Тьма…
Поезд мчал по железнодорожным путям, проложенным вдоль морского берега. Яркое солнце слепило глаза. Оно было повсюду: и в бескрайнем голубом небе, и в искрящихся волнах, и даже рельсы казались объятыми его пламенем. Я прикрывался от солнечных лучей рукой, но они, просачиваясь сквозь пальцы, словно песок, всё равно касались моего лица. В слегка приоткрытое окно забирались ветер и солёный запах моря. Перестук колёс поглощал в себя все остальные звуки, но всё же он нисколько не мешал моим раздумьям. Тревожное ожидание неизвестности, так долго висевшее тяжким грузом где-то внутри меня, сменилось на оставшееся в далёком детстве и оттого уже подзабытое чувство восторга перед встречей с чем-то прекрасным. Как же давно я не видел моря!
Когда несколько дней назад парень с водянистыми глазами, назвавшийся Аббадоном, озвучил свои условия, у меня не нашлось слов, настолько необычными они оказались.
- Значит, ты хочешь, чтобы я отправился в Сочи?
Парень кивнул.
- Поселился по указанному тобой адресу и жил там до твоих дальнейших распоряжений?
И вновь в ответ утвердительное движение головой.
- Помимо всего этого, ты хочешь, чтобы я ежедневно наблюдал за неким окном, расположенным в здании напротив?
- Каждый будний день, с восьми утра до шести вечера, - поправил меня мой собеседник. Выражение его бесцветных глаз и голос, лишённый всяческих эмоций, не давали мне повода усомниться в серьёзности услышанного, но я всё равно не мог объяснить слова парня ничем другим, кроме как глупой шуткой. Ещё раз внимательно взглянув на него, пришёл к выводу: - Нет, этот шутить не станет.
- Хорошо, - осторожно согласился я. – Занавески ярко-красного цвета: именно по ним мне удастся найти необходимое окно.
- Пятый этаж, третье по счёту окно от правого угла дома. Ну и ярко-красные занавески, как отличительный знак: в общем, ошибиться будет сложно.
- Но за кем мне придётся наблюдать? Чего ждать, к чему готовиться?
- Просто смотрите. А что вы там увидите, не знаю даже я: может, это будут сцены из давно забытого прошлого, а может, неясные тени будущего. Не удивлюсь, если вы уловите лишь своё отражение в стёклах, но не исключено и то, что целый мир откроется в окне напротив. На самом деле, всё зависит от вас.
После такого объяснения понятнее мне не стало. С другой стороны, поездка в Сочи, как выполнение условий договора с таинственным незнакомцем – не самое плохое, что могло со мной случиться. Понимая, что особого выбора нет, мне пришлось согласиться. И вот я сижу в пустом купе и смотрю на проносящиеся за окном пейзажи. На противоположной полке – сумка с немногочисленными вещами, в руке – бумажка с номером телефона.
- Позвоните лишь тогда, когда прибудете в Сочи, - вспомнил я последние наставления парня с водянистыми глазами. – Скажете, что в одной из местных газет вам попалось на глаза объявление о сдаче комнаты. Договоритесь о встрече. Вы должны оказаться в этой квартире, соглашайтесь на любую цену.
Железнодорожное полотно уходит от моря, въезжая в городскую черту, поезд постепенно сбрасывает ход, вскоре и вовсе останавливается.
– Сочи, Сочи, - кричит проводница. Немногочисленные пассажиры потянулись к выходу. Последовав их примеру, я подхватил сумку и вышел из вагона.
Первое, что меня поразило – это воздух. И не из-за того, что вблизи моря он насыщен солями и содержит намного меньше пыли, чем где-бы то ни было. Нет, здесь пахло свободой, этим воздухом хотелось дышать. Он освежил и взбодрил мой ещё не до конца восстановившейся после болезни организм, лёгким хмелем ударил в голову, вызвав на лице улыбку. Совсем не по-осеннему тёплое солнце заставило снять куртку.
Второе, на что я сразу же обратил внимание, – это необычность окружающих меня цветов и их оттенков. Нет, зелёный здесь оставался зелёным, голубой – голубым. Но они были настолько насыщенными и сочными, что по сравнению с цветами и оттенками, которые ещё совсем недавно я наблюдал в своём родном городе, отличались так же, как отличается картинка на экране суперсовременной плазменной панели от изображения, выдаваемого старым кинескопным телевизором.
