем такой, что оказался пробит внутренний, дюралевый корпус. В общем, металлолом и металлолом! Но идея разжиться прицепом для воды оказалась настолько заманчивой, что нашлись и средства для ее воплощения.
Правда, средства недостаточные. Ведь альма-матерь моя, геологический факультет МГУ, это все же не химфак и не биофак. И ресурсов питьевого спирта, достаточных для оперативного восстановления моей драгоценной рухляди (а я уже считал ее своей!) постоянно не хватало. Поэтому процесс шел не в том темпе, каком бы мне хотелось, но все же шел. И если с ходовой частью, а также с внешним кожухом с грехом пополам, но закончили где-то к апрелю, то с пробитой бочкой дело застопорилось. Тут требовался какой-то особый сварной, способный варить дюраль, а таких, как говорили знающие люди, по пальцам. И стаканом от такого не отмажешься. Тут речь шла не менее, как о литре.
И все же каким-то чудом, но вся эта «операция-реставрация» была-таки успешно завершена ко времени отправки техники и имущества платформой и паромом по маршруту Москва - Баку – Красноводск - Небит-Даг.
Конечно, ни о какой регистрации моего драгоценного приобретения в ГАИ речи быть не могло, но тем не менее транспортировка его по указанному маршруту прошла успешно. Поскольку операция эта в правовом смысле была, мягко говоря, не безупречна, детали ее, даже через полсотни без малого лет, я все же опущу. Тем более, что и сам не полностью в курсе.
И вот следующий мой полевой сезон. Он обещался быть совершенно иным, чем предыдущий. Ведь на этот раз, сверх старика «Захара» и помимо нелегальной бочки, я получил совершенно легальный джип ГАЗ-69, предшественник нынешнего 469-го, имевший народное прозвание «козел», ну, или уменьшительно-ласкательное «козлик». И это было абсолютное новье, как говаривали водители-профи - «муха не сидела», платформой прямо из Ульяновска, 400 км на спидометре. А вот водила на нем… Ну, не знаю, был ли у него хоть такой практический наезд, не говоря уж про специфику условий.
И вот этот новичок, это я про «козлика», должен был освободить своего старшего коллегу «Захара» от обязанности раскидывать народ по маршрутам, от всех и всяческих разгонных дел, да и вообще, два – это все же не один. Казалось бы, о чем еще мечтать? Но, как говорится, недолго музыка играла… То есть не просто недолго, а можно сказать, нисколько. При первой же заброске на маршрут, (а я, воспользовавшись на свою голову служебным положением, присвоил себе «право первой ночи!»), у моей обновки развалился задний мост и началась канитель, которую я даже описывать не хочу. Тем более я здесь вообще не об этом, а о своей любимой бочке. Скажу только, что вся эта волокита с эвакуацией юного калеки все в тот же Небит-даг, с его пристройкой на ремонт, перепиской с начальством по поводу оплаты этого ремонта (которая – переписка - кстати сказать, так и окончилась ничем) и тому подобными мероприятиями, остановила работу всей партии почти на неделю. А все потому, что в эту канитель пришлось на полную мощность включить «Захара» с его водителем, который и стал главным героем этой нелегкой эпопеи.
Саму ее, эпопею, описывать не стану - тоска, а вот водителя «захаровского» помяну. Причем самым добрым словом. Звали его Володя, фамилии, увы, уже выпала из памяти. Происходил он из сирот-суворовцев военного времени, даже участвовал в параде Победы – в колонне юных барабанщиков. Но «по музыке» не пошел, а пошел он в армию и дослужился там до командира автовзвода. Потом, во второе хрущевское сокращение, его оттуда вычистили. Причиной чему послужило, по его же признанию, сверхнормативное пристрастие к горячительному. Но ему довелось пережить увольнение самого Жукова, и он хорошо запомнил, под каким соусом офицерам Советской Армии было преподнесено изгнание из нее «маршала Победы». На ежедневных политчасах, посвященных этому событию, замполиты и привлеченные лекторы величали его не иначе, как «этот разъяренный Бонапарт…».
