Начало тут: http://www.proza.ru/2020/02/03/1047
12. Мирные увлечения. Колодец.
Раз и навсегда я принял решение: глупостями не заниматься. Хватит войны! Я взрослел! Я хотел жизни, наполненной светом мира. И вскоре я стал осуществлять свои планы.
К нам в школу пришли руководители кружков из дома пионеров. Они ходили по классам и рассказывали, чем можно заняться и чему можно научиться в районном доме пионеров. Можно научиться танцевать, играть на народных инструментах, рисовать, красиво читать стихи. Мне понравился преподаватель кружка рисования. Понравилась его гимнастёрка с наградами, его весёлый рассказ о невесёлом военном времени, как он на фронте смешно изображал в боевых листках фашистов, как эти рисунки поднимали настроение бойцам. Он показал несколько карикатур на врага, мы очень развеселились, глядя на уродливые фигуры и лица фашистов. Принёс художник с собой и рисунки детей, занимавшихся у него в кружке, и сказал:
- Так рисовать может научиться каждый!
Желающих записаться в кружок оказалось полкласса. Записались мои друзья и я.
В назначенный день и час я явился на Верхний в дом пионеров, который располагался на первом этаже жилого здания на улице Специалистов. Эта улица была так названа, потому что дома на ней были построены и восстановлены для ведущих специалистов тракторного завода. Для занятий пионеров был отведён весь первый этаж. Мне очень понравились высокие окна, просторные помещения и мраморный пол в вестибюле! Кружок рисования занимался в актовом зале, где близко к свету от высоких и широких окон расположились ученики с мольбертами.
Никто из одноклассников, кто записался в кружки в школе, не пришёл. Не пришли и мои друзья. Это сначала немного меня расстроило, но руководитель встретил меня радостно, тут же познакомил с кружковцами, учитывая, что я уже был восьмиклассником, пристроил меня рядом с моими сверстниками, хотя те, как я заметил сразу, были уже опытными рисовальщиками. Они тут же стали мне разъяснять и показывать всё, что было непонятно. Доброжелательная атмосфера завоевала меня, и я остался.
Здесь впервые я узнал, что картины бывают разные: натюрморты, портреты, пейзажи. И художники бывают разные: одни называются пейзажистами, другие – портретистами, третьи – маринистами. Всё было интересно и удивительно!
Первые два-три занятия я рисовал карандашом кувшин. Этот рисунок показался мне настолько совершенным, хотя это была первая моя осознанная художественная работа, что я хранил его долгие годы. Я учился правилам рисования, постигал законы перспективы и композиции, учился рисовать с натуры, рисовал карандашом и акварелью, начал копировать картины известных художников, разбивая полотно на квадраты и тщательно подбирая краски. Родители, видя, что у меня неплохо получается, купили мне дорогие медовые краски и хорошие кисти. Я копировал Левитана и Саврасова, преподаватель хвалил меня и выставлял лучшие мои работы на обозрение всего дома пионеров. Мама поместила понравившийся ей скопированный с картины Левитана пейзаж в рамку и повесила его в доме на видное место.
Казалось, всё было хорошо, пока однажды учитель, наблюдая, как я подбираю краски, заметил, что я не различаю их оттенки. На этом моя карьера художника была закончена. Меня никто не гнал из кружка, но поняв, что великим художником я не стану, я оставил рисование навсегда.
Стремление изменить свою жизнь к лучшему привело меня в оркестр народных инструментов дворца культуры тракторного завода. Мой друг Толя Комаров уже несколько месяцев занимался в драматическом кружке дворца. Узнав о моих неудачах с художественным делом, он позвал меня с собой:
- Коля, пойдём во дворец. Там столько кружков! Осмотришься, может что-нибудь тебе понравится.
Дворец поразил меня своей величественностью. Его построили на берегу Волги, с которого открывался красивый вид на любимую реку. Внутри здания всё было, действительно, как должно быть во дворце: огромные залы, высокие окна, кадки с цветами, широчайшие мраморные лестницы! Поразил театральный зал с креслами для зрителей, обтянутыми красным бархатом.
Толя повёл меня по кружкам, особенно расхваливая свой театральный:
- Представляешь, мне уже роль дали! Руководитель говорит, что года через два мы будем показывать спектакль, как настоящие артисты в настоящем театральном зале!
Я было уже решился остановиться на театральном кружке, но увидев в кружке народных инструментов, инструмент, похожий на мандолину, остановился, как вкопанный. Руководитель кружка заметил это и спросил:
- Играешь на домбре?
