В вагоне – духота, людей – битком: вагон-то общий. Лица у всех сумрачные, уставшие. Многие спят, сидя.
Две подружки, притулились у окошка и тихонько беседуют, их переполняют эмоции: они сегодня получили аттестаты об окончании ФЗУ и едут на работу.
Галя выговаривает Лиде:
– И почему ты на завод не хочешь? Жили в одном общежитии, на одной кровати спали. Зачем тебе эта шахта сдалась, ты же худющая и слабосильная. Работали бы вместе, может, и опять в одну комнату попали бы!
В словах подружки укор.
Лида оправдывается:
– Я же буду с мамой, ей сейчас тяжело. Она пишет, что хлеб с лебедой пекут и картошку мерзлую едят.
– А ты что, накормишь их? – уточняет Галя.
– Да нет, сразу не накормлю. Но вот Стеша Петрова, которая почти год на шахте работает, пишет, что им зарплату дают и булку хлеба в день. Это вон какая подмога!
Галя кивает, соглашаясь с подругой, но всё-таки не сдаётся:
– И на заводе зарплату дают, и хлеб по карточкам… Просто ты – мамина дочка, Лидка.
А мамина дочка Лидка, конечно, не до конца откровенна с подружкой: Стеша ещё написала, что как ни трудно на шахте работать, а есть надежда жениха завести: стали присылать мужчин-проходчиков и забойщиков, и раненые фронтовики появляются.
Правда, Стеша оговорилась, что завладеть женихом трудно – желающих много, тут, как и на работе, зевать нельзя, уведут…
Время военное: куда ни кинь – одни бабы.
Лида даже глаза прикрыла, чтобы получше нарисовать картину встречи с суженым: вот он – высокий, плечистый, почему-то чумазый (ну да, шахтёр всё-таки). Галя посмотрела на подругу, махнула рукой и отвернулась к окну, проговорив:
– Ну и спать ты, «шахтёрша», горазда больно…
Дома, после сообщения Лиды о том, где она будет работать, мать почти слово в слово повторила Галкины слова, добавив: – «Погубить себя хочешь».
– Какой ты слесарь-перфораторщик? Погляди на себя: ростом не вышла, худая, как щепа. А туда же, в слесаря…
Лида, конечно, тоже плохо представляла свою будущую работу, но направление – в руках, и она зашагала к шахте пешком, которая за три километра от дома.
Так началась её трудовая жизнь в тяжёлые военные годы, когда в тылу большую часть мужской работы выполняли женщины. Вот и здесь, на Золотушинском руднике, слесарями-инструментальщиками стали женщины и девушки – почти девчонки. Пополнила их ряды и Лида…
Сегодня на смене слесарь Груня Бритнер (её стаж работы перфораторщиком несколько месяцев), к ней и пришла вчерашняя выпускница фабрично-заводского училища Лида Фёдорова.
Лиде шестнадцать лет. Она, как неоперившийся воробышек, заглядывает в лицо Груне. Та обещает научить её всем премудростям слесарного дела. Убеждает девушку, что все у неё получится.
И, хотя под крылом Груни спокойнее, Лида чувствует неуютно себя здесь, под землей, вздрагивает от каждого звука и каждого шороха. Сборка инструментов получается не сразу, но идет время, она её осваивает, а вот привыкнуть к шахте долго не может. Пугает Лиду шахта.
То ли дело у них, в родной Успенке. Улицы широкие, с утра светом заливаются: солнышко в степи щедрое. Оно и летом, и зимой душу греет. А под землей, что днем, что ночью – темно, лишь фонари горят.
Собирает инструмент Лида, а сама беспрестанно вздрагивает: там грохот, там треск, откуда-то даже раздается шум, похожий на капель. И она боится: вдруг этот грохот, треск, шум объединятся и лавиной хлынут на нее – не увидеть ей больше белого света…
Старшая подруга посмеивается:
– Не бойся, Лидушка, не так чёрт страшен, как его малюют. Привыкнешь, притерпишься, и будет тебе наша шахта домом родным казаться.
Лида сомневается: какой же это дом, если в нем сплошные туннели.
А ещё ей первое время и лица шахтеров казались неприветливыми да мрачными. Но теперь она понимает: шахтеры – народ добрый, веселый и сердечный. Они ее жалеют, каждый раз подбадривают, а кто даже кусочком сахара угощает.
