Соболь

Сергей Зверьков
                СОБОЛЬ.
Переливистый звон колокольчиков оленьих упряжек словно вырвался из ближайших подступов заснеженной тайги, и нарушил устоявшуюся тишину маленького таёжного поселка Усть-Озерное, на севере Томской области, близ Полярного круга.

Охотничьи собаки, издалека услышав знакомые звуки, радостно залаяли, предвкушая дружескую встречу знакомых собак и праздничное настроение людей, рассчитывая на щедрые праздничные угощения от приезжих гостей!

И действительно, наступал праздник – первый выход из тайги промысловых охотников, первая сдача добытой пушнины, приуроченная к празднику Великой Октябрьской Социалистической Революции, 7 ноября 1963 года.

Сибирское мягкое золото высоко ценится на международных пушных аукционах. За него государство получает иностранную валюту, и всячески поддерживает охотников - промысловиков, создавая промысловые артели и пункты приёма пушистой валюты.

Маленькая, на 10-15 учеников, начальная школа-интернат для детей народов севера, украшенная праздничными плакатами и красными флагами, услышав звон колокольчиков и радостный лай собак, наполнивший весь посёлок, тоже загудела детскими голосами.

Соскучившиеся по родителям воспитанники школы: первоклашки, второклашки выскочили встречать подъезжающих родственников.

Заканчивается первая учебная четверть, начинаются каникулы, и дети на несколько дней могут поехать домой - на таёжное стойбище-заимку, где их ждут  соскучившиеся маленькие братишки и сестрёнки, родные ласковые лизливые собаки, и милые сердцу родные таёжные окрестности. 

Кому-то из них повезёт, их заберут домой, кому-то ещё ждать, а кому-то, может быть, придётся провести каникулы в казённых стенах школы-интерната.
Некоторые родители могут не приехать, или приедут позже.

Ведь тайга непредсказуема. Всякие неожиданности могут подстерегать людей в тайге отовсюду.
Всё может быть в тайге, и дети это хорошо знают, к таёжной жизни они привыкли.
А родителей они ждут всегда, и очень, очень о них скучают, особенно первоклашки, впервые уехавшие надолго от родителей, в школу учиться.
 
Было начало ноября. Больших морозов ещё не было, но снегу уже было много. Таёжные озёра уже крепко сковало льдом, но бурные речушки ещё не сдавались под власть деду Морозу. На перекатах открыто стояла вода, да и на прямых участках бурной реки Кеть лёд был ещё тонок.   

Северьян Федорович старый охотник, остяк семидесяти лет, в охотничьей промысловой артели уже не работал, получал пенсию, жил в добротном бревенчатом «купеческом» доме.
Без охоты он не сидел. Без охоты в тайге вообще не проживёшь.
Для своего возраста Северьян был  ещё очень крепок.

Встречу с друзьями-охотниками, приехавшими сдавать пушнину, он отмечал уже несколько дней! 

Жена его Мария Борисовна – княжна Мэри, так звали её в посёлке, лет на двадцать-двадцать пять моложе своего супруга, дочь потомственного рода томских купцов, моложавая, крепкая, складно сложенная женщина, строго следила за своей осанкой и аристократической внешностью. И все в поселке, мужчины и женщины, любовались её красотой и статью.

Детей у них не было.

Мэри привезли сюда совсем ещё молоденькой девушкой в лихие 1937-ые годы, вместе с родителями, в ссылку.

Отца её, сосланного сюда на поселение НКВД, вместе с семьёй, за какие-то небольшие проступки перед советской властью, местное население очень уважало за его порядочность, честность, хозяйственность, и крепкий уклад жизни.

И Мэри, после смерти родителей, досталась в посёлке часть признательности от отцовского уважения.

Мария Борисовна была хорошей хозяйкой, вкусно готовила, а ещё была она модисткой, хорошей портнихой, и поселковые женщины часто приходили к ней за советом, за выкройкой, за рецептом еды…

А ещё Мэри Борисовна шила для детей школы-интерната очень красивую школьную форму: платьишки, фартучки, рубашки, костюмчики.