- На домбре? - удивился я. – Нет, я умею на мандолине, у меня дома есть мандолина.
- Ну, если так, то домбру ты освоишь быстро и легко. А попробуй!
Я взял в руки инструмент и сыграл то, что первое пришло на ум.
- Неплохо, - сказал руководитель, - приходи.
Рассказывать о моей второй попытке стать музыкантом почти нечего. Я посетил несколько занятий, и на этом было всё. Приближались летние каникулы. Дома меня ждала работа, о которой мы с отцом говорили всю зиму – строительство колодца.
Строительство колодца стало основным делом для нашей семьи летом 1955 года. В наши дома вода подавалась по центральному водоводу по определённому графику. Эту воду использовали для всего: готовки, полива, хозяйственных нужд. Была она невкусная, да и не всегда её хватало, хотя все старались запастись водой впрок. Так как наш дом был одним из крайних на Селезнёвом бугре, то к нам вода поступала с хорошим напором. К верхним домам вода, бывало, и не доходила.
И вот поэтому по всему посёлку покатилась волна строительства колодцев. Колодцы копали как для одного двора, так и объединившись по два-три двора. Работа эта была нелёгкая и опасная. Сосед, из дома напротив, копавший колодец спешно, погиб, задохнувшись в нём.
Мой отец, попробовав водицы из колодца одного из соседей и восхитившись вкусом воды, решил всё же выкопать свой колодец. Я на ту пору приближался к шестнадцати годам и уже имел опыт в строительстве дома, поэтому отец объявил мне в первый летний день каникул:
- Готовься, Николай, будем копать колодец.
- Я готов, - ответил я с радостью, предчувствуя большое интересное дело.
Это, действительно, было целое строительство. Колодец был задуман в овраге. А где же ещё? На холмистой поверхности Селезнёва бугра, где стоял наш дом, вряд ли бы мы когда-нибудь докопались до воды. А в овраге, вероятность подземных источников была высока, тем более, что на выходе из оврага бил родник с прекрасной по вкусу водой.
Сначала мы выстроили деревянную эстакаду, которая выходила почти на середину оврага с деревянной же опорой и лестницей на ней, ведущей на дно оврага. Копали вдвоём с отцом, укрепляя стенки шахты колодца деревянной опалубкой. Землю поднимали ведром, копали по очереди.
Проработали больше месяца, глубина колодца приближалась к десяти метрам, а воды всё не было. Всё чаще из соображений компактности моего тела в колодец опускался я. Отец тащил из глубины землю. Для этого мы использовали принцип барабанной передачи: верёвка с ведром, наполненным землёй, накручивалась на деревянный барабан, поднимаясь на поверхность.
Страшно ли мне было на такой глубине? Нет, о страхе я не думал. Со мной был отец, который то и дело кричал, проверяя, как я там:
- Коля, что видно?
- Песок! – кричал я.
- А здесь ветерок, - шутил отец, – у тебя там ветра нет?
- У меня ветра нет, - отвечал я на шутку, - затишок! Готово! Тащи, - кричал я, когда ведро наполнялось.
На непредвиденный случай к ремню моих брюк отец крепко-накрепко привязывал верёвку, приговаривая каждый раз:
- Ну, если что, Коля, дёрнешь эту верёвку.
В один день, когда надежда на то, что мы дойдём до воды, угасала, я как всегда, спустился на дно. Моими инструментами были лопата и лом. Я продолжать выгребать землю, подавая её наверх отцу. Отец, принимая очередное ведро и заметив изменившийся цвет почвы, крикнул:
- Николай, а ну-ка, ударь ломом, кажется пошла синяя глина.
Синяя глина была признаком близости воды. Я всадил лом в почву ещё раз. И вдруг – вода! Сначала она просто появилась на поверхности, но когда я со всей силы ударил второй раз, взорвался фонтан, и вода быстро стала наполнять дно колодца.
- Папка, вода! – заорал я что было мочи. - Вода!
- Колька, поднимайся быстро, - крикнул отец.
Я сложил инструменты в ведро и стал подниматься вверх по лестнице. Вода стремительно заполняла дно колодца. Когда я поднялся на поверхность, отец обхватил меня, прижимая к себе со словами:
- Молодец, Коля, теперь заживём!
