Мой учитель по специальности был очень разочарован:
— Выскочила замуж, поставила крест на своей карьере. Я так надеял-ся, что ты пойдешь в консерваторию, у тебя все для этого было, но теперь – семья, ребенок...
Но я так не думала: какая консерватория?! Разве я могу мечтать об этом? Уехать в большой, может быть даже столичный, город, жить там од-ной, да и вступительные сдать... Нет, я не смогу.
Посещение женского врача подтвердило, что я беременна.
— Срок – около пяти месяцев, — изрекла знакомая доктор, — все в порядке, беспокоится не о чем.
— Не может быть пять, — сказала мама, присутствующая тут же,— у нас свадьба была четыре месяца назад, ровно четыре, так что никак не пять.
Видавшая виды доктор посмотрела на меня и подтвердила мамино предположение.
— Да, скорей четыре, с чего это я взяла, что пять.
Не только мама, но и соседи считали мои месяцы: полковник Мерхов, многолетний друг семьи, тоже беспокоился, сидя у нас на кухне и наливая себе дармовой спирт, рассуждал:
— Я вот тут подсчитал: ваша Танька должна родить где-то в мае, ко Дню Победы, а живот у нее такой, как будто она родит раньше.
— Когда надо, тогда и родит, — отвечала мама благостно, но через два месяца она полезла в мой портфель за ручкой, нашла там голубой больничный лист и узнала из него, что срок моей беременности не шесть, как хотелось бы Мерхову и ей, а семь месяцев, и что я нахожусь в декретном отпуске.
— Что это такое!?— она трясла голубым листком перед моим лицом, — Я тебя спрашиваю, дрянь ты такая. Ты что мне устроила!? Ты опозорила меня на весь город! Как я людям в глаза смотреть буду!?
Скандал длился три дня и все это время я лежала на диване и рыдала.
— Опозорила, на весь город опозорила, тварь!
Папа всячески пытался успокоить ее, но и ему досталось. Она кричала и оскорбляла меня утром, потом уходила на работу, а придя с работы, про-должала до ночи.
Потом, вдруг успокоившись, сказала:
— Будем говорить: семимесячный родился.
Схватки начались в срок рано утром: в нашем городском роддоме врач положила меня в предродовую палату и пошла на завтрак, перед этим спросив:
— Первородящая? Ну тогда еще не скоро… может, и через сутки.
Она сказала сутки? Нет, я не смогу этого выдержать.
Скрючившись от боли, я уже через час звала хоть кого-нибудь подойти ко мне. Мне казалось, что я уже рожаю – так и оказалось. Случайно зашедшая на мой зов уборщица со шваброй, посмотрев мне между ног определила.
— О родимая, уже и до кресла наверно не дойдешь, — и побежала звать врача.
Так на свет появилась моя доченька, для которой я уже придумала имя – Елизавета.
Во второй половине дня меня перевезли в палату, где стояли десять кроватей: она была пока пустая… Мама передала мне маленькую бутылочку Кагора. По ее мнению, я должна была выпить это церковное вино для восстановления сил, что я и сделала, и сразу же заснула.
На следующее утро санитарки из новой смены распахнув дверь вос-кликнули:
— Ой, а кто это тут?
Про меня в роддоме просто забыли, а я стеснялась позвать.
Через неделю после родов я пришла на занятия в училище (мамины гены!): был урок музыкального анализа. Все наши девчонки очень обрадовались, они не ожидали увидеть меня в этом семестре. Я была первой мамой на курсе, всем было интересно узнать про роды и мою доченьку Ларису (маме не понравилось имя Лиза). Вдруг мое платье на груди стало намокать – это прибывало молоко, оно все сильнее просачивалось сквозь одежду. Вошел наш строгий учитель, оценил обстановку.
— Идите домой: с годовой четверкой согласны?
— Да.
Пятерок он все равно не ставил никому.
Потом я наловчилась сцеживать молоко прямо в туалете в раковину, дома с дочкой сидела надежная баба Лиза, так я закончила третий курс. Сергей служил в Тарту а мне оставался еще целый год…