Переставши быть военным командиром, Володя мой на гражданке начальником не стал, не стал он и музыкантом, а стал просто шоферить. И вот, после длительного извилистого жизненного пути, на мою удачу, оказался водителем в моей партии. Золото был мужик, и даже сугубое пристрастие к горячительному не перекрывало пользы от его квалификации и исполнительности. Чего стоило только почти постоянно держать на ходу такую рухлядь, как наш старикан «Захар»! Тем более, что по самой нашей жизни, реализовать свое порочное пристрастие было ему крайне затруднительно. Сотня верст адыра в любую сторону. В такой ситуации даже его армейские навыки были бессильны. Но разок он смог-таки меня ими поразить. Случилось раз, что мы с ним, уже после завершения полевого сезона, совершали суточный, с утра до позднего вечера, перегон из Небит-Дага на основную базу в Ашхабаде. И была у нас единственная остановка на обед в городе Кызыл-Арват (теперь он тоже зовется не так, но я и тут уж буду, как привык). Всю дорогу, до и после обеда, Володя был сосредоточен, внимателен, адекватен, вел со мной неспешную содержательную беседу на разные умные темы. А по прибытие на место просто выпал из кабины в полной отключке. Я в панике было подумал, что это обморок от перенапряжения, или чего похуже, но самый поверхностный осмотр показал, что он просто мертвецки пьян. Как, когда, каким таким манером!? Наутро я было попытался это выяснить, но успеха не имел. Володя был, как всегда, открыт, доброжелателен, контактен, но решительно не желал понимал, о чем это я? Больше мы с ним к этой теме не возвращались и тайна сия осталась для меня тайной до сих пор, а значит – навсегда. Но что тут не обошлось без его армейского опыта – в том у меня сомнений никаких. Такой вот герой, хоть не романа, но все же.
В общем, опять оказался я при одной машине и одном водителе. Что было огорчительно. Но с бочкой поначалу все сложилось именно так, как мне мечталось. И у меня уже не вызывали дрожь и озноб мысли о двух, ну никак не отменимых, ведрах вечернего чая, или об утренней неспешной очереди к умывальнику, или о дамских постирушках, или, о ужас!, о периодически возникающих требованиях народа устроить общую помывку. Но помывка посреди пустыни - это отдельная история и здесь речь не о ней.
Я завел себе специальную водомерную рейку и ежевечерне совершал торжественный обряд замера воды. Взобравшись на бочку, я принародно погружал в нее рейку и, глядя на отметку уровня, последовательно отменял помывку, постирушки, ненормированный чай… Как-то раз, по горячке, я даже посягнул на мытье посуды. Протирайте, мол, влажной тряапочкой… Но этот номер у меня не прошел. В общем, по достижении критического уровня воды в бочке, я назначал очередной рейс за водой. Случалось это раз в неделю-полторы. Перед тем оставшуюся в бочке воду сливали во фляги, а те, что оставались порожними, тоже отправлялись на заправку. Так что теперь подсоса с водой у меня не возникало.
Но… Ну куда же в жизни нашей без «но»! Но, видимо, бог, или кто там есть, подумал – а не слишком ли у него там все кучеряво? И не пора ли напомнить ему, сукину сыну, кто в доме хозяин! Пока он вовсе страх не потерял…
И вот однажды, когда желанный подошел срок, я, побритый, цивильно приодетый, направился на «Захаре» в Небит-даг, дабы получить на почте денежный перевод – привет от родимой бухгалтерии. Кстати сказать, именно мне, то есть моей партии, не в пример остальным, переводы приходили аккуратно, ежемесячно по графику, день в день. А все потому, что у меня в канавщиках числился сынок одной из бухгалтерш, сосланный ею в поле на перевоспитание физическим трудом. Особых заморочек он мне не создавал, кроме того, что был несовершеннолетним. То есть случись с ним что - не сносить мне головы. И один раз эта возможность чуть не стала реальностью. Его тяпнула-таки змея. Если по справедливости, то права в этом случае была именно она. Она его вообще не трогала, он первый начал. Но, как бы то ни было, в конце концов все и для всех закончилось благополучно. Змея благополучно ушла в свою нору, балбесу вовремя вкатили «Антигюрзу», сделали положенную перевязку, даже не забыли записку со временем укуса. Затем по скорому, дня не прошло, доставили в Небит-даг, в инфекционное отделение райбольницы, так что вся партия отдыхала от него почти неделю. Большой огласки дело не получило и я, можно сказать, вышел сухим из воды. Но все эти неприятности для меня вполне искупались спокойствием за финансовое благополучие партии (не вообще «партии», а конкретно моей, геолого-съемочной).