Мужа она тоже содержала в хорошей форме. И несколько дней его попойки с друзьями-охотниками начинали её уже волновать.

Сама она тоже радовалась празднику, готовила кушанья, угощала, то одну, то другую компанию мужа, сама угощалась и выпивала. Ведь должен же быть и для её души хоть какой-то праздник в этой таёжной лесной однообразной жизни!..

Но застольные праздники, оказывается, тоже утомляют, и пьяные гости уже начали её раздражать, да и здоровье мужа начинало её беспокоить.

Она скомандовала Северьяну: Эту пьянку прекратить! – «Ну, значит, так тому и быть!»

- Сходил бы ты, Северьян, на охоту за провиантом. Мясо и рыба уже закончились. Надо хоть рябчиков настрелять, а то есть нечего.

А, Северьян давно уже в этой жизни понял, что с его княгиней – Марусей, так он сам её называл, лучше уж ни в чём не пререкаться! А то – «хуже будет»!..

И по утру, на праздник, на 7 ноября 1963 года, Северьян взял ружьё, встал на камусовые-охотничьи лыжи, подклеенные снизу камусом-шкурками от оленьих и лосиных ног, чтобы лыжи при подъёме на гору не катились назад, надел охотничью амуницию, кликнул своего дружка – Полкана, здоровенного кобеля, белой шерсти, породы северной лайки, и покатил на промысел.

Я, первое время, квартировал у них, и не мог не напроситься с ним на охоту! Мы с Северьяном дружили. И он не мог отказать мне в моей просьбе.

Было только одно условие: не мешать ему в охоте.

Поскольку я буду стрелять только птиц, я должен был идти от него невдалеке, чтобы не отвлекать его и собаку от охоты своими выстрелами.

Конечно, я понимал это, и должен был соблюдать это условие. 
Мне было очень любопытно посмотреть, как охотятся настоящие промысловики-охотники.

Вышли мы рано, по команде Мэри Борисовны, как только стало светать в наших северных широтах.

Ветра почти не было, утренняя температура минус 10-15 градусов, по северным меркам - тепло. Погода обещала быть приятной тёплой солнечной!
   
И покатили мы по скрипучему снегу на камусовых лыжах совсем в другую сторону от посёлка, в какую я ещё не ходил ни разу.

Шли мы на юг, по западному берегу Кети в направлении, как я определил, в сторону посёлка Максимкин Яр, расположенному южнее в восьмидесяти километрах от Усть-Озёрного.

Северьян несколько раз выходил на берег, чтобы убедиться крепок ли лёд, можно ли перейти на восточный берег реки.

Его, как я понял, очень привлекала восточная сторона реки, где было много бурелома, был редкий лес, а значит больше промысловых зверьков, но меньше птиц…

Меня, конечно, такой расклад в охоте не очень устраивал, но Северьян пошёл на охоту с собакой, а значит за пушниной, догадывался я, а мне всё было любопытно.

Лёд, в этом месте реки был уже крепок, и мы благополучно перешли на другой берег Кети.

Северьян пошёл с собакой в самый бурелом, а я свернул в молодой хвойный лес елей, пихтача, кедров, заваленный старым буреломом, заросший кустарником, через который трудно было пробираться на широких охотничьих лыжах.

Так мы разошлись, чтобы не мешать друг другу в охоте, прислушиваясь к каждому выстрелу.

Первым выстрелил я. Рябчик неожиданно вылетел у меня из-под ног, и я, почти инстинктивно, не целясь выстрелил в него влёт.
Первая добыча, после длительного перехода, почему-то даже не особенно обрадовала меня.

Я ждал, приятной дороги, красивых пейзажей, красивого леса, где можно было, вспомнить красивые песни, красивые музыкальные произведения, посвистеть в своё удовольствие, порадоваться природе, и музыке, звучавшей во мне непрерывно…

А сейчас, пришлось с трудом пробираться через буреломы наваленных в разные стороны старых полусгнивших деревьев, через плотный кустарник, цеплявший меня, и я не мог позволить себе даже посвистеть, чтобы не мешать промысловой охоте старого охотника.

