Рождественский бал Люцифера

Оксана Эль
Глава 1. Сделка с Люцифером

    
      — А вы уже нарядили своего кота к новому году?

      Услышав из радиоприёмника обрывок рекламы модной одежды для домашних любимцев, я лишь хмыкнула и, допив успевший остыть крепкий кофе, отправилась в последний раз заглянуть в палаты дома престарелых, в котором работала дежурной медсестрой ещё со времён обучения в медицинском колледже. Специально моего Люцифера ни во что наряжать не нужно, ему для запугивания соседей и прохожих вполне хватает густой чёрной шубы и хищного оскала на наглой упитанной морде. Однако, стягивать с наряженной ёлки мишуру и мигающие гирлянды, чтобы замотаться в них по самые уши, он большой мастер. Как его вчера вечером не дёрнуло током, ума не приложу. Или всё же дернуло, но предпочёл об этом мужественно промолчать? Впрочем, это его кошачьи трудности, а мне бы убедиться, что старики чувствуют себя нормально, сдать пост и, хотя бы к одиннадцати часам, попасть домой. Чтобы минута молчания в память о тех, кто работает в Новогоднюю ночь, не оказалась и по мою душу. Что-то мне везёт на новогодние дежурства, или же начальство, как самую молодую, планомерно подставляет. Но в этот раз я хочу услышать бой курантов в своей квартире. И неважно, что родители, уверенные, что их дочь идёт с подругами в кафе, уехали за город, мне и с Люцифером неплохо. А если ещё накапать ему валерьянки, то шоу со спецэффектами гарантировано на всю ночь. Решено: коту валерьянка, мне шампанское.

 — Рита, деточка, скушай мандаринку, — заулыбался упитанный седовласый Марк Альбертович, стоило мне заглянуть в комнату отдыха, где возле телевизора накрыла стол небольшая компания моих подопечных. — Что, никак не сменит тебя Маринка?

 — Она едет, уже звонила, — отказавшись от угощения, я подметила, как заядлый матершинник Макарыч прячет початую бутылку коньяка, и для вида строго свела брови. — Вы сильно не увлекайтесь, а то утром на всех капельниц не хватит.

 — Что ты, внученька, в наши годы только для настроения понюхать да закусить, — тут же уверила обладательница крашенных хной кудрей кокетка-божий одуванчик Марфа Петровна. — Я лично прослежу, чтобы никто свою постель с чужой не перепутал.

       Улыбнувшись в ответ на шутку, которая вызвала бурю наигранного негодования у сидящих вокруг стола бравых вояк, я пожелала им здоровья в Новом Году и поспешила на вахту. Хорошо бы они и правда вовремя угомонились, ведь с лекарствами, да и вообще финансированием, у нас напряжёнка. Да и спонсоры с городскими чиновниками не спешат раскошелиться на нужды одиноких пенсионеров, нашедших себе приют в стенах бывшего детского сада, который ещё в далёкие девяностые из-за резкого падения рождаемости был переделан в дом престарелых.

      Уже через двадцать минут, радуясь тому, что сменщица задержалась только на два часа, о которых просила ещё несколько дней назад, я бодро спешила по освещённым желтовато-розовым светом фонарей заснеженным улицам к своей многоэтажке. Вокруг раздавались громкий смех, взрывы хлопушек и возбуждённые детские голоса, ярко освещённые окна подмигивали огоньками ёлочных гирлянд, а несколько подростков у подъезда жгли бенгальские огни — люди вовсю провожали старый год, и мне тоже очень хотелось этим заняться. Желательно, не в лифте, который имеет свойство застревать в самый неподходящий момент. Меня в этом году лишь один раз позвали на свидание, и оно сорвалось по причине того, что противный железный ящик остановился между шестым и пятым этажом, а вызванный механик явился только через полтора часа — ему-то точно торопиться было некуда. И мне уже, к сожалению, тоже — нетерпеливый кавалер укатил за это время с приятелями в бильярдную. Может, это и к лучшему, потому, что через пару дней он уже нашёл себе другую, а значит, никаких серьёзных намерений не имел вовсе. И всё равно обидно. Обидно, что все ищут себе семнадцатилетних длинноногих моделей с грудью пятого размера, мозгом блондинки, высокооплачиваемой работой, счётом в банке, личным авто и квартирой, а если ты обычная медсестра ростом в метр с кепкой и весом чуть больше бараньего, то каждая встречная-поперечная тётенька имеет право тебе с ехидством напомнить, что двадцать три года это возраст, когда нужно срочно выходить замуж, иначе останешься старой девой и никакие светлые кудри и голубые глаза уже не спасут от этой «жуткой» участи. Да плевать я хотела! Рыцари вымерли ещё раньше мамонтов, а выходить за какого-нибудь Васю Петечкиного, у которого из достижений имеются только пивное пузо, парочка приводов в полицию за пьяный дебош, и ржавые жигули, тоже сомнительное удовольствие.

