День причастия

Кирилл Лаптев
                День причастия

   Стою возле зеркала, смотрю на себя: боже мой! На кого я стал похож! Мало того, что позволил себе в грехах искупаться, так ещё и лицо испоганил. Мешки под глазами, нос и щёки краснее помидор, морщины стали раньше появляться. Ещё бы не иметь такое лицо, ведь уж не первый год я пью и развращаюсь. Для меня стало нормой начинать день с четвертинки, заканчивать мощным угаром где-нибудь под тёплыми трубами на улице, пропитавшись нечистотными запахами и похмеляться холодным горьким пивом. Водка, женщины, карты… Фу, как противно вспоминать! Как я мог жить этим всё это время! Вновь жить этим!
   Ведь когда-то я тоже был во власти зелёного змия. Только тогда я молод был, да и Бог отвёл меня от греха. Я в веру пришёл: молиться стал, посты соблюдал, в Храм стал ходить, людям помогать. И всё думал: какое счастье, что я завязал! И если бы не Господь, то и сам не знаю, что бы и произошло. Без Него и жизни нет! Семья появилась, дочь родилась. Казалось, кончились беды. Но Господь решил проверить мою веру: сначала жена умерла, потом дочь тяжело заболела (как и сейчас больна). А я, маловерный, червь ничтожный, взял и запил опять. Да теперь стал пить по-чёрному! Пошла в душе уже мощным столбом дыма скверность, а я взял и насладился ей. А потом ещё, ещё, ещё… Думал остановлюсь. Ошибся… А совсем недавно, будучи трезвым (что было редкостью), наткнулся на Библию. Стал перечитывать Евангелие… Дым исчез, голова просветлела. Откуда-то из глубины души заструился чистый прозрачный ручеёк и стал разливаться по каждой струнке в душе… Боже мой! Что же я сделал! Авраам, когда сына своего в жертву приносил по веленью Божьему, слова не сказал и пошёл совершать жертвоприношение, а я… Я как сын блудный себя повёл: Господь даровал мне милость Свою. Мне бы хранить её, да показать благодарность свою через дела и жизнь свою. А я взял и расточил всё. О себе лишь только думал… Знаю же, что Бог кого любит, того и наказывает, как я порой с любовью в сердце дочь воспитывал… И за дочь вспомнил: ведь она у меня единственный родной человек остался!.. Кровинушка моя! Пока я пребывал (не жил), ты плакала безудержно и молча страдала. Пока я пьяный напрасно выворачивал  душу напоказ, ты просто выживала и, превозмогая боль, с трудом перемещалась из инвалидного кресла в постель и обратно. Я объедался с собутыльниками, а ты всегда не доедала и лишь крохи собирала… Как же я далеко зашёл! И трудно мне будет выползать из ямы и возвращаться к Богу. Но нужно вернуться. Хотя бы ради дочери. И я решил начать с того, что причащу её. Причём, не дожидаясь воскресной литургии.
   Я порвал с прежней жизнью: разогнал всех своих бывших, привёл себя в порядок. Прочёл все молитвы, каноны, договорился с батюшкой. Зная, что я отпал от Бога, батюшка всё-таки дал согласие. Да и моя Танюшка с радостью согласилась готовиться к причастию, ведь причастие принимала она последний раз ещё лет в 12. А после проказы она сама не могла уже совершать Таинство. И так вышло, что принятие причастия как раз выпадает на её 17-летие. В дни Говения у нас даже как-то дом преобразился. Танюська похорошела, хоть и не смеялась да не улыбалась (ведь не положено в такие дни), и я не такой злобный стал. Всё мы с радостью делали, несмотря на трескучий мороз за окном. Хотя ещё душа туманна…
   Ну да хватит о плохом. Сегодня день причастия дочери… О! Я и забыл! Стою, рассматриваю тут себя, а надобно за батюшкой идти!  Заторопился, одел куртку и сказал Танюшке:
    - Ну жди, дочь. Я скоро приду.
   Приодетая в красивый синий сарафан, который я одолжил у соседки-швеи, ладно сидевший на худенькой девочке, и  покрытой белым платочком головой дочка лишь подняла свои большие карие глаза и, слегка улыбнувшись, кивнула головой.
   Я вышел. Мороз уже с утра разгулялся. Даже хрустящий под ногами снег приобрёл синеватый оттенок. Да и ноги оценили скользкую работу мороза на дорогах: всё одно норовились меня свалить оземь.