Кроме денег, на этот заезд у меня планировалась, естественно, вода, и большие закупки по списку поварихи, а также маленькие – кому что в «личный забор». Поэтому при мне была бочка и, в качестве грузчика, тот самый ссыльно-укушенный, избранный мной на эту роль, из самого простого соображения – чтоб был на глазах. Так спокойнее…
Но покой, как в песне, мне только снился.
То есть сначала все шло по плану, и даже лучше. Перевод меня ждал, в нефтепромысловом ОРСе меня приняли не то что бы с распростертыми объятиями, но вполне корректно, и без лишних слов отоварили почти всю мою заявку. Про ОРС объяснять не буду – долго. Скажу только, что это было такое заведение, где, в условиях всеобщего дефицита, можно было получить почти все, чего только душа ни пожелает. Но не всякая душа, а только специально допущенная. Я на тот момент к таковым принадлежал согласно договору, высоким начальством заключенному. И воды набрался под самую завязку и даже, вот уж чудо и везение! на автозаправке «Захару» не только залили полный бак, но еще и все четыре канистры, постоянно бывшие у Володи наготове. Хотя удавалось это далеко не всякий раз, а, напротив, в качестве редкого исключения. Так что начал я обратный путь в кабине верного «Захара» в полудремотном состоянии блаженного удовлетворения. А укушенный мой, тот попросту сразу залег спать в кузове, расстелив кошму среди ящиков макарон и консервов, мешков круп и хлеба, канистр бензина и хлопкового масла, а также нескольких молочных фляг воды, что набрали сверх бочки-прицепа. Вьючную же суму с тем самым «личным забором», всякими там конфетками-сигаретками, я поставил в кабине себе в ноги. Так, от греха… В той же суме был у меня припрятан и пяток бутылок водки - на всякий пожарный. Конечно, для таких случаев гораздо уместнее спирт, но Туркмения – это не севера', питьевой спирт в торговой сети не водился. Это не значит, конечно, что в Небит-даге, городе нефтедобытчиков, вообще не водилось спирта, но соответствующих полезных связей у меня не было. Тем не менее, на фоне общей успешности, эта деталь настроения мне не портила. Так что блаженствовал я себе в полудреме под ровный гул захаровского движка, как вдруг…
О, это вдруг! «Захара» резко мотануло влево, и в един миг покой мой был уничтожен: удар головой о боковую стойку, взрыв звуков – володин мат, грохот ящиков, вопль из кузова и следом тишина. Мне показалось – мертвая. Кое-как выбравшись наружу, я увидел… Лучше бы мне этого не видеть! Захар, нелепо торчащий поперек какой-никакой, но все-таки дороги, и, о ужас!, завалившаяся на бок ненаглядная моя бочечка!
Пока я с натугой и скрипом протирал мозги, в попытках понять, что произошло, и что же мне теперь делать, Володя уже закончил осмотр повреждений. Его радостная улыбка поначалу показалась мне глупой и издевательской, но выяснилось, что радоваться все же есть чему. Ведь все познается в сравнении. Да, у бочки оторвало правое колесо. Но оторвало так, что все шпильки на ступице остались целы, и даже крепежные гайки на них остались, а порванным оказался, стало быть, диск колеса. И это было, конечно же, нехорошо. Но при этом оставалась надежда, что вот найдем новое колесо, поставим на место, да и покатим себе дальше, как ни в чем не бывало. Оставалась мелочь – найти это самое колесо посреди пустыни… Володя, видно, тоже некоторое время раздумывал на эту тему, но, в отличие от меня, нашел некий реальный выход. Я же, угнетенный мрачными мыслями: как теперь поить народ и, под каким, черт побери, соусом оплатить ремонт не существующего по бумагам транспортного средства - не придумал ничего умнее, как ткнуть руководящим перстом в захаровскую запаску. На что Володя только глянул на меня с грустью и сожалением. И в самом деле. С тем же успехом можно было бы прилаживать к моей бочке колесо от МАЗа. Мало что ни по какому размеру не пролезало, но еще и крепилось к ступице на шесть шпилек, а не на пять, как у бочки.