 — Привет, Люций, ты меня ждал?

      Явившийся на звук поворачиваемого в замке ключа, кот мурлыкнул что-то невнятное и, едва я разделась, поспешил за мной на кухню. Ещё бы — всё, что было в миске, он давно успел съесть, и теперь, рассчитывая на праздничное угощение, внимательно наблюдал за тем, как я достаю продукты из холодильника. Хорошо, что со скамейки, а не прямо со стола — с него станется. Часы показывали без десяти одиннадцать, а значит, у нас с ним ровно час на приготовление вкусненького и сервировку столика в зале у телевизора. И очень надеюсь, что ёлку в очередной раз он не перевернул. Хоть в ведро с песком по старинке ставь, но ведь тогда это лохматое чудовище решит что её обязательно нужно удобрять три раза в день, чтобы лучше росла, и непременно со всем усердием возьмётся за дело, так что треногая подставка ещё не худшая из бед. Наложив в пиалы приготовленные мамой оливье и грибы, я подумала, что совершенно не хочу есть селёдку под шубой и запечённую с яблоками утку, а потому принялась жарить мясо, чем вызвала одобрительный взгляд Люция, который, разумеется, считал, что мне как девушке хватит и салатиков, следовательно, он съест всё остальное.

      Если честно, я всегда мечтала, что обо мне кто-нибудь будет заботиться, и желательно, чтобы не санитары из психиатрической клиники, но, поскольку даже они пока не проявляли интереса, неплохо справлялась сама, а потому успела всё вовремя. Очень скоро мы уже сидели у подмигивающей огоньками ёлки — я в кресле, а Люций под боком ватных деда Мороза и Снегурочки с куском колбасы в зубах. Мне, кстати, тоже достался подарок — мохнатая плюшевая хаски с невероятно красивыми голубыми глазами и розовым бантом на шее, которую родители перед отъездом оставили на самом видном месте. Ну хоть кто-то в этом мире ещё помнит о том, что я маленькая девочка, которая любит игрушки и шоколад, а не только бесконечные рабочие дежурства. Может, кому-то было бы скучно в новогоднюю ночь одному — тому, кто любит шумные компании и застолья. Я же была счастлива смеяться в пустой квартире над неизменными шутками Баскова и Киркорова, потому, что это были минуты полного покоя, которые случались в моей жизни слишком редко, чтобы не ценить их.

      Откупоренное для прощания с уходящим годом красное вино оказалось слишком крепким и согрело кровь раньше, чем я успела почистить один из мандаринов, высыпаных вперемешку с конфетами в большую хрустальную вазу. А потому поздравления президента не вызвали привычного желания спросить, когда же он займётся нуждами простых смертных, вместо того, чтобы ублажать столичных олигархов. Глупо верить сказкам про справедливое правительство, поэтому лучше просто заняться бутылкой с шампанским. Кстати, кому я поставила второй фужер? Люцик свою дозу валерьянки вылакал ещё на кухне, то-то теперь, закусив колбасой, бьёт хвостом и гипнотизирует хищным взглядом Снегурочку. Главное, чтобы не сильно подрал советскую игрушку, а то мне потом влетит за то, что не уследила за своим чёрным монстром. Громкий хлопок заставил кота подскочить и, забыв про пассию, резво помчаться за улетевшей в угол пробкой. Мне же посчастливилось налить игристое как раз под бой курантов и успеть загадать желание, пусть не слишком личное, зато заветное — мецената, который наконец разрешит проблемы на работе. Может, такое желание лучше повторить под открытым небом, чтобы Бог наверняка расслышал в своём раю?

       В третий раз наполнив фужер, надев кофту и прихватив шоколадку, я отправилась на балкон, чтобы проверить свою теорию — а вдруг получится?

