===================== 11. Капкан захлопнулся
К приезду внучки бабушка подготовилась заранее: капкан был взведён, наживка завораживала взгляд и захватывала дух.
Частный дом, который Нина считала своим, принадлежал им с Зинаидой Леонидовной в равных долях. Как делить эти доли, Нина не знала и спросила у бабушки. Бабушка отчего-то разволновалась, схватилась за сердце…
— Ба… Зинаида Леонидовна, вам… тебе плохо?
— Прихватило чуток. Нитроглицерину мне дай, в тумбочке жестяная коробка. Столько радостей сразу: вчера внучка родная приехала, мать-то отпустила тебя, я думала, не отпустит. А сёдни у нотарщика без помех дело решили, камень с души свалился… Что ты мне выкаешь-то? — сменила тему бабушка. — По отчеству навеличивать удумала бабушку родную. Дом смотреть удумала. Чего его смотреть, он старый, крыша течёт, стены зимой промерзают, в плесени все. Продавать его надо до зимы, за любую цену, под снегом-то совсем развалится… А мне-то куда деваться, где жить-то буду? Ой, беда бедовская, горе горькое… Одна надежда на тебя, что бабушку на улице не оставишь… — артистически причитала Зинаида Леонидовна, и Нина не могла её понять.
Выходило так, что бабушка, по документам проживавшая в том самом доме с плесневелыми стенами, осталась в прямом смысле без крыши над головой, пусть даже протекающей. Зарегистрироваться в квартире, где проживали её сестра с сыном и где была прописана Нина, Зинаида Леонидовна могла лишь с согласия всех жильцов. Здесь же, в нотариальной конторе, Нина подписала документ, дающий это самое согласие. («Вот здесь подпиши, что не возражаешь. Повезло тебе, внученька, столько денег получишь за дом. С матерью поделишься, вот она обрадуется…»)
Бабушка заплакала, троекратно расцеловала Нину в щёки — в левую, в правую и опять в левую. Нина недоумевала:
— Ну что вы, Зинаида Леони… что ты, ба? Как я могу возражать? Живи, конечно, должна же ты где-то жить.
— Ну тады поехали!
— Куда поехали?
— Дом смотреть. Ты ж хотела… Дурочка моя! — И обхватив Нину за шею, звонко чмокнула в щёку.
На «дурочку» хотелось обидеться, но Нина себя остановила: бабушка не нарочно, ласково сказала. От племянника, предупредительно дёрнувшего её за рукав, Зинаида Леонидовна отмахнулась. Дурочкой Нину она считала искренне: была бы у внучки хоть капля ума, она подписала бы доверенность на оформление документов, а не на продажу дома. И согласия на прописку не дала бы.
Нина от дома пришла в восторг: нарядный, чистенький, со свежеокрашенными стенами, новыми стеклопакетами и островерхой, блестящей железом крышей. Но оказалось, что всё это фальшивка, подделка, результат косметического ремонта. — «Шабашники обнаглели, денег запросили немерено, зато крышу железом покрыли, теперь, как дождь пойдёт, вода по стенкам не льётся, а ране-то лилась, ручьём, в комнатах обои наскрозь мокрые, все в пузырях. Подмазали-подкрасили, с виду-то он новый, а ежели его до осени не продать, за зиму развалится. Мы и покупателя нашли, цену даёт хорошую. Правда, строителям отдать придётся половину».
Нину, не сведущую в житейских делах, нисколько не удивило, что шабашники согласились работать в долг, а деньги получат лишь после продажи дома. Родня облегчённо выдохнула.
Зинаида Леонидовна обвела внучку вокруг пальца: прописалась в квартире (Нинины двадцать три квадратных метра непостижимым образом превратились в тринадцать) и получила нотариальную доверенность на продажу дома, которую Нина подписала под предупредительно-вежливое «вот здесь, пожалуйста… фамилия полностью, дата, месяц прописью» нотариуса.
Так Нина лишилась законных метров в квартире отца и папиного наследства, с которым её ловко обманули: дом был крепким и вовсе не собирался разваливаться. Шабашникам Дерябины не задолжали, расплатились сразу. И от продажи дома выручили втрое больше, чем сказали Нине.
Деньги, которые следовало разделить пополам, Зинаида Леонидовна разделила «по справедливости»: свою половину отнесла в сберегательную кассу, положила на сберкнижку, а Нинину поделила между роднёй. Часть внучкиных денег отдала сестре («А как не отдать? она мне родная сестра, обидится, коли в дележе обойду»). Часть — сестриному сыну («Племяш мой сродный, да и тебе не чужой»). Часть оставила себе. Сына растила, кормила, одевала-обувала, а теперь — внучке отдать его долю? Замуж выйдет, денежки мужу отдаст, тот их и протрынькает. У бабушки-то целей будут. Это только в арифметике половины равными бывают, а в жизни они разные, каждому по судьбе.
Оставшуюся четверть (сказать точнее, четверть от Нининой половины по завещанию), отхватив от неё изрядный кусок, Зинаида Леонидовна торжественно вручила внучке со словами: «Бери. Твоя доля».
Получив из бабушкиных рук тоненькую пачку денег, Нина не сумела скрыть разочарования: неужели дом стоил так дёшево?
— Ты морду-то не вороти. Пачка маленькая, зато купюры крупные. Небось не видела столько-то, в руках не держала деньжищи такие. Тебе надолго хватит, если с умом распорядишься».
Забегая вперёд, скажу, что «деньжищ» хватило на полгода, когда Нина осталась без работы.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2020/02/10/1444