Вот тут и расписался я в собственном бессилии. И как-то само собой получилось, что все дальнейшие наши действия совершались уже под Володиным руководством.
Перво-наперво он погнал укушенного (ну, не помню я его имени, пусть будет Миша) за убежавшим колесом и даже поставил его на след, который к нему, то есть к колесу, приведет. Потом мы с ним отцепляем бочку и с немалыми трудами оттаскиваем ее с проезжей полосы в сторонку. К этому времени Миша с радостным гиканьем и гоготаньем прикатывает сбежавшее колесо. Володя оставляет его, то есть Мишу на месте с наказом скрутить гайки с болтов, да не разбросать, а все пять увязать в специально выделенную промасленную ветошку. Выдал он ему гаечный ключ на 24, булку хлеба и банку консервов, на пару с ним же закинул разорванное колесо в кузов, и рукой показал мне - погнали, мол, погнали!
И мы погнали. Причем погнали, как мне показалось, прямо по целине в сторону от дороги. Но вскоре выскочили на какую-то другую дорогу, и она километров через 15 уткнулась в ворота воинской части, о которой я до тех пор знать не знал и ведать не ведал. Но все честь по чести – глухой забор, красная звезда на воротах, вышка, на вышке часовой. Почему-то никакой тревоги наше прибытие у часового не вызвало, а вызвало оно появление из приворотной калиточки немолодого старлея. Володя спешился ему навстречу, знаком показав мне оставаться на месте, и у них завязался тихий, но оживленный разговор, из которого я воспринимал только матерок, да несколько володиных кивков в мою сторону. В результате этих переговоров Володя вернулся в кабину и тихонько сказал мне одно только слово – Давай! Я даже уточнять не стал – чего давать. Молчком вытащил из своей сумы шлиховой мешок с увязанными в нем бутылками, передал Володе, тот – старлею, который тут же исчез в свою калиточку, предварительно взмахом руки указав нам направление движения.
Но Володя, похоже, и сам знал, куда ему двигаться. Проехали мы вдоль забора с полкилометра и оказались, по моему разумению, в тылу части. Если считать фронтом ее ворота. Володя присмотрелся к забору, и затормозил явно на каком-то определенном, ему известном месте. Затем расслабленно откинулся на сиденье и прикрыл глаза. На мой вопрос – ну и что? – жестом показал – спокойно, мол, ждем. И мы стали ждать. Ждали недолго, с полчаса, но не могу сказать, что это были самые спокойные полчаса в моей жизни. Потом послышался слабый скрип, доски забора раздвинулись, и через возникшую щель выкатилось вожделенное колесо. Володя быстренько переместился в кузов, сбросил оттуда наше колесо и закатил его в щель. Обретя искомое, мы шустро погнали восвояси.
- Зачем? – спросил я, когда забор части скрылся из виду.
- Что «зачем»? – в свою очередь не понял Володя.
- Колесо зачем?
Он странно посмотрел на меня, будто увидел кого-то не знакомого
– Ты чего, правда не сечешь?
- Правда! – пожал я плечами – Это ж мусор теперь, автохлам. Я и спрашиваю – зачем?
Он посмотрел на меня с сожалением, как на безнадежно больного.
- А отчетность? У них же там все строго. По ведомости, под роспись. А ты - «зачем»! Соображать же надо!
И я был вынужден с этим согласиться. Ну конечно же, надо соображать!
Ну, а дальше мы вернулись к бочке и Мише, с некоторым трудом поставили на место добытое колесо и покатили домой. То бишь в лагерь. Так все вернулось на круги своя и далее пошло по накатанной.
Правда, с новым колесом бочку мою как-то скособочило. Приглядевшись, я понял, что шины на колесах были немного разной толщины. Но на качестве воды и количестве ее, которая в бочку вмещалось, это не сказалось никак.