      Не знаю, может ли Господь, сидя на своём облаке, расслышать хоть что-то сквозь какофонию взрывающихся петард, у меня же на двенадцатом этаже просто заложило уши и пришлось, вместо того, чтобы повторно загадывать желание, просто любоваться разрывающими ночное небо разноцветными сполохами и надеяться на то, что явившийся следом Люций не свалится с перил, по которым так любит расхаживать. То ли кот в прошлой жизни был канатоходцем, то ли считал, что у меня нервы железные смотреть на все эти па и махания пушистым хвостом, то ли просто кайфовал после принятия горячительного, однако, всё же пришлось, допив шампанское, сгрести его в охапку и попытаться хоть немного вразумить.

 — Люцифер, ты у меня конечно ужасное чудовище, но зачем же рисковать девятой жизнью, если крыльев нет?

— Ну почему же нет? — насмешливый мужской голос заставил меня обернуться к балкону соседей, чтобы увидеть сидящего на самом разграничении перил парня. — И почему сразу чудовище? Чем я заслужил подобное обращение?

 — Что? — отпустив на пол кота, с шипением принявшегося обнюхивать ноги незнакомца, которого ещё секунду назад здесь не было, я и сама уставилась на него неприлично долгим взглядом, попутно отправляя в рот конфету. Неплохо меня развезло от трёх бокалов вина, если уже крылатые красавчики мерещатся. Нужно срочно завязывать с алкоголем. Интересно, а зачем он нацепил эти огромные бутафорские крылья и покрасил волосы в тот же рыжий цвет, что и перья на них? На костюмированную вечеринку собирался? В джинсах и борцовке? Наверное, с Байкала приехал если мороза не боится. — Вы у Петровых гостите? Они, кажется, в Олимпе собирались праздновать.

      Точно в Олимпе, мама ещё долго думала, пойти с ними или отправиться на дачу. Дача победила.

 — Понятия не имею, пусть пьют где хотят, — пожав плечами, незнакомец спрыгнул с перил и остановился в шаге от меня, вызвав этим угрожающее рычание Люция, который, чтобы его было лучше видно, тут же забрался на скрипнувшую полку с баллонами и цветочными горшками.

 — А вы разве не с ними собирались этим заняться? — удивляясь тому, что потеряла всякий страх, я продолжала рассматривать высокие скулы, орлинный нос и гипнотизирующие серые глаза, обрамлённые такими густыми чёрными ресницами, что можно и позавидовать — ни одна тушь такого эффекта не даст. — Наверное, вы опоздали и деньги на телефоне закончились? Хотите, я вам такси вызову?

      Хотя, как он туда влезет с такой амуницией? Наряд из перьев придётся в багажнике устраивать. Если он там поместится, конечно.

 — Не нужно никого вызывать, я к тебе.

      Ко мне? Через чужой балкон? Вот так поворот в новогоднюю ночь. Это новый вид ограбления? Как бы не сексуального…

 — А почему в двери не позвонили?

— Рит, ну какие двери, если ты на балконе? — парень криво улыбнулся и, подмигнув продолжавшему порыкивать Люцику, взглянул на небо, которое всё ещё окрашивалось яркими сполохами фейерверков. — Ты бы выстрел сейчас не услышала, не то что звонок.

 — Простите? — понимая, что явно чего-то не понимаю, я снова взглянула на него снизу вверх — ну надо же уродиться таким долговязым! Одежду, небось, в отелье на заказ шьёт? — Мы разве знакомы?

— Ну, — он неопределённо пожал плечами, отчего бутафорские крылья шевельнулись так, словно были настоящими. — Я за тобой давно наблюдаю.

 — Зачем?

— Ты забавная.

      Приехали. Сомнительный комплемент какой-то.

 — Я даже не знаю как вас зовут.

 — Люцифер.

— И что, мне теперь, стоя между вами, желание загадывать? — оглянувшись на выгнувшего шею кота, я заметила, что шерсть у него на загривке встала дыбом и только тогда поняла, на что намекает незнакомец. Но ведь так не бывает! Из какого дурдома он сбежал? — Не может быть! Хватит надо мной прикалываться! Вас Маринка подослала?

 — Маринка? — парень насмешливо изогнул бровь, вглядываясь куда-то в звёздную ночь. — Она сейчас кувыркается в гостинице с тем парнем, который на свадьбе в ноябре приглашал тебя танцевать.

 — С Артёмом? — припомнив симпатичного шатена, я нахмурилась. — Разве она не в кафе?

 — Говорю же — ты забавная. Считаешь лучшей подругой ту, что вешается на шею каждому, кто обратит на тебя внимание, а ей просто в кайф уводить твоих парней, а потом утешать тебя, когда жалуешься на одиночество.

