Дважды в своей жизни Давид чувствовал голос крови. Первый раз - в Германии лет двадцать назад. Тогда для него стало полной неожиданностью, что он не может разговаривать со стариками, которые жили при нацистской власти. Не просто не может – физически не в состоянии говорить. Это было похоже на спазм. Подсознательно, без всякой логики и информации, он обвинял их в том, что они жили за счет ограбленных и убитых евреев. При этом он совершенно нормально общался с их детьми - с теми, на ком не было греха.
И второй раз недавно. Это было в Шотландии, в Глазго. Раньше Давид уже бывал в Глазго несколько раз, приезжал один и с семьей. Ему полюбился этот город, одновременно неторопливый и деловой, старинный и современный. Удивительное дело, город выглядел нарядным и праздничным даже, когда небо было затянуто тучами. А уж это здесь совсем не редкость. По количеству дождливых дней в году Глазго прочно стоит на третьем месте в Европе.
На этот раз Давид прилетел в Глазго на конференцию. Поселившись в гостинице, он устроил смотр своим вещам, и оказалось, что хорошо бы купить к докладу новую рубашку. Свободного времени было не так много, доклад назначен на следующий день. Давид включил компьютер и выяснил, что главные магазины одежды располагаются в центре города, и доехать до них проще всего на метро.
Но до метро еще надо добраться. Сквозь окно гостиницы было видно, как капли шлепают по мокрым тротуарам – с утра зарядил дождь. «Ладно, как вернусь, обсохну в баре», - решил Давид. Он взял дождевик и вышел из гостиницы. Дождь, как будто ждал его, тут же усилился. Перейдя на бег, Давид вскочил под навес крытого перехода через автостраду, который вел почти до самой станции метро.
Раньше ему не приходилось в Глазго кататься на метро. Ну и ну! Станция, совершенно не под стать городу. Выглядит неприветливо, – настоящая подземка, выполненная в угрюмых тонах. Никакого сравнения с великолепными российскими или европейскими станциями-дворцами. В ожидании поезда Давид изучал схемы и расписание на стендах и рассматривал пассажиров. Выяснилось, что поезда ходят нечасто, раз в десять-пятнадцать минут. Наверное, поэтому народу совсем немного.
Его внимание привлекли четверо детей - девочка лет двенадцати и мальчики помладше. Одеты нарядно, не то что местные школьники. На мальчиках черные брючки и белые рубашки. «Похоже, из одной семьи», - подумал Давид, и вдруг заметил, - мальчики все в кипах. И не просто в кипах, по щекам вьются пряди волос. Такие пейсы или пеот, как их называют в Израиле, носят последователи ультраортодоксального течения иудаизма – харидим. Давид стоял совсем недалеко от детей и слышал, что говорили они между собой по английски – ни слова на иврите. Что бы это значило? «Наверное, живут здесь в Глазго и учатся в религиозной школе, а теперь возвращаются домой после занятий», - предположил он.
В этой ситуации было что-то неестественное, что тревожило его. На суровом фоне станции стайка еврейских детей без взрослых выглядела неуместно и вызывающе. Слишком уж легкая мишень для какого-нибудь отморозка. Теперь, когда Европу наводнили разного рода «мигранты», то и дело слышишь об антисемитских нападениях.
"Харидимного" вида дети навели его на невеселые мысли. Давид не жаловал ультраортодоксов. «Что они здесь забыли за тысячи километров от Иерусалима», - думал он, - «У нас в Израиле они чувствуют себя божьими избранниками. И всех остальных хотят заставить жить по их средневековым правилам. Не работают, не служат в армии, вымогают трумот*, зато активно рвутся к власти, - уже несколько министерств в их руках. При этом рождаемость у них раза в два выше, чем у светских. Как долго страна сможет выдерживать такую нагрузку? Вот и эти милые детки вырастут и тоже станут нахлебниками».
Из туннеля, наконец, показался поезд. Продолжая свои рассуждения Давид вошел в вагон и... уселся рядом с этими детьми. И только потом до него дошел посыл его подсознания – он сел рядом с ними для того, чтобы защитить их в случае опасности. Посыл, с которым не может справиться никакая логика.
*Трумот – пожертвования (иврит),