Да, и я пока не увидел ничего особенного, что могло бы научить меня охотничьему мастерству. И это сдерживало мои эмоции.

Я привязал убитого рябчика за ноги к ремню патронташа. Рюкзака и котомки у меня ещё не было, и как «заправский городской охотник», я молча стал пробираться дальше через кустарники и буреломы.

Вдруг настойчивый собачий лай вывел меня из грустного оцепенения. И я тотчас помчался в его направление.

Выстрелов не было. Слышно было, как Северьян вдалеке равномерно, не торопясь, стучал охотничьим топором.

Когда я подошёл к своим охотничьим напарникам, то увидел: Северьян зачем-то вырубал крепкие колышки из порослей черёмухи. 

А Полкан стоял перед торцом длинной лежавшей колоды старого трухлявого дерева, заглядывал мордой в дупло, и нервно скрёб снег передними лапами, как будто хотел достать, выхватить кого-то из дупла дерева, и тихо повизгивал в охотничьем азарте.
Он явно чуял зверушку, сидевшую в проходном дупле старого дерева.

Северьян заткнул один выход из дупла брезентовой котомкой, немедленно снятой с плеч. 
А пока он вырубал колышки, чтобы заткнуть отверстия выходов, Полкан зорко охранял выход с другой стороны дупла.

- Соболь внутри этой колоды, - сказал мне Северьян, вырубая черёмуховые колышки для затычки дупла.

Как только Северьян вогнал длинные колышки в оба противоположные выходы из дупла, соболь переместился в центр дупла, и Полкан тотчас немедленно переместился над соболем, своим чутьём указывая его местонахождение внутри дерева.

- Да, собака – незаменимый помощник для охотника, - сказал я Северьяну, восхищаясь собачьей сноровкой и выучкой Полкана.

- Мой товарищ, моё чутьё, глаза и уши, - отозвался Северьян.

- А, ну-ка, Полкан, посторонись, подвинься. Дай я пробью смотровое оконце в колоде, где ты стоишь.

Давай посмотрим, какой соболёк нам попался, - разговаривал Северьян с собакой. И собака, как бы понимая хозяина, взглянула на него, и в азарте, в знак понимания и одобрения, взвизгнула от радости и возбуждения, помахивая хвостом.

Северьян боком своего тела отодвинул азартного пса от того места, на которое указывал Полкан в колоде.

Старый охотник прорубил маленькое оконце в колоде.

И, в отверстии колоды мы увидели очень красивую тёмно-коричневую усатую мордашку маленького зверька с полукруглыми ушками, размером чуть больше кошачей.

Северьян рассказывал, что соболь - разбойник, размером с кошку, хорошо лазает по деревьям. А в голодное время года, может напасть даже на оленя. С дерева он может прыгнуть на спину оленя, и перегрызть ему горло, чтобы утолить свой голод. Вот такой он хищник, этот маленький зверёк - соболь.

Маленький красивый хищник яростно пытался просовывать свой нос в отверстие оконца и поглядывал на нас то с любопытством, то злобно.

Соболь сердился, фыркал, пытался бороться, и в ярости грыз зубами тоненький прутик, которым Северьян старался продвинуть зверька в короткую сторону колоды.

Нам надо было загнать соболя в короткое замкнутое пространство дупла, чтобы через вырубленное отверстие достать его живым. Стрелять нельзя, чтобы не испортить мех.

Наконец, черёмуховыми колышками перекрыли соболю движение по дуплу.

Соболь переместился в короткую сторону дупла, и затаился.

И опять Полкан своим чутьём показал место расположения соболя в дупле лежачего дерева.

Северьян прорубил ещё два смотровых оконца в колоде, чтобы загнать соболя в узкое короткое пространство.
Но здесь дупло оказалось довольно широким, и пришлось ставить несколько заграждений из колышков, чтобы затруднить передвижение соболя по колоде.

Наконец зажали соболя в короткое пространство дупла.
Соболь злился, и в отчаянии рычал по-кошачьи не переставая.