 — Ни на что я не жалуюсь! — Не очень-то приятно выслушивать подобное от этого странного наглеца в костюме ангела, однако, что-то в его словах определённо было правдой. — Ну и что ещё вы обо мне знаете, мистер Шерлок?

— Например то, что ты не замужем. Хочешь расскажу, почему?

 — Потому что ношу кольцо: «Спаси и Сохрани»!

 — И где оно сейчас? — тот, кто представился главным демоном преисподней, скрестив руки на груди, окинул меня таким насмешливым взглядом, что захотелось зашипеть как Люцик и встать на дыбы. — Потеряла?

 — На кухне оставила, когда руки мыла, вот тебя нелёгкая тут же и принесла! — стараясь не обращать внимания на то, как красив мой собеседник, я упрямо вздёрнула подбородок, чем вызвала его новый смешок. — Видишь, оно всё-таки действует когда надето.

 — Я много чего вижу и могу рассказать. Например, хочешь услышать о глупой медсестре с золотыми руками и добрым сердцем, которая прожигает жизнь, за копейки вкалывая с утра до ночи в доме для престарелых, хотя могла бы работать в частной клинике и получать совсем другую зарплату?

 — Не хочу! Откуда вы знаете?

 — А ты догадайся. Наблюдаю за тобой с тех пор, как три года назад ты ночь напролёт держала за руку умирающего шулера, из-за которого не один человек покончил с собой, едва покинув игровой стол. Я должен был забрать его душу с собой. Но нет, святая Маргарита отмолила старого грешника и теперь он гуляет в райских кущах и жуёт финики. Скажи, откуда в тебе столько набожности? А?

      Вскрикнув под его потемневшим взглядом, я схватила в охапку рычащего кота и, метнувшись к балконной двери, проскользнула в зал, успев запереть её изнутри. Сердце колотилось в груди как бешеное и хотелось кричать от сокрушительной волной нахлынувшего страха, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип и невозможно было отвести взгляда от рыжеволосого демона, который сквозь стекло продолжал прожигать меня пронзительным янтарным взглядом. Наваждение. Это самое настоящее наваждение!

      Подняв руку, я торопливо перекрестилась, чем вызвала хохот своего мучителя. Хохот, который через секунду раздался уже за спиной и заставил Люцика с воем вырваться и броситься под ёлку, которая, как ни в чём не бывало, продолжала подмигивать цветными огоньками, блики от которых отражались в синем и розовом перламутре шаров.

 — Брось, твой Бог вечно так занят, что всё равно не услышит, — покачал головой Люцифер, стоило только обернуться и, увидев его в своей квартире, начать шептать: «Отче наш…». — Болит?

       Взяв меня за руку, он внимательно взглянул на окровавленную царапину, которую оставил на запястье кот.

— Наверное… — Замерев, как испуганный кролик, я могла только наблюдать за тем, как, наклонившись, демон слизывает кровь, обжигая саднящую ранку влажным языком, и через секунду на покрывшейся мурашками коже не остаётся даже следа от нанесённого кошачьими когтями повреждения. Разве после этого нужны ещё какие-то доказательства того, что в новогоднюю ночь меня решила посетить нечистая сила? Только, как он сквозь двери ходит, если прикосновения так осязаемы и приятны? Они вызывают чувственную дрожь, от которой внизу живота тут же скручивается тугой узел, что определённо мешает восстановить здравый ход мыслей.

       Заметив мою растерянность Люцифер криво улыбнулся:

 — И почему тебе не нравятся нормальные парни?

 — Это всё сказки про принцесс из детства, — ощутив, что могу не только дрожать как осиновый лист, но и смущаться, я тут же опустила ресницы. — Одна с некрофилом замутила, другая с чудовищем, чему после этого удивляться?

 — А с драконом никто не пробовал?

 — Всё может быть.

 — Ох уж эти женщины, а апостолы всё удивляются, почему в Церковь так трудно молодёжь привлечь. Кто же позарится на их блаженных ангелов?

 — Но ведь вы тоже ангел?

 — Падший, — уточнил Люцифер, поведя крыльями, на что из-под ёлки донеслось очередное шипение. — Он у тебя спит когда-нибудь?

 — Конечно, но сейчас не считает это возможным, — всё ещё продолжая подрагивать, я взглянула экран телевизора, где что-то задушевно пел Басков, а затем на своего незваного гостя: до чего же красив! Не знаешь: то ли бояться, то ли любоваться.