- Такси, такси, - окружили меня усатые мужчины с явно выраженной кавказской внешностью, как только я покинул территорию вокзала. С большим трудом мне удалось вырваться из их окружения: из-за своего безденежья я мог рассчитывать лишь на услуги общественного транспорта, да и сначала мне надо было выяснить, куда, собственно, ехать. Отойдя чуть в сторону, я достал из кармана телефон: пришло время звонить по номеру, указанному Аббадоном.
- Слушаю, - ответили мне. Голос был женский, старческий и скрипучий, как несмазанные петли.
- Здравствуйте, я звоню по объявлению.
- Какому объявлению? Никаких объявлений я не давала.
В трубке тут же раздались короткие гудки. Ничего не понимая, я нажал повторный вызов.
- Это опять вы? Будете мне названивать, я в полицию пожалуюсь.
- Но послушайте, я действительно звоню по объявлению. О сдаче комнаты. На длительный срок.
- И где же вы нашли своё объявление? – в голосе прорезалось ехидство.
- В газете, - нерешительно ответил я, потом наобум добавил, - Сочинский
вестник.
- Странно, но я и впрямь не давала никаких объявлений. Да и газеты такой не знаю.
В трубке повисло молчание. Я уже был готов к тому, что моя собеседница опять оборвёт наш разговор, но тут она продолжила: - Хотя у меня действительно есть комната, которую уже давно пора бы сдать. Но только приличному человеку.
Я поспешил заверить, что именно таким и являюсь: приличным до неприличия.
- А паспорт у вас есть? Без паспорта не пущу.
Услышав, что со всеми документами у меня полный порядок, обладательница скрипучего голоса продиктовала адрес.
- Я сейчас возле железнодорожного вокзала. Не подскажете, каким транспортом мне удобнее до вас добраться?
- Не нужен вам никакой транспорт. Лучше прогуляйтесь. Здесь десять минут пешком. Ну, максимум, пятнадцать.
Завокзальный район Сочи расположился на склоне горы Батарейка, поэтому мне во время своего пути приходилось постоянно подниматься вверх. Одна лестница сменялась следующей, когда лестницы заканчивались, начинались дороги, тротуары и просто тропинки, но и они всё также забиралась куда-то ввысь.
“Господи, как они тут живут”, - думал я. Когда мне наконец-то удалось найти необходимый дом, обещанные десять минут прогулки превратились в тридцать.
Двор старой панельной пятиэтажки встретил меня детскими смехом и криками. Игровая площадка была заполнена детьми, в основном от четырёх до шести лет, приглядывала за всей этой шустрой компанией молодая девушка в чёрном берете, из-под которого ей на плечи волнами ниспадали густые светлые волосы. Поймав взгляд девушки, кивнул в ответ.
- Все ваши? – спросил я, указав на детей.
Оценив мою шутку, девушка рассмеялась, правда, отвечать ничего не стала, лишь отрицательно покачав головой. Зато одна из девочек на площадке обратила на меня внимание и теперь отчаянно махала мне своей маленькой ручонкой.
- Привет, - закричала она тоненьким голоском. – Меня Варей зовут.
- А меня Виктор.
- Варвара, сколько раз я тебе говорила, не приставай к незнакомым людям, - одёрнула девочку девушка в берете. После бросила ещё один взгляд в мою сторону, теперь в нём читалась явная настороженность. Мне, конечно же, была понятна причина её беспокойства: неизвестный мужчина, остановился и общается с маленькими детьми. Чтобы не усиливать тревогу девушки, я отправился дальше. По моим подсчётам, нужная мне квартира находилась в последнем подъезде. Вот и он. Уже взявшись за ручку двери, я резко обернулся. Около дома, в котором мне по все видимости предстояло прожить ближайший год, стояла ещё одна пятиэтажка. Располагалась она немного в стороне: получалось, что окна крайнего подъезда одного здания находились прямо напротив окон первого подъезда другого. Мой взгляд скользнул по окнам самого верхнего этажа. Найдя третье от края, я около минуты пристально смотрел на него, но ничего, кроме ярко-красных занавесок, не разглядел.
Хозяйка квартиры оказалось именно такой, как я и представлял: на вид лет семидесяти, невысокого роста, с грузной фигурой и больными коленями. Про колени, конечно же, старушка поведала мне сама: лишь только открылась дверь, женщина вылила в мою сторону столько слов и ненужной мне информации, что я даже немножко растерялся. Коснулась она и моей внешности, особенно заострив внимание на худобе.
- Господи, а костлявый то какой. Ты часом, не из бывших заключенных? Может, только освободился? Давай-ка, показывай паспорт.