   С Божьей помощью дошёл до церкви. Снял шапку перед входом, перекрестился трижды с поясными поклонами и вошёл. Заглянул неуверенно в церковную библиотеку и спросил едва слышно:
    - Извините, а батюшка пришёл?
   Библиотекарь - приятная женщина средних лет - встала и, широко, благодатно улыбнувшись, спросила:
    - Вам дочку причастить?
   Я положительно махнул.
    - Сейчас он подойдёт. Да вы заходите, отогреетесь.
   Я откланялся и решил ждать на улице. А морозно-то как! Спрятал руки в карманы, а всё равно дрожь берёт. Стал медленно ходить по двору. Вроде бы не так холодно стало.
   А тем временем, через дворик в приходскую школу один за другим шли детишки на занятия - кто с родителями, а кто самостоятельно. «Как хорошо, - невольно подумал я, - на них вся надежда будет за наше будущее».
   Спустя какое-то время увидел вдали настоятеля, отца Елисея, идущего с маленьким своим сыном. В сыне я узнал того самого ребёнка, которого настоятель когда-то качал в коляске в этом же дворе, когда я впервые пришёл к батюшке за советом. Надо же как вырос за это время!
    - Доброе утро! - негромким приятным голосом произнёс отец Елисей.
    - Здравствуйте! - чуть слышно ответил я.
    - Подождите немного, я сейчас за вами приеду, -т оропясь, сказал настоятель и, зайдя в здание, где по соседству были и библиотека, и его кабинет, вышел.
    -Игнат, поехали с нами, - отец Елисей повёл укутанного в тёплую тёмную куртку сынишку, они оба сели в старенькую «копейку» и уехали.
   Я по-прежнему ждал и топтался на одном месте. Уже и ноги подзамёрзли. Посмотрел на крест, размещённый на оградке. Перекрестился и сказал себе: «Ради дочери не ропщи на холод!» И терпеливо продолжил ждать. Всё смотрю на проезжающие мимо машины, как бы не пропустить долгожданную «копейку».
   Через некоторое время подъехала, родимая. Отец Елисей зашёл во двор и вновь направился в здание:
    -Сейчас я оденусь…
   Я вышел со двора, перекрестившись, и встал возле машины. Всё топчусь. Ух,  бодрит как! Мотор «копейки» согласен со мной: вон как ревёт, чтоб не замёрзнуть. Отец Елисей в красивом фиолетовом облачении с Евангелием и Крестом в руках, с упакованной Святой Чашей, висящей на шее и в короткой зимней жилетке под облачением, вышел из двора, и мне показалось, что батюшке очень шло облачение, подчёркивая его правильные черты лица и аккуратную пышную бороду.
    -Садитесь, - сказал он, и мы сели в автомобиль.
   Я сказал куда нужно ехать, и водитель повёз нас.
    -Ох, мороз какой, - сказал отец Елисей пожилому водителю.
    -Да, градусов 9.
    -Да вы что!
    -Да! И это с утра только…
   Смею заметить, что может быть жителям Урала и Сибири это покажется странным, но для Юга России это очень даже холодно.
   Раз, два - и мы приехали. Под звонкий лай пса на цепи во дворе я провёл настоятеля в дом. При виде вошедшего батюшки Танюша приняла благоговейный вид и готова была даже встать.
    -Здравствуй! - поприветствовал её батюшка и улыбнулся.
    -Здравствуйте.
    -Как зовут тебя?
    -Татьяна, - послушно ответила дочка.
    -Подготовилась ты?
    -Да. Мы с папой всё сделали как положено.
    -Крестик есть на тебе?
    -Да.
   Затем обратился ко мне:
    -Лампадка и образы есть у вас?
    -Образы есть, а лампадки нет. Только свеча.
    -Слава Богу, - батюшка перекрестился и обратился ко мне, - приготовь тёплую водичку и чайную ложечку.
   Я поднёс стакан, наполненный просом, где была вставлена тоненькая свечка, купленная мной в Храме накануне. Батюшка зажёг её.
    -Давай помолимся, Татьяна, - отец Елисей положил на стол Евангелие и Крест и, повернувшись к образам, красивым певческим голосом начал читать:
    -Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь…
   Я подготовил воду и ложечку и вместе со всеми тоже стал молиться. Сердце наполнилось сокрушением и глубоким смирением. Господи, как же давно я не испытывал это чувство!..
   Батюшка закончил чтение и попросил меня выйти: начиналась исповедь.
   Я вышел в коридор. Но несмотря на это были слышны голоса дочери и настоятеля. Тогда я отвернулся к входной двери и, сложив руки, с трепетом начал читать молитву Иисусову, непрерывно крестясь.