 — Из-за меня что ли? Тьфу, нашёл повод, — хмыкнул демон и, направившись зачем-то на балкон, вернулся с моим фужером. — Угостишь шампанским? И хватит выкать, а то чувствую себя таким древним, словно стал старше, чем есть.

 — Конечно, — наблюдая за тем, как он придвигает стул и садится за мой скромный стол, я принялась раскладывать по тарелкам жаренное мясо и оливье. Желание креститься и искать пятый угол ещё определённо не прошло, однако, к нему добавилась львиная доля любопытства — чем моя скучная, монотонная жизнь вызвала интерес самого Люцифера и, тем более, его появление на празднике? — А вы… ты пришёл с конкретной целью, или это визит вежливости?

       Ну и завернула… Сейчас он меня точно пошлёт. Прямо в преисподнюю.

 — Ты же сама меня позвала, — дождавшись, пока я устроюсь в кресле, Люцифер игриво подмигнул, а затем разлил по фужерам игристое вино. Ну вот, теперь понятно для кого был второй. Говорят же: поставишь на стол лишнюю посуду — гость явится, вот он и явился не запылился. — Даже на балкон вышла чтобы получше слышно было.

 — Я вообще-то к Богу обращалась, — стоило вспомнить, о чём думала в те минуты, как по коже побежали мурашки — только бы беды не накликать своим необдуманным поступком. — Так что ты не по адресу.

 — Отчего же? Я же тебе сказал: у специалистов в раю плохо со слухом. Моя работа надёжнее будет.

 — И в чём она заключается?

 — Я найду спонсора твоим старикам, — широко улыбнувшись, демон поднял свой бокал и выгнул бровь дугой. Ничего не оставалось как, звонко чёкнувшись с ним хрусталём, пригубить вино. — Пей до дна, тогда желание точно исполнится. Ты ведь веришь мне?

 — Ещё бы, — новая доза алкоголя позволила немного расслабиться, не теряя при этом бдительности. — Но ведь ты наверняка что-то захочешь за свой благородный жест?

— Великодушный, — поправил меня Люцифер, накалывая на вилку кусок подрумяненного мяса. — Захочу. И если ты решишься выполнить моё условие, то я неприменно сдержу своё обещание.

 — И какое оно? — уже понимая, что становлюсь на скользкую дорожку, я всё же постаралась не терять хладнокровия. Раз уж Бог не слышит, то мало ли чем чёрт не шутит? — Совершить все семь смертных грехов за один день?

 — Я не настолько жесток, да и ты никогда с таким заданием не справишься, шкура тонка, — ухмыльнувшись, он наполнил наши бокалы рубиновым вином. — Всё гораздо проще. Тебе ведь известно, что в канун Рождества твой обожаемый Бог с таким размахом празднует рождение сына, что позволяет даже открыть врата ада, чтобы вся нечисть, которая в нём обитает, до самого Крещения могла резвиться и бедокурить на земле? Так вот, в это же самое время ад может посетить любой желающий — живой или мёртвый. Я хочу чтобы ты была хозяйкой Рождественского бала и, если за отведённые часы тебе удастся заставить раскаяться в своих грехах хоть одну из отданных мне душ, то я обещаю исполнить твоё желание.

 — Бал? — холодея от воспоминания о нетленных рукописях Булгакова, я залпом выпила вино и потянулась за нарезанным треугольничками сыром. — А голой обязательно приходить?

 — Разумеется нет, красивое платье даже предпочтительнее, — окинув меня оценивающим взглядом, Люцифер снял с руки украшенный рубином перстень и быстро надел его на мой подрагивающий безымянный палец. — В Сочельник поверни его камнем внутрь, и я приду за тобой.

 — Это всё? — глаза изумлённо расширились, когда, изменив форму, кольцо, как влитое, село на мой палец. Но не всё ведь так просто и страшно, наверняка ещё какой-то подвох имеется?

 — Только одно, — осушив свой бокал, демон поднялся и, потянув меня за руку, привлек к себе. — Мне нужен поцелуй.

 — Зачем? — ощутив, как от страха и томительного предвкушения ёкнуло сердце, я заглянула в его тёмные как тлеющие уголья глаза. — Зачем тебе это всё?

 — Мне давно слишком скучно в этом мире, а ты такая соблазнительная, что так и хочется согрешить.

 — В тихом омуте я вожусь — здрасьте, — попыталась я отшутиться, но он, даже не подумав рассмеяться, обнял меня руками и удивительно сильными крыльями, а затем, наклонившись, запечатлел на губах крепкий обжигающий поцелуй.