Сегодня все мысли Лиды вертятся вокруг вчерашних рассказов о приведении.
Байка эта появилась с начала первой проходки. Сочинили её, или и впрямь что-то необычное в шахте произошло, неизвестно, но рассказывали такое:
«Ходит по шахте ночами «Белая баба». Платье у бабы длинное, белое, волосы белые, а глаза большие и тоскливые. Как шахту бить начали, так она и появилась. Кто такая – никто не знает: может, хозяйка недр этих, а может какая несчастная, погибшая от руки лиходеев. Только встречаться с ней никому бы не хотелось – кто знает, что потом случится…»
Лиде жутко. Спросить бы Груню, она с первых дней в шахте, должна точно знать про бабу эту. Но Лида не решается, еще засмеет: «Комсомолка, а в приведения веришь!»
С такими мыслями Лида потянулась за следующим черенком в угол и оцепенела. К окну, которое они с Груней забыли закрыть, плыло белое облако, похожее на женский силуэт. Девушка задрожала от страха, но какая-то неведомая сила, как магнитом, потянула ее ближе к окну. «Та самая! – подумала она, – «Белая баба»! Ко мне пришла!»
А туманное облако всё приближалось и приближалось.
«Точно, платье длинное, – мелькнуло в голове Лиды, – а на ногах туфельки, это ими она цокает! И как только по нашим камням ноги не выворачивает? – пришла в голову нелепая мысль.
А облако уже у самого окна, воздушные волосы разлетаются, как от сильного ветра, и глаза смотрят на Лиду. Бездонные и тоскливые.
Что произошло в душе Лиды в те секунды, она и после себе объяснить не могла. Только делся куда-то испуг, а на его место взошла огромная жалость: к печали в этих огромных глазах, к тому, что вот мается, пристанища себе никак не найдет, даже за то, что в туфельках по шахте ходить приходится этой, вовсе не бабе, а, скорее – несчастной женщине. Ведь ищет кого-то тут, любимого, быть может, которого когда-то, давным-давно рудой засыпало…
– Верно – бедненькая, ей еще больше нас досталось, – тихо произнесла девушка, не роняя взгляда.
И тогда облако пошатнулось и поплыло прочь. Но на долю секунды все же задержалось, и Лиде показалось, что мимо неё пронесся шелест, и в нем даже слова были различимы: «…никто ещё не жалел…всё хорошо будет… у тебя всё…»
– Лида! – услышала она как бы издалека голос Груни, – а ну, подсоби, никак не справлюсь, аж в глазах туман. Даже «Белая баба» с натуги привиделась!
Лида кинулась на помощь Груне, ухватилась за штангу. Когда они справились с работой, Лида все же насмелилась спросить:
– Значит, ты тоже её видела?
– Кого? – спохватилась Груня. – Ты, девка, дурью голову себе не забивай, тут попашешь, намаешься, и не то покажется. Давай работать, некогда нам с тобой приведения рассматривать! – И поторопилась разговор на другое перевести. – Мужики наши в боях головы складывают, а мы тут «квасимся», как кисейные барышни. Слышала, говорят, что Зое и Татьяне похоронки пришли?
– Нет, – грустно покачала головой Лида, и принялась за привычную работу.
Как всегда, они успели выполнить план, даже больше, чем намечали, сделали. Только заметила Лида, что Груня этой ночью была необычно молчалива и отвечала ей на вопросы невпопад. А еще, когда она поднимала на нее глаза, то даже в блеклом свете фонаря взгляд ее был такой же, как у «Белой бабы»: затравленно-тоскливый.
Больше привидение не объявлялось. Лида тогда никому не рассказала о случившемся той ночью, а спустя годы, решила: «Скорее всего, это было или от усталости, или так газы скопились – облаком плотным, вот и почудилось…
А суженого своего она всё-таки случайно встретила: молодой специалист приехал на шахту. И роста он был среднего, не такой высокий, как представляла себе когда-то девушка, но – плечистый, точно. Был он красив и заботлив. Как потом считала Лида, судьба сделала ей подарок за все тяготы её молодой жизни. И, как в сказках говорится, жили они дружно и счастливо.
А может быть и не случайно? За доброе сердце та самая, ну, что облаком по шахте летала, напророчила? Как знать…