Мне удалось успокоить старушку. Я рассказал ей заранее выдуманную историю, которая, впрочем, не сильно-то отличалась от правды: мол, приехал в Сочи после длительной болезни по рекомендации врачей, здешний климат должен способствовать моему полному выздоровлению. Жильё собираюсь снять на длительный срок, в быту опрятен, водить к себе женщин не собираюсь.
- Ну заходи, раз ты такой положительный. Пошли, покажу комнату, - старушка поманила меня за собой. – Зовут меня Раисой Максимовной, прямо как жену Горбачёва.
Убедившись, что имя первого и последнего президента СССР мне знакомо, продолжила: - А чем болел ты, соколик? Надеюсь, твоя хворь не заразна?
- Нет, - ответил я с ухмылкой. – Не заразна.
Между тем Раиса Максимовна добралась до одной из дверей, выходящих в прихожую. Распахнула её, отошла в сторону, пропуская вперёд.
Моему взору открылось небольшое светлое помещение. Узкая односпальная кровать, шкаф для одежды, у окна – стол. Ничего лишнего. Единственный предмет роскоши, хоть как-то разбавляющий скудный дизайн комнаты – картина, висящая над кроватью. Было достаточно одного мимолётного взгляда, чтобы она притянула меня, как магнит, и вот уже, заворожённый непередаваемой игрой красок, я любовался небом, затянутым чёрными грозовыми тучами. Блистали вспышки молний, словно пытаясь разогнать фиолетовую темноту, но бесполезно – мрак сгущался, пожирая пространство, ограниченное рамками картины. В центре композиции угадывалась расплывчатая фигура, стремительно падающая с неба. Кто это? Если человек, то почему у него за спиной крылья?
- Виктор. Виктор!
Раиса Максимовна затрясла меня за руку, вырывая из гипнотического состояния, в которое привело меня разглядывание картины.
- Что, понравилось?
- Очень! – честно признался я.
- Это моя крестница написала. Подарила мне на шестидесятилетие, - в голосе старушки отчётливо прорезались нотки гордости.
- У вас очень талантливая крестница.
Наконец-то оторвавшись от картины, я направился к окну. Дети во дворе закончили свои игры, и теперь, разбившись на пары и взявшись за руки, заходили в соседний подъезд. Вареньке, моей новой знакомой, пары не хватило, поэтому она схватила за руку девушку в берете. Проследив за моим взглядом, Раиса Максимовна пояснила: - Один из жильцов нашего дома выкупил три квартиры на первом этаже, сделал перепланировку, и в результате появился частный детский садик. Одна группа на двенадцать детишек, но когда они гуляют, визгу и крика стоит, будто на площадке человек сто. Вы как к детям относитесь?
Я лишь пожал плечами.
- Не знаю. Своих нет, но если когда-нибудь появятся, думаю, что буду любить их очень сильно.
- А мой остолоп уже давно вырос. Редко звонит, и ещё реже заходит, - женщина тяжело вздохнула. – Антонина, крестница, и то чаще ко мне в гости заглядывает. Благо, живёт через дорогу. Вон, кстати, её окно, почти напротив моего, - женщина указала пальцем куда-то в сторону соседней пятиэтажки.
“ Неужели то самое?” - подумал я. Раиса Максимовна, будто спеша окончательно развеять мои сомнения, тут же добавила: - С красными занавесками.
Всегда верил в совпадения. Хотя может, и не совпадение это вовсе? Любой хаос подчиняется законам физики, любые случайности предопределены судьбой. И если судьба в моём случае выступала в виде парня с водянистыми глазами со странным именем Аббадон, то мне только и оставалось, как прислушиваться к её подсказкам и подчиняться её планам.
Я быстро договорился с Раисой Максимовной об условиях своего проживания. Она была женщиной простой, отнюдь не меркантильной, поэтому цену за аренду комнаты выставила вполне умеренную, лишь попросила произвести оплату за два месяца вперёд. Я выскреб из своего кошелька всё вплоть до последнего рубля, но необходимую сумму набрал. Оставалась ещё немного денег на электронной карте, но, тем не менее, мне срочно требовалось решать вопрос с подработкой. Трудность состояла в том, что согласно условиям, выдвинутыми Аббадоном, каждый будний день с восьми утра до шести вечера я обязан находиться в своей комнате. Максимальное время, на которое могу отлучиться – десять минут. На какую работу с таким графиком я мог рассчитывать? Пока что каких-то мыслей по этому поводу в моей голове не возникало. Наверное, стоило бы обдумать этот вопрос позже.