   «Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя грешнаго», - шептали мои губы.
   Слышу, настоятель уже громко читал молитву перед причастием. Я сделал нерешительный шаг и остановился. Решил не мешать. Я опустил руки и голову, смирно ожидая окончания Таинства. Сердце моё стало биться сильнее, да так, будто ещё немного, и выпрыгнет наружу, устремясь к дару Божьему, который принимала Таня, чтобы утолить жажду счастья, спокойствия и МИРА. Да и я пребывал в таком состоянии, будто сам сейчас должен был принять тело и кровь Христовы. А в голове всё крутятся мысли: «Дай Бог, чтобы дочка причастилась на пользу душе и телу».
   А в это время батюшка уже громко произнёс:
    -Поздравляю тебя, Татьяна, со Святым причастием! Пусть оно послужит тебе во исцеление души и тела. Сейчас с отцом вычитайте благодарственные молитвы по Святом Причащении.
    -Спасибо вам,  -искренне тихим голосом поблагодарила Танюшка.
   Отец Елисей негромко засмеялся:
    -Сегодня отдыхай, почитай Святое Писание, поменьше разговаривай и пребывай в чистоте. Всего доброго, Татьяна. Выздоравливай поскорей.
     Отец Елисей вышел из комнаты. Я мгновенно взбодрился и стал одеваться, чтобы проводить батюшку. Настоятель нежно взял меня за плечо и, пристально посмотрев на меня добрыми, проникновенными голубыми глазами, сказал:
    -Ты почитай с дочкой благодарственные молитвы. Береги её. Чаще води на причастие, на службы. И сам не пей больше. Грешно это.
   Я непроизвольно поднял брови и в сердцах пообещал:
    -Да что вы, отец Елисей! Бог с вами! Чтобы опять…
   Потом изменился в лице и закрыл глаза:
    -Благословите, батюшка.
   Отец Елисей осенил меня крестным знамением и приложил руку к моей голове:
    -Помогай Бог.
    -Спасибо вам.
    -Во славу Божию!
   Проводив настоятеля, с чувством большой благодати в душе я зашёл в дом. Танюська молча сидела и своим открытым взглядом смотрела на образы. Когда я вошёл она медленно повернула голову, и я увидел, как по её щекам одна за одной бежали слезинки.
    -Спасибо тебе, папа, - полушепотом, едва разборчиво произнесла она и её белый платок спал с головы прямо на спину, тем самым показавший её красивые, аккуратно убранные русые волосы.
   Я просто расстерялся и не знал, что сказать. Лишь с улыбкой одел на голову платочек, а потом припал к её коленям и положил на них голову, всё целуя её юные, но уже познавшие труд жестковатые руки.
    -Прости меня, Танюська! - твердил мой дрожащий голос.
   Я тоже плакал. Мне хотелось рыдать безудержно.
    -Как я виноват перед тобой! Как виноват! Прости меня, непутёвого отца!
   Дочка с нежностью посмотрела на меня:
    -Да я и не держу на тебя зла, папочка. Все мы спотыкаемся. Все имеют право на ошибку. Главное, подняться и исправиться.
   Она посмотрела в окно:
    -Солнышко прояснилось… Да и батюшка хороший. Зазря про священников плохо говорят. Они огромное дело для нас творят - просвещают духовно, наставляют на благочестивую жизнь. Осуждаем их, а ведь Господь только имеет право судить…
   Мы помолчали. Затем я успокоился и встал.
    -Ох! Давай, доченька, вычитаем благодарственные молитвы, - я отёр и своё, и Танюшкино лицо и добавил:
    -С днём рождения, доченька!
   Таня широко улыбнулась и тут же приняла строгий смиренный вид, опустив глаза. Какая же всё-таки у меня красивая дочь!..
   Я повернулся к образам. Боже мой! Как прекрасны иконы! А от солнечного света они исходят не только приятным, добрым светом, но и исцеляющей душу силой. Даже свеча загорелась ещё больше!
   В сердце вновь ожила такая лёгкость и спокойствие, будто заново родился. Захотелось жить ещё больше !
   Я собрался с мыслями, открыл молитвослов и, крестясь, начал чтение:
    -Слава тебе, Боже. Слава тебе, Боже. Слава тебе, Боже.
   Со временем, дочке стало лучше. Потихоньку даже пытаемся ходить. А я вскоре исповедался и причастился.

                2,3 февраля 2011 г.