ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА
Из оперативной сводки МВД по Москве и Московской области:
«Вчера, на двадцатом километре Минского шоссе был взорван автомобиль депутата Государственной Думы Саидбекова, известного в криминальных кругах под прозвищем Саид. Взрыв был эквивалентен полутора килограммам тротила. Гибель Саидбекова, по версии правоохранительных органов, наступила в результате криминальных разборок воровских авторитетов города Москвы».
* * *
Белку в аэропорту встречал Попик.
- Видел? Саида замочили. Видать, скоро и наша очередь подойдет. Хотел я к честной братве обратиться, да косяк на нас. Злого тогда мы слили. И кому - ты, Белка, сам знаешь. Боюсь, не поймут нас.
- Не бзди, старый. Саид давно по лезвию ножа ходил. И нашим, и вашим. Власти, депутатства ему захотелось, дурилка картонная. Мы-то с тобой калачи тертые, по понятиям живем. И не сдали мы никого тогда, а беспредельщика наказали.
- Странно мы его наказали. Да еще мальчишка его... Ты базлал тогда, что он в лагерях сдохнет, а он, падла, живучим оказался. Вначале Наум, Лопух твой, мусор этот, Грищенко, а теперь Саид. Напрягать все это начинает. В общем, давай, я кое с кем перетру. Дела у меня. Банк я себе прибрал, знаешь? А вечером за стол присядем, поговорим, покумекаем. И может дума какая-то на ум умная придет.
* * *
Банкир Попов входил в стены своего детища, только что открывшегося банка. Сколько он сражался за него! Сколько крови и нервов ему это стоило! Зато теперь до самой смерти он может не беспокоиться о куске хлеба.
Смерть поджидала его в светлом просторном холле банка. Она шла ему навстречу с лицом незаметного парня в черном. ПМ парня выплевывал в банкира Попова тупоголовые пули. Затылком Попик коснулся холодного мрамора и последнее, что он увидел в своей жизни - были буравящие душу глаза этого парня. Холодно...
* * *
Известие об убийстве Попика повергло в ужас Белку. Это не случайность. Их закономерно, четко и запланировано отстреливают, словно бездомных животных. Он дрожащей рукой набрал давно известный номер в Управлении МВД.
* * *
- В общем так, пацаны, двоих мы сделали. А с третьим проблемы. Умный он очень. Такого на арапа не возьмешь. Почует что-то неладное - и за бугор соскочить может.
- Слушай, Холод, жена здесь есть у этого старикана. Молодуха, красавица, фотомодель, ноги из жопы, а сама так, швабра, кожа да кости. Но деньги любит! Даже больше, чем трахаться, сучка. Она-то нам его за капусту и сдаст. Живет где-то на Кутузовском. Точно не знаю где, но пацаны пробьют.
- Ну что ж, добро, так и порешим.
В это время в дверь квартиры позвонили.
- Холод здесь обитает? - спросил вошедший мужичок в серой кепочке.
- А какие проблемы, отец? Я Холод.
- Проблемы у тебя, парень. Знаем мы о ваших с Белкой делах. Знаем, что это он тогда давно тебя мусорам вломил. Наш он, воровской, но тварь порядочная и права на жизнь не имеет. Отдай его нам. Сходняк наш решил наказать его по-свойски. Сам знаешь, что в таких делах делается.
- Не обессудь на меня, догадываюсь я, Кисой тебя называют. С Монголом ты работал, мне тогда помогал, но Белка - мой должник. Я с него по справедливости спрашивать буду. Грел общак я воровской ваш, ничем перед вами не опоганился. Право имею, и спрошу по-вашему, вот увидишь.
- Что же, паря, не ждал я другого ответа, Бог судья, делай как знаешь. Ничего поперек правды не скажу, но помни, если дятел хоть раз стукнул, то рано или поздно он снова забарабанит. Сдал он снова тебя. Затихарись и ляг на дно. Не дадут они тебе жизни, а кто - знаешь сам. От «красноперых» всегда беды жди. Прознали мы, что свято они интересы Белки блюли, все у них вась-вась было. А он им за это нашу братву вламывал, поганец. В общем, решай, как знаешь.
- Спасибо, Киса, все учту.
* * *
Белка очень любил свою молодую жену. Он холил ее, лелеял, как оранжерейный цветок. Его старческое самолюбие тешило, что рядом с ним находится такая красавица. Никто не знал, где живет его Анжелочка. Успокоившись после звонка в МВД, Белка ехал в свою тайную квартиру в престижной высотке на Кутузовском проспекте, где ждало его горячее молодое тело.
- Входи, милый, я тебя уже заждалась, - сказала она, впуская его в бронированную дверь.
Белка уже хотел ее обнять, но боковым зрением увидел сидящего в комнате на стуле молодого человека с пистолетом.
- Анжела, подойди ко мне, - окликнул ее парень, играя волыной, - вот тебе твои пятьдесят штук. Спасибо, что помогла. Сивый, выпусти ее, пускай киска немного погуляет.
Из кухни в коридор выскользнула черная тень. Дверь захлопнулась.
- Здравствуй, Белка. Я, как ты, наверное, догадался, тот самый беспредельщик и отморозок Холод. Это меня много лет назад ты пытался наказать. За что, объясни? Почему ты умный, пожилой человек связался с мальчишкой?
- Живешь ты по беспределу, понятий не чтишь, старших не уважаешь.
- А ты понятия уважаешь? Вломил нас тогда мусорам, честно, правдиво, без байды, закона воровского не нарушая. А сколько жизней таким мальчишкам, как я ты поломал, втюхивая им догмы о справедливости воровского закона?
- Что законом не запрещено - то можно. А ты сам, кутенок слепой, в дело влез. Знал на что идешь и получил то, что хотел.
- Справедливо, но как-то неправильно. Ты же вор. Законник.
- Вор, и не отказываюсь. Всю жизнь за воровскую идею страдал. А такие, как ты, жизни не имеют. Братва гребанная. Тебя все равно рано или поздно менты возьмут. Не мне, а им ты дорогу перешел. Со мной, вором, они договорятся, а с тобой, беспредельщиком, базарить им смысла нету. Я все сказал.
- Ну вот и поговорили. А теперь ты умрешь, Белка.
- П***шь ты, малый. Кишка у тебя слаба вора убить. Я тебе не фуфел вроде Саида и Попика. Меня еще тогда, на общесоюзной сходке короновали. Не тебе меня и развенчивать.
- А СУКА ВОРОМ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ! - ответил Холод и три выстрела разбудили тишину квартиры, - за Василича, за пацанов, и за меня! Мы квиты, Белка.
Тогда еще Холод не знал, что под всю его дальнейшую жизнь Белка заложил мину замедленного действия…
Выхода нет. Пространство закрыто.
В будущее дверь заколочена забита.
И жизнь твоя вообще потеряла всякий смысл.
Ты был там наверху, теперь скатился вниз.
Ты знаешь, что с нуля очень трудно начинать.
Слюною захлебнувшись, опять вперед бежать.
Ведь мир, больной чумою, невозможно излечить.
Из жалости его можно только пристрелить…