- Ладно, не буду больше мешать. Ванна с туалетом – прямо по коридору. Направо – кухня, налево – моя комната. Отдыхайте.
Раиса Максимовна скрылась за дверью. Оставшись один, я ещё раз внимательно осмотрелся вокруг, потом открыл створки шкафа и принялся разбирать вещи из своей сумки. Но надолго меня не хватило: уже через минуту я сидел на подоконнике и пристально вглядывался в окно, скрытое за красными занавесками. Мой странный дозор начался.
Свет…
Город, убаюканный шёпотом дождя, медленно погружался в сонную вечернюю дрёму. Тёмные промёрзшие улицы всё больше пустели, зато в домах один за другим зажигались окна. Холодный свет фонарей, изрезанный частоколом колких капель, еле-еле добирался до земли. Воздух был полон сырости и печали.
Марк спрятался под козырьком, укрывающим вход в подъезд. Он пытался вызвать такси, но безразличный женский голос поведал ему о том, что все машины в данный момент заняты.
- Придется подождать минут двадцать, - донеслось из телефонной трубки.
- Спасибо, не надо, - ответил Марк.
Позади него сквозняк хлопнул дверью. Островский непроизвольно вздрогнул, после чего грустно огляделся вокруг.
“И ты всё ещё любишь дождь?” – иронично спросил мужчина у самого себя. “Ладно, пора”, - решил он. Натянув на голову капюшон, Марк шагнул под падающие с неба струи воды, и тут же ненароком столкнулся с парнем, направляющимся к входу в подъезд. В пакете, что тот держал в руках, звякнули бутылки.
- Осторожней, - зло рыкнули на Островского. Он поморщился: его обдало спёртым запахом перегара.
- Извини, дружище, - бросил Марк вдогонку незнакомцу, а сам подумал: “А вдруг?”
Между тем парень нетвёрдой походкой доковылял до двери, скрылся за ней. Не сомневаясь ни секунды, Островский быстро двинулся следом: он сам не понимал, зачем это ему надо, скорее всего, сыграла роль его интуиция.
Что-то бормоча себе под нос, пьянчуга тяжело поднимался по лестнице. Часто останавливался, прислонившись к стене, переводил дух. Наконец-то он достиг четвёртого этажа. Как Марк и предполагал, парень подошёл к двери квартиры, которая располагалась точно под квартирой Валентины Пеоновны. “Значит, и впрямь Николай”, - сделал вывод Островский. “Явился домой, блудный сын. Он хоть осознаёт, что его мать мертва?”
Оказалось, что осознаёт. Марк убедился в этом, когда парень сначала нажал на кнопку звонка, но потом, опомнившись, резко одёрнул руку.
Островскому показалось или он действительно услышал жалобные причитания: - Мама, мама, мамочка…
Целую минуту парень не двигался, лишь крутил головой, словно отгонял липкие холодные мысли: о жизни, но главным образом, о смерти. Вскоре его тело стали сотрясать судороги. “Неужели плачет?” – удивился Островский. Он стоял в нескольких шагах позади Николая и совершенно не знал, что ему предпринять дальше.
Опять звякнули бутылки, эти звуки подействовали на парня удивительным образом: он сразу успокоился, даже стал что-то весело насвистывать. Достав из кармана ключи, принялся открывать дверь. Пакет в руках Николая мерно покачивался: Островский уставился на него, словно загипнотизированный. То ли Марка волновала содержимое пакета, то ли он рассматривал рисунок на его поверхности с изображением красноносого Деда Мороза. Всё-таки, скорее первое. Решившись, Островский стянул с шеи шарф, обмотал им кулак.
- Коля, - негромко произнёс он. Парень отреагировал: начал медленно поворачиваться в сторону Марка.
“Падают не от сильного удара, а от удара, которого не видят”, - вспомнил Островский слова своего первого тренера по боксу. Ещё успел подумать: “Лишь бы не переборщить”. Его коронный удар – апперкот – пришёлся точно в подбородок. Николай стал грузно заваливаться назад, но Марк был наготове: успел подхватить парня. Зато пакет с бутылками грохнулся о пол. Благодаря усилиям Островского через несколько секунд и Николай, и несчастный пакет оказались в квартире. Закрывая дверь, Марк осмотрелся: в подъезде уже успела воцариться тишина, никто из соседей не спешил выглянуть на лестничную площадку, чтобы узнать, что за шум их потревожил. Наверное, здесь к такому привыкли.