Вода в колодце вскоре отстоялась, стала кристально-чистой. А вкус её помню до сих пор. Никогда больше не пил я такой чудесной водицы! Воды было много: сколько бы мы не
вычерпывали её для готовки, хозяйственных нужд и полива огорода и сада – она быстро восполнялась до прежнего уровня.
Что ещё надо было для счастливой мирной жизни?! Дом построили, сад заложили, колодец выкопали! Правда, к великому нашему огорчению, водицей из колодца нам довелось попользоваться недолго, около трёх лет. Овраг, где мы его выкопали, засыпали отработанным шлаком, который возили с тракторного завода.
13. Тяга к прекрасному. Первая танцплощадка. Часы.
После девятого класса наша компания сдружилась со слепым мальчиком по имени Виктор. Все знали, что зрение он потерял, разряжая снаряд, найденный в «поисковых операциях», подобных тем, которые проводили мы. Виктор жил на улице имени Александрова, центральной и самой длинной улице посёлка. Витя учился в специальной саратовской школе для слепых, но в каникулы приезжал домой, активно общался со сверстниками посёлка, с которыми дружбу заводил легко. Его безмерное жизнелюбие притягивало нас, как магнитом. Виктор всегда был рад, когда к нему приходили в гости.
- Проходите, проходите, - говорил он радостно, приглашая нас пройти в дом. – Чем вас угостить? Яблочки, сливы? Семечки?
Виктор рассказывал о своей учёбе в Саратове, показывал нам специальные учебники для невидящих с выпуклым шрифтом Брайля, пробитом на тонком картоне. Мы осторожно брали в руки эти объёмные книги, закрывали глаза, водили пальцами по буквам, пытаясь угадать написанное.
Иногда Виктор играл нам на трубе. Этому его обучали в школе. Слышать звуки трубы в небольшом посёлке было здорово! Нас охватывало чувство необъяснимого подъёма и уверенности в себе.
- Понравилось? – спрашивал Витя, не слыша нас, притихших.
- Сыграй ещё, - просили мы.
И он играл самозабвенно, не видя ничего, но выражение лица его было торжественным и мечтательным одновременно.
Именно Витя придумал первое массовое развлечение для молодёжи Верхнезареченска. Прямо на улице летними вечерами мы собирались на танцы. Виктор выносил патефон, устанавливал его на табуретке и крутил пластинки, сначала, какие у него были, затем пластинки на эти вечера стали приносить все. Позже патефон заменили на проигрыватель с усилителем, который для нашего слепого друга сделал его старший брат. Брат же вкопал около дома деревянные лавочки для молодёжных посиделок. Когда темнело, и вечер набирал свою силу, начинались танцы.
Было весело: мы танцевали вальс, танго, фокстрот, едва касаясь талий наших партнёрш-одноклассниц. Это были наши первые танцы, наши первые ухаживания за девушками. Довольно скоро весть об организованной на улице школьниками танцплощадке облетела весь посёлок. К нам приходили и молодые ребята, уже окончившие школу. Мы радовались успеху нашего предприятия, радовались всем вновь присоединявшимся. Но больше всех был рад Виктор.
Я тянулся к прекрасной жизни, к красивым вещам, которых в своей жизни видел не так уж много. Однажды я зашёл в магазин, где продавались часы, и застыл у прилавка. Больше всех мне понравились часы марки «Маяк». Я и сейчас вспоминаю о них с восхищением. Часы были светящиеся, водонепроницаемые, корпус волшебно красивый! И стоили они четыреста рублей! Целое состояние! Не надо было и думать, что родители купят мне их.
О часах мечтали все мои одноклассники. Но для ребят моего возраста это было недосягаемой роскошью. Мы обсуждали марки часов, которые носили взрослые и мечтали о своих собственных.
- Где бы заработать столько? – рассуждал Вася Ягодзинский.
- Говорят, можно летом подработать в совхозе «Борьба», - сообщил Толя Комаров.
- Давайте все вместе пойдём работать и заработаем на часы!- призвал Толя.
- Давайте, - согласились мы все.
Совхоз «Борьба» располагался недалеко от нашего посёлка, стоило только перейти овраг. Я не оставлял мысль о летнем заработке до самого окончания девятого класса. И вот наступили каникулы, я – к друзьям:
- Ну, что, идём в совхоз?
- Не-е-а!- протянул Толя, - отцу надо помогать, матери на огороде.
А Вася честно сказал:
- Нет, ребята, я отдохну сначала после школы, а там посмотрим.