Северьян вырубил в колоде большое оконце, и рукой в брезентовой рукавице вытащил «за шкирку» из колоды красавца-соболя живым.

Соболь, по-кошачьи изгибаясь и царапаясь, рвал задними лапами телогрейку Северьяна, пытаясь освободиться.

- Нюхай! – приказал Северьян Полкану.

И Полкан, в радостном возбуждении, повизгивая, обнюхал и облизал соболя.

Северьян посадил соболя в брезентовую котомку, выстругал финкой две тоненькие длинные палочки, и поочерёдно засунул их соболю в нос до самого мозга.  Соболь через несколько секунд умер.

Финкой Северьян сделал надрезы соболю в области промежности, и
«мешком» снял с него драгоценную шкурку.

А мясо соболя, в знак вознаграждения, отдал Полкану, который тут же полакомился тёплым вкусным подарком!

- Не забывай запах и вкус соболиного мяса! Знай кого надо искать на охоте, - поучал Северьян своего четвероногого товарища!

А Полкан с радостью поглядывая на своего хозяина, с удовольствием уминал за обе щёки мясо соболя, непрерывно помахивал хвостом от радости и удовольствия.
Ему нравилась такая охота, а конечный результат, с мясом добычи, ещё больше!
 
Время двигалось к обеду.

Мы с Северьяном развели костёр, вскипятили в котелке снег, заварили чай с сахаром, достали из котомки кружки, булочки выпеченные княгиней Мэри, и усевшись на колоду, согрелись от холода горячим чаем, и вкусно пообедали.
               
  1963г. пос Усть-Озёрное. С. Зверьков. (пересказал:10.09.2018г.)

                МЕДВЕДЬ.
Времени было около двенадцати. Мы взбодрились завтраком и горячим чаем, и, довольные первой удачей, соболем и рябчиком, покатили на лыжах дальше на промысел в южном направлении.
Впереди, между массивами леса, пошли заросли молодых мелких деревьев: ольхи, елей, пихты, и поросли разных кустарников.

Тайга как бы расступилась, и мы вышли на пустынный заснеженный перекат Кети с одиноко стоявшей на нём ивой.

Далеко впереди, в наметённом ветрами высоком сугробе возле ивы, я инстинктивно заметил некое копошение белых точек.

Присмотревшись, я увидел табунок белых полярных куропаток.
Они, как белые пушистые шары, выкатывались из своих потаённых снежных норок.
Зоркие и осторожные, они раньше меня, издалека заметили наше к ним приближение.

И, как по команде, стаей взлетели низко над снегом, не подпустив меня на выстрел.

Их было штук пятьдесят, не меньше. Это были красивые белые курочки, вдвое крупнее рябчиков. У самцов красные надбровные наросты, и тёмные полоски на хвостах. Красавцы! Женихи! Они держались обособленно, показывая своё красивое превосходство перед белыми курочками! И зорко следили за безопасностью своих подружек!
Я впервые увидел такую белую красоту! Белые куропатки сливались в однородной белизне сияющего на солнце снега.

Полярные куропатки меня соблазнили. И я попробовал их добыть.

Но, как осторожно я к ним ни подкрадывался, они всегда опережали мою готовность к выстрелу.
И всегда взлетали над снегом так низко, что сливались со снежной белой пеленой.  Стрелять в них даже влёт было невозможно. Такие хитрые, осторожные, незаметные в снегу, они не подпускали меня даже близко на выстрел!

- Не огорчайся, их ловят силками и петлями, - успокоил меня Северьян Фёдорович. - Они часто грызут кору ивы, и потому мясо у них горьковатое, тебе оно не понравится.
Кушай рябчиков, у них самое деликатесное белое мясо. И они очень музыкальные, очень любопытные, легко отзываются, и прилетают на любой свист. Прилетая на свист, они садятся рядом, рукой подать, и будут слушать твой свист, с любопытством разглядывая тебя, пока ты будешь свистеть. Такие, вот, они музыкальные доверчивые любопытные красивые рябчики!