Островский на ощупь нашёл выключатель, щёлкнул его, залив прихожую бледным светом. Присмотрелся к лежащему на полу Николаю. На вид тому было лет тридцать с небольшим. Сломанные уши – это, пожалуй, единственное, что осталось у него от занятия спортом. Красное заплывшее лицо свидетельствовало о пристрастии к алкоголю, из-под свитера торчало огромное пузо.
- Как-то по-другому я тебя представлял, Коля, - негромко, сквозь зубы, произнёс Островский. – Ты уж извини меня за челюсть, но так надо. Схватив парня за руки, он поволок его по полу. Благодаря тому, что Марк совсем недавно заходил в гости к Валентине Пеоновне, квартира которой была такой же планировки, ему быстро удалось сориентироваться. Он пропустил первый поворот направо, который вёл к кухне и совмещённому санузлу, и потащил Николая дальше. В конце коридора располагалось две двери. Марк открыл одну из них, включил освещение. Небольшая комната с простой, без каких-либо изысков, обстановкой: у окна - аккуратно заправленная кровать, напротив - трехстворчатый платяной шкаф, рядом – туалетный столик, зеркало которого занавешено простынёй. На стене примостились несколько полок с книжками, в дальнем углу – маленькая иконка. Единственная фотография в комнате висела рядом с кроватью: на снимке – улыбающийся во весь рот мальчишка, одетый в спортивный костюм, крепко прижимает к себе чемпионский кубок. Марк сравнил мальчишку с лежащим в прихожей мужчиной и решил, что время неумолимо: между ними не было ничего общего. Островский ещё раз взглянул на кровать: по всей видимости, именно на ней минувшей ночью испустила дух Маргарита Степановна. Марк не видел женщину при жизни, не видел её и после, поэтому она оставалась для него некой абстрактной фигурой, но вот сама Смерть, многоликая, неминуемая и опасная, была ему хорошо знакома. Почувствовав, как по спине пробежал холодок, Островский поспешил захлопнуть дверь. Боковым зрением уловил какое-то движение, резко повернулся. В паре метров от него сидел большой рыжий кот, в его ярко жёлтых глазах читался вопрос: “Ты кто такой и что здесь делаешь?”
“А насчёт пушистика я был прав,” – подумал Марк. Толкнул вторую дверь, заперто. Островский задумчиво хмыкнул, прошёл в начало прихожей, подобрал оброненную Николаем связку ключей. Остановился возле кота, склонился над ним, погладил. Соскучившееся по общению и ласке животное заурчало и стало к нему ластиться.
- Ну ладно тебе, ладно, - негромко произнёс Марк. Вернувшись к запертой двери, быстро подобрал ключ. Комната встретила его непроницаемым мраком, он нащупал выключатель, несколько раз по нему щёлкнул, но безрезультатно. “Наверное, перегорела лампочка”, – решил Островский. Полоска света, пробравшаяся за ним из прихожей, выдернула из темноты силуэт кровати. Большего Марку и не надо было. Он подхватил Николая, затащил его в комнату. Оглянулся вокруг, но толком рассмотреть ничего не смог. Какие-то рисунки на стенах, книги, сваленные прямо на пол. Удивительно, но в помещении отсутствовало окно. На осмысление столь странного факта времени уже не оставалось, парень должен был очнуться с минуты на минуту. А до этого момента Островский планировал ещё кое-что успеть. С трудом, но он сумел приподнять Николая и водрузить его на кровать, после чего отправился на кухню, по пути забрав из прихожей пакет, выпавший из рук парня. Заглянул в него и удивился: ни одна из четырёх бутылок с водкой даже не разбилась. Выливая спиртное в раковину, Марк очень надеялся, что его действия помогут сыну Маргариты Степановны хотя бы на похороны своей матери явиться трезвым. Пустые бутылки он демонстративно поставил на стол, туда же высыпал спички из коробка, взятого с полки, что висела над газовой плитой. Из комнаты Николая послышались стоны: парень пришёл в себя. Островский торопливо раскладывал спички, в конце концов, на столе появилась надпись: “Бросай пить”. Рядом он положил мобильник, найденный им в парке. Ну вот и всё. Мог ли Марк ещё что-нибудь сделать для покойной Маргариты Степановны и её сына алкоголика? Вряд ли. Разве что покормить кота.