В результате, я остался в одиночестве со своими мечтами, но решил не отступать и действовать по плану. В ближайший понедельник я пришёл в правление совхоза, меня встретили доброжелательно:
- Что умеешь делать? – спросил бригадир, к которому меня направили.
- Всё, - не задумываясь, ответил я. – Дом строил с отцом, на огороде работаю, матери помогаю.
- Прям-таки и строил?
- Строил, до самой крыши, колодец рыл с отцом.
- А с соломой работал? – продолжал расспрашивать бригадир.
- Нет, - признался я, - но научусь.
- Деньги нужны?
- Нужны, часы хочу купить.
- А ты целеустремлённый, Николай, такие нам нужны! Неси заявление от родителей.
Так, уже на следующий день стал моим первым трудовым. Меня определили в звено из двух человек: дядя Федя, он был старшим в звене, и дядя Гриша. Я стал третьим в звене. Мы перевозили солому с поля на специально подготовленную площадку к коровнику. Оба, и Дядя Федя, и дядя Гриша управляли по очереди трактором с тележкой, грузили в неё солому, а я укладывал солому в телегу, распределяя груз особым способом. Солома должна была равномерно заполнить всю телегу, углы надо было заполнять особо тщательно, чтобы не было пустоты, и это было особенно трудным делом – заполнение углов тележки. Соломы надо было заложить как можно больше, всё время её утрамбовывать, поэтому приходилось прыгать на ней. Получалась высокая прямоугольная копна, которая ни в коем случае не должна была свалиться во время движения. Копна должна быть такой, чтобы трактор мог пройти под электрическими проводами. Целое искусство! Я старался, но получилось не сразу. Только дня через три я постиг науку выкладывания углов и правильного заполнения тележки. Как же я этим гордился! Дома я рассказывал:
- У меня получилось! Я теперь умею укладывать солому! Я могу работать! – с гордостью сообщал я родителям.
Работа была тяжёлой, с ног до головы я был весь белый от мелкой соломенной пыли, которая забивались во все складки одежды, мешаясь с земляной пылью и потом. Но я работал с большим удовольствием и всегда радовался, когда копна получалась такая, как надо. Дядя Гриша, скупой на слова, как бы ворча, говорил:
- Вот теперь, как надо! Быстро у тебя получается! Шустрый ты, Николай!
Трактор с загруженной тележкой затем двигался к коровнику, я же сидел сверху соломы, следя, чтобы груз был доставлен в целости.
Я был счастлив от первой в моей жизни настоящей работы, от похвал взрослых, от того, что я всё ближе приближался к моменту исполнения моей мечты – покупке часов!
Трактор, на котором мы перевозили солому, был с характером: если груз превышал его возможности, он становился, как конь, на дыбки, то есть на задние колёса, я смеялся, а дядя Федя кричал:
- Тпру! Железный конь! Охолонь!
Дядя Федя радовался моей сноровке, скупо поощрял меня:
- А ты, Николай, ничего, смекалистый. Я боялся: дадут какого-нибудь неумеху. Выгрузив солому, мы снова отправлялись в поле.
В совхозе «Борьба» я проработал до августа, время от времени посещая часовой магазин: на месте ли мои часы, не купил ли их кто. Я заработал чуть больше нужной мне суммы. Лишнее отдал матери и пошёл покупать часы.
Продавец встретил меня, как хорошего знакомого. Он уже знал, что я зарабатываю на часы. Когда я пришёл в магазин, продавец торжественно выложил их на прилавок, проверил ход, сказал, что часовая фабрика «Маяк» очень надёжная, и часы при бережном от-ношении к ним должны прослужить мне очень долго. Денег мне хватило и на чёрный кожаный ремешок, который я тут же продел в ушки часов, но надевать их на руку не стал, решил потерпеть до первого сентября. Очень хотелось увидеть зависть в глазах друзей. Кто же им виноват? Они сами отказались от своей мечты.
И вот первое сентября. Мы ученики выпускного десятого класса! На моей руке новенькие необыкновенные часы! Я то и дело как бы невзначай поворачивал и вскидывал руку так, чтобы друзья заметили обновку. Весь день ребята делали вид, что не замечают часы. Но на последней перемене Ягодзинский не выдержал и попросил:
- Коль, ну покажи часики поближе.
Друзья рассматривали часы, и я видел в их глазах восторг и зависть.
Часы, действительно, оказались надёжными и прослужили мне очень долго, более тридцати лет! После них у меня были другие, но не такие «дорогие».
Продолжение тут: http://www.proza.ru/2020/02/09/469