Обойдя перекат, мы вышли на высокий берег. Вдоль переката, и дальше, далеко вдоль берега реки, шла незамерзающая водная полоса, шириной более метра.

Напарники мои: Полкан и Северьян пошли вперёд по берегу, повыше от реки, чтобы быть ближе к лесу.

А я пошёл вдоль берега реки, почти рядом с открытой полосой воды, и обнаружил неизвестный, любопытный мне, - прерывистый "однополосный лыжный след", внешне похожий на лыжную канавку.

Как будто кто-то, разбежавшись на одной ноге, скользил по снегу метров шесть иль семь, а кое где длиннее! И так по берегу, по всем сугробам снега наследил какой-то одноногий лыжник!

А дальше "одноногий лыжный след" как-будто бы с разбегу прямо в воду угодил! Такого я ещё нигде не видел никогда. Мне стало любопытно! Я стал следить за "одноногим лыжником".

А вот у берега, не глубоко в воде, огрызки свежей рыбы. Не мелкой, я вам скажу! Кто-то довольно крупненькую рыбу поймал и ел, хорошего язя, а недоеденную голову в воде оставил.

А вот уже на берегу: и хвост, и чешуя от рыбы. Может норка? - долго я соображал.

Но, вдруг, недалеко, увидел я, как из воды высовывается светло-бурая усатая с короткими округлыми ушами голова, в два раза, наверное, крупнее норки. Забавная красивая мордашка, как будто улыбается глазами, смотрит на меня, в зубах несёт она на берег среднего размерами подъязка.

Со светлой грудкой, вся из себя изящная. С красивым сильным вытянутым гибким телом, вся светло-бурого, почти что желтоватого оттенка, с блестящим жестким ворсом, вся, словно смазанная жиром, с переливающимся блеском на снегу!

И разбежавшись на коротких в перепонках лапках, она с разбегу плюхнулась на брюхо, и покатилась по снегу, словно лыжа. Такого "циркового" трюка я ещё не видел никогда! Забавно.

Меня увидев, она нырнула в воду. Но не глубоко. В воде, она меня как будто поджидала, пока я подошёл.

Непуганая, она смотрела на меня из-под воды забавным, с весёлостью и любопытством улыбающимся взглядом, словно подразнивая, и со мной играя. Чувствовалось, что она готова на контакт со мной пойти, и поиграть, как кошка, - доверчивая забавная игривая зверушка, - выдра.

Тем временем мои друзья ушли уж далеко. Мне нужно догонять. И я пошёл по их следам. 

Их след опять спустился ближе к речке. Теперь они пошли по следу, вдоль такого же прерывистого "однополосного лыжного следа", возле открытой воды. По следу другой выдры.

А вот Полкан залаял. И снова Северьян Фёдорович застучал своим охотничьим топором, совсем недалеко.

Подойдя к ним, я застал совсем другую охотничью экспозицию.

Полкан был к дереву привязан, и совсем казалось не проявлял никакого охотничьего рвения!
Скорее, даже наоборот, он был даже унижен и растерян. Такую перемену в молодой собаке я заметил сразу, и был изрядно удивлён! Куда девался, наш темпераментный напористый Полкан?!

Пёс сидел у дерева в каком то состоянии уныния и оцепенения, поджавши хвост, и не подавал никаких признаков участия в охоте, казалось, он кем-то был обижен очень!

Если бы Полкан был человеком, я бы подумал, что он поссорился с Северьяном, обиделся, и ничего не хочет делать на охоте, чтобы помочь ему чуть-чуть своим охотничьим азартом! Но, нет, Полкан сидел привязанный, поджавши хвост, почти что без движений, униженный порядком!

Что случилось, что произошло? Я сразу ничего понять не мог. Но какую-то неладную обстановку, и перемену отношений в "охотничьем сообществе" заметил сразу я!

А Северьян Фёдорович был в своём "репертуаре": поставил к дереву ружьё, снял с плеч котомку, достал топор, и вырубает дрын.

Чтобы зверушку-выдру не стрелять, не портить шкурку, а дрыном раз по голове! И шкурку можно будет сдать в Промхозе по самым наивысшим ценам! Ведь "носкость" меха выдры на международных аукционах принята за единицу! А "носкость" меха у других пушных зверушек много - ниже!