Внезапно Островский насторожился: у входной двери со стороны подъезда раздались странные звуки: кто-то несколько раз кашлянул, потом стал бряцать металлическими предметами. “Перебирают ключи”, - догадался Марк. “Через несколько секунд найдут нужный, вставят его в замок, откроют дверь”. Движением руки он перемешал спички, потом схватил мобильник и вернул его в свой карман. Бесшумно скользнул в прихожую, откуда быстро прошёл в комнату Маргариты Степановны. Бросил взгляд в сторону Николая, тот сидел на своей кровати, вокруг него клубился полумрак. Островскому подумалось, что всё это очень напоминает театр: тёмная сцена, обозначенный светом прожектора актёр. Правда, в данный момент актёр обхватил голову руками и тихонько постанывал, на единственного зрителя в зале он не обращал никакого внимания. Марк прикрыл за собой дверь, оставив лишь маленькую щель для наблюдения. Он не представлял, как выберется из сложившейся ситуации, но всё происходящее занимало его всё больше и больше. Сердце билось в учащённом ритме, пальцы на правой руке сжимались в кулак и обратно – верный признак того, что Островский был возбуждён.
Потянуло сквозняком, хлопнула входная дверь. В квартиру кто-то вошёл.
– Батюшки, а что же свет то горит. Неужели я забыла выключить?
Островский сразу узнал голос Валентины Пеоновны. Женщина сделала несколько шагов и оказалась в поле зрения Марка.
- Коля, родной, это ты? – заметила она сына Маргариты Степановны.
Парень с трудом приподнял голову. Его взгляд наконец-то приобрёл осмысленное выражение.
- Тётя Валя, мне так плохо, - пожаловался он хриплым голосом.
Старушка подошла ещё ближе, остановилась на пороге комнаты. Марк заметил, с каким любопытством она заглядывает внутрь. Вероятно, Николай тоже это увидел. Он поспешил встать с кровати, выйдя в прихожую, бесцеремонно оттеснил Валентину Пеоновну в сторону кухни.
- Что вы здесь всё высматриваете?
- Ничего, просто никогда не была в твоей комнате. А почему ты дверь запираешь? Боишься кого-то?
- Не ваше дело, - буркнул Николай. – И вообще, что вы здесь делаете?
Старушка пожала плечами.
- Пришла кота покормить. Если бы знала, что ты здесь, не приходила.
Казалось, что парня такой ответ полностью устроил. Он прикрыл дверь в свою комнату, прислонился к стене, опять схватился руками за голову. Валентина Пеоновна подошла к нему ближе. Хотела коснуться его плеча, может быть даже погладить, но не решилась.
- Ты как, держишься?
- Что? – во взгляде Николая сквозило непонимание. Внезапно, будто только вместе с этим вопросом пришло осознание потери родного ему человека, парень заплакал. Он не мог вынести раздирающей его боли: зная лишь один способ справиться с ней, бросился на кухню.
Через несколько секунд оттуда послышалась его ругань. Выбежав обратно в коридор, Николай кинулся к старушке.
- Где? Где… - слова застревали в его горле.
- Господи, да что же это такое. Довела тебя твоя водка до ручки. Всё, я домой. Не могу на такое смотреть, - Валентина Пеоновна направилась к выходу.
- Тётя Валя, - окрикнул её Николай. Его голос предательски дрожал, руки тряслись. – Нальёте пятьдесят грамм? Маму помянуть. Я ведь знаю, у вас есть.
Старушка окинула его критическим взглядом.
- Бог с тобой, налью. Только сначала ужином накормлю. Пошли.
Через несколько секунд хлопнула дверь, щёлкнул замок. В квартире, кроме Марка, никого не осталось.
Островский чувствовал себя лишним. Тишина полутёмных комнат выталкивала его, как давление газов выталкивает пробку в бутылке из-под шампанского. В этом месте он чужой. “Уходи, уходи”, - шептали ему тени.
И впрямь, зачем он здесь? Кому он пытается помочь? Марк грустно усмехнулся — ответ был очевиден. Никому он не помогает, вернее, помогает, но лишь одному человеку — самому себе. В попытке сбежать от скуки и уединения он был готов на многое.
Мужчина подошёл к двери. Конструкция замка позволяла открыть его изнутри: никто и ничто Марка не держало. Он вернулся на кухню, из беспорядочно разбросанных на столе спичек вновь составил своё послание Николаю. Рядом положил мобильник Маргариты Степановны. Развернулся и направился к выходу.
Тишина, в которой он находился, вдруг перестала быть безмолвной. Марк поморщился: громкий неприятный звук резал ему слух. Он обернулся через плечо и заворожённо уставился на звонящий телефон. Сделал пару шагов, теперь ему была видна надпись, высветившаяся на экране мобильника: Abbadon.
Островский всегда считал себя невосприимчивым к гипнозу. Как-то раз Марк совершенно случайно попал на представление знаменитого иллюзиониста. Один из номеров заключался в том, что фокусник просил нескольких зрителей из зала подняться на сцену, после чего с помощью гипноза заставлял их исполнять свои желания: кукарекать, прыгать на одной ноге, плакать навзрыд. Среди таких добровольцев оказался и Островский. Когда до него наконец-то дошла очередь, гипнотизёр доверительно коснулся его щеки и велел ему спать. Ничего не произошло. Мужчина сделал ещё несколько безуспешных попыток: Марк, как ни в чём не бывало, продолжал стоять и улыбаться. В зале начали посмеиваться. Чтобы сохранить своё лицо, артист поспешил объяснить, что в каждом правиле случаются исключения, и Островский — одно из них. Гипнозу он не поддаётся.
Сейчас, держа мобильник в своей руке, Марк осознал, что это не так: поддаётся, поддаётся, да ещё как. Он не хотел отвечать на звонок, его единственное желание заключалось в том, чтобы выбросить телефон, развернуться и как можно скорее покинуть квартиру, оказаться на улице, вздохнуть полной грудью свежего воздуха. Но почему-то пальцы его не слушались, и вот он уже нажимает на кнопку приёма и подносит мобильник к уху.
- Алло, - Островский не узнал своего голоса. А затем его поглотило молчание. Растворившись в нём, он погрузился в глубины собственного разума. Обрывки мыслей, осколки воспоминаний – всё унесло мощным потоком времени, Марк остался совсем один.
Молчание бывает разным. Иногда, просто в силу недостатка слов, оно похоже на белое бумажное полотно. Есть мудрое молчание: жёлтое, как осенний лист, оно медленно парит в воздухе. Влюблённое молчание — розовое, со вкусом поцелуев. Тихое молчание скорби подобно серому дождливому небу. А иногда молчание имеет чёрный цвет и от него пахнет смертью. От него впадают в кому, приставляют пистолет к виску, лезут в петлю, выбрасываются из окна. От него останавливается сердце.
На лбу у Марка появились капельки пота.
- Алло, - повторил он.
Тишина в телефонной трубке вибрировала, словно натянутая струна. Островский скосил взгляд на свои руки: они дрожали. Он напряг всю свою волю, пытаясь прервать звонок, но у него ничего не получалось. Пришло понимание того, что если в ближайшее время он не выключит телефон, то тот высосет из него весь запас жизненной энергии, превратив в глубокого немощного старика. Он должен справиться, должен, должен. Марк осел на пол, ноги его больше не держали. Ещё пару минут, и он закроет глаза. Потеряет сознание. Умрёт. Так же как Маргарита Степановна. Так вот что с ней произошло. Правда, женщина сопротивлялась воздействию, исходящему от телефона, в течение пяти суток. Выдержала пять долгих ночных разговоров с демоном смерти и разрушения. А Островскому хватило и одного. Что же помогало женщине?
К груди Марка кто-то прижался. Он с трудом скосил взгляд и увидел рыжего кота. Животное уставилось на него своими жёлтыми немигающими глазами, потом громко заурчало. С такими звуками работает пылесос: обычный маленький пылесос, что засасывает в себя пыль и грязь. Кот тоже втягивал в себя мусор, только это были не пыль и грязь, а отчаяние, тьма и одиночество. Островский сразу почувствовал себя легче, не теряя времени, он коснулся на телефоне клавиши отбоя и завершил звонок.
- Спасибо тебе, - прошептал он коту. Попробовал обнять его, но кот был против: выскользнул из рук мужчины и выбежал из кухни. Встать на ноги у Марка получилось не сразу. Заметив, что до сих пор сжимает телефон в своей ладони, бросил его на стол. И теперь устремил на него свой взгляд, будто видел впервые. Мрачные раздумья охватили Островского: он не понимал, что происходит, и от этого ему было страшно. Его первым порывом было желание тут же уйти. Даже не уйти — убежать: без оглядки, и как можно дальше. Пусть со всем этим разбирается кто-то другой, Марк здесь не причём, его это не касается.
- Так, стоп, - приказал себе Островский. - Хватит паниковать.