- Мы шли по следу выдры, - начал мне рассказывать Северьян. - Выдра в норку забежала. Полкан её в норе облаял. Ты сам, наверное, это слышал. Я привязал Полкана к дереву, чтобы не мешался, - объяснил мне Северьян.

И показал мне на маленькое заснеженное отверстие - "дырку", сантиметров двадцать-тридцать в диаметре, из которой шёл слегка заметный лёгонький парок!
В своих очках, с большими увеличительными диоптриями, Северьян, конечно, увидеть лёгкий дыхательный парок не мог.

А чтобы было посветлей в норе, Северьян ногой подсыпал в норку снегу. И начал дрыном шарудить в норе, палкой принуждая зверушку выбежать из норы наружу!

Я заглянул в отверстие, затянутое снежной обваловкой, мимо которого "лыжным следом" пробежала выдра, и обомлел...

Из отверстия, покачивая головой, на меня смотрел, на расстоянии чуть больше  метра, проснувшийся медведь, а может, он и не успел ещё, как следует уснуть! Затронутый палкой медведь засуетился! Кто это посмел его в берлоге беспокоить!?  Зашевелился, и начал головой крутить, готовый к вылазке и нападению на непрошеных гостей.

- Медведь в норе, не выдра, - сказал я Северьяну!- Медведь уже зашевелился и собирается вылазать из норы!
 
- Да, ты, что, Сергей? Медведь? Наверное, быть может, это тот самый медведь, который где-то здесь, возле Игнатьевой заимки, задрал по осени у них телёнка?
Ещё тогда Матвей Карелин, секретарь поселкового совета приказал произвести отстрел медведя.
За эту осень никто из охотников ещё не убивал медведя. А значит это тот самый разбойник, который телёнка задрал.
Медведь, видать, залёг на зиму тут же, у Игнатьевой заимки, неподалеку совсем,  как дома по привычке у себя. Обнаглел непуганый медведь! - Рассуждал Северьян Фёдорович.

Сергей, у тебя есть патроны с пулями - жаканами?

- Нет. Ещё не успел купить в Промхозе.

- На тебе пару патронов, на всякий случай. Стреляешь первый ты из своей одностволки.
Если сразу не убьёшь, отскакиваешь от берлоги в сторону, а то  медведь может выскочить на тебя! И освобождаешь мне подступы к норе.
Тогда вступаю я, мне придётся добивать его из своей двустволки. А ты, тем временем, перезаряжаешь свою одностволку, - обговорили мы стратегию отражения, на случай внезапного нападения на нас медведя. Меться в голову, понял?

- Понял.

Перезарядив ружьё пулей, я подполз к норе, где медведь начал уже шевелиться,  рыкать, и к нападению готовиться!
С полутора метров я выстрелил медведю в голову меж глаз. Медведь сразу захрипел, и кровь фонтаном брызнула из раны.
                * * *
К счастью в берлоге медведь был один. Никто из норы после выстрела не выскочил. Ведь обычно медведи зимуют в спячке парами, а то и вовсе даже с выводком погодок- медвежат... Медведица в течение двух лет водит за собою медвежат, пока матёрыми не станут!

Патрон с пулей был заряжен Северьяном дымным порохом. И после выстрела всю нору заволокло густым голубовато-сизым едким дымом, "ест глаза"! Выстрел в берлогу прозвучал с отдачей громко, как из "пушки"!

Не успел густой едкий дым рассеяться в берлоге, как Северьян, мне говорит: Лезь в нору, тащи наружу за голову медведя из берлоги.

Мне, пацану, сначала показалось это страшновато! Но показывать свою "трусость"  перед лицом старого охотника мне никак не хотелось! А то другой раз на охоту не возьмёт... подумал я.
Я ползком влез через узенький вход в берлогу, и тут же... (См. продолжение.)
 1963г. пос. Усть-Озёрное. Томская обл. близ Полярного круга.
 С. Зверьков. 17.01.2021г.