Он закрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул. Помогло. Страх отступил, забился в самый дальний угол его сознания, притаившись там до поры до времени. Островский попытался мыслить логически. Нет сомнений, что несколько минут назад он подвергся психологическому воздействию. В чём оно заключалось, Марк представлял весьма смутно: ощущения были такие, будто его опустили в чёрную ледяную яму, наполненную тоской и безысходностью. Возникал вопрос - как такое возможно? Островский покачал головой, ещё раз внимательно посмотрел на телефон. Ведь он и раньше разговаривал по нему, однако ничего подобного с ним тогда не случалось. Звонки Николаю и Валентине Пеоновне на самочувствии Марка никак не сказались, зато общение с абонентом, имеющим зловещее имя Abbadon, чуть было не сломило его волю. Из Островского будто выжали все соки, оставив без сил, лишив внутреннего стержня, перерубив хребет. Всё светлое, хорошее, что было у него в душе — воспоминания, мечты, строки его книг — куда-то исчезло, испарилось, забылось. Ещё немного, и он бы потерял всё это навсегда. Ешё немного...
Страх? Нет, его больше не было. Вместо страха пришла холодная ярость. “Никто и никогда не имеет право поступать так с другими людьми”, - Марк схватил телефон и теперь с ненавистью смотрел на потухший экран. “Никто и никогда”, - повторил он. “Кем бы ты ни был, хоть самим демоном разрушения и смерти, ты за это ответишь”. В ответ мобильник издал короткий сигнал, сигнализирующий, что батарея в телефоне практически разряжена. Островский расценил это как знак того, что вызов принят. Он бросил взгляд на часы, после чего заторопился. Прошёл в комнату Маргариты Степановны, подойдя к туалетному столику, стал поочерёдно осматривать его полки. Марк быстро нашёл то, что искал — телефонную зарядку. Проверил, подходит ли разъём: всё нормально. Среди прочего ему на глаза попалась небольшая подарочная коробка. Островский взял её в руки, но поняв, что она пуста, собрался положить её на место. Не положил — вместо этого откинул крышку. Внутри коробки, кроме небольшой открытки и измельчённой розовой бумаги, он больше ничего не обнаружил. На открытке красивым ровным почерком было написано следующее: “С Днём рождения. Пусть этот телефон принесёт тебе только положительные эмоции. Всегда будь на связи с людьми, которые о тебе думают”. Снизу была приписана дата: 10 октября 2018 года.
Марк задумался. Выходило, что мобильный телефон был преподнесён Маргарите Степановне в качестве подарка на её день рождения. Минуло чуть больше месяца, и Маргарита Степановна умерла. Островский не сомневался, что в смерти женщины главенствующую роль сыграл именно мобильник. Кто его подарил? Знал ли этот человек, что его подарок несёт с собой гибель и разрушение? Может неизвестный даритель — это и есть таинственный Abbadon? Слишком много вопросов, но Марк был уверен, что со временем обязательно найдёт на них ответы. Иначе никак.
Островский ещё раз взглянул на часы. Он не знал, сколько времени Николай проведёт в гостях у Валентны Пеоновны, но было бы лучше не рисковать ещё одной встречей с парнем и покинуть его квартиру прямо сейчас. Уже в прихожей, проходя мимо комнаты Николая, он вспомнил, как тот не хотел пускать к себе свою соседку. Замок на двери, отсутствие в комнате окна: все эти детали говорили о том, что здесь кроется какая-то тайна. Марк решил, что ему непременно следует попасть в загадочную комнату и тщательно её обследовать, правда сделать это прямо сейчас уже не получится.
Мужчина выбрался в полумрак подъезда. Снежные горы, нарисованные на стенах, дышали на него вечностью. Шум дождя навевал грусть и печаль. Марк стал спускаться по лестнице: в этот момент на улице грозно пророкотал гром, поглотив звук его шагов. Где-то этажом выше хлопнула дверь, Островский перегнулся через перила и спустя несколько секунд увидел Николая, подходящего к своей квартире. Марк мысленно поаплодировал собственной интуиции, заставившей его поторопиться: задержись он в жилище парня на минуту больше, столкнулся бы сейчас с ним лицом к лицу. И что тогда: опять бить его по подбородку? Хватит на сегодня резких движений.
Островский вышел из подъезда. В этот раз, даже не пытаясь вызвать такси, он сразу окунулся в сырую темноту улиц. Быстрой поступью Марк преодолел несколько кварталов. На его пути почти не встречалось людей, пустые проулки вторили его шагам негромким глухим эхом . Мокрая от дождя куртка блестела в свете уличных фонарей: в надвинутом на глаза капюшоне Островский был похож на призрака.