Глава 2. Рождественский бал в преисподней

      
      В детстве, когда все девочки мечтали о принце на белом коне, я мечтала исключительно о коне. О вороном. О диком. О мустанге… Но вот о самом главном, страшном демоне преисподней точно не грезила никогда. Даже в самых тёмных фантазиях. Да и не было их, этих фантазий, только одна бесконечная учёба, а теперь, поди же ты, понеслась душа в рай… То есть в ад. С безумной скоростью. Зря я Люцифера не послушала, когда он предлагал на пальцах объяснить, почему у меня в личном ничего не складывается. Хотя, демон и так слишком много рассказал, а много будешь знать — скоро состаришься.

      Демон, надо же, а я сначала его за шутника приняла и долго не могла поверить в происходящее, ведь определённо не ожидала встретить в Новогоднюю ночь на своём балконе Сатану. И уж тем более трудно поверить в то, что самое страшное на свете зло является прекрасным образцом мужской стати и красоты. Хотя, чему тут удивляться? Ведь он искуситель. Вот и искушает. А я как самая настоящая дурочка то и дело прикасаюсь к губам, которые он так страстно целовал, и до дрожи в коленках мечтаю о новой ласке, хотя стоило бы проявить благоразумие и неустанно молиться всю минувшую с Новогодней ночи неделю. А ещё лучше в церковь сходить и покаяться батюшке, только как бы он не решил меня святыми песнопениями подлечить, чего совсем не хочется. Да и времени нет — выходить на дежурства в новогодние каникулы никто не хотел, зато я, как ярая активистка, уже четыре смены отсидела. Остальное время ушло на отпаивание валерьянкой Люцика — кот до сих пор не забыл ночного гостя и шипел по любому поводу, а без повода просто рычал и срывал злость на ёлке, стаскивая с неё висящие на нижних ветках шары, чтобы с остервенением гонять их по квартире. По счастью, папа предположил, что он бесится из-за того, что до марта ещё два месяца, избавив меня тем самым от объяснений по поводу того, что за нервный срыв у мохнатого любимца.

      Я и сама была на грани нервного срыва, непрестанно обдумывая проблемы дома престарелых, который срочно нуждался в дополнительном финансировании, ремонте санузлов, душевых и пищевого блока, и решая, способна ли ради осуществления всего этого согласиться на сделку с Люцифером. Ведь мало просто решиться посетить преисподнюю, что само по себе никакой награды не предполагает и по сути является познавательной экскурсией с примерами того, что может быть, если плохо себя вести. Нужно ещё понять, под силу ли мне поменять мировоззрение хоть одной заблудшей души. Они ведь там все давно закостенели в своих грехах и пороках, а я обычная девушка, которая особым красноречием не обладает, хуже того, в самый ответственный момент умудряется растерять все нужные слова и просто открывает рот, как удивлённая отсутствием воды рыба.

       Массивный перстень с рубином постоянно напоминал о себе покалыванием и пульсацией. Создавалось впечатление, что он не просто дорогая безделушка, а самый настоящий живой организм, который уже пустил корни под мою кожу и теперь устраивается внутри со всеми удобствами. Иначе просто не объяснить, почему золото всё время ощутимо тёплое, а в камне, как в человеческом зрачке, порой отражаются картинки, которые не успеваешь рассмотреть. Может, это Люцифер так за мной подглядывает? Вот только зачем я ему, если к его услугам в аду имеется не одна тысяча распутниц, которые хоть по очереди, хоть вместе могут виртуозно удовлетворять его самые порочные желания? И почему я вообще думаю о них и ревную того, кто мне не принадлежит? Какой толк этому искушённому демону в обычной медсестре? Наверняка, он за свою нескончаемую жизнь повидал столько девственниц и простушек с широкой душою, что и Распутину со всеми турецкими шейхами не снилось. А вот я такого привлекательного парня увидела впервые, и незамутнённое сердце, не выдержав накала страстей, перепутало зиму с весной — растаяло. Или Люцифер прав, и меня просто нормальные мужчины не привлекают? Как в известной присказке: «Старею, Боже мой, старею. Уже не тянет на мужчин… То в каждом вижу я ЗЛОДЕЯ… То каждый кажется КРЕТИН»? Вот дракон или демон это совсем другое дело. Такого хочу. Ну и кто из нас после этого извращенец? Нет, я определённо заинька и надеюсь в аду никто не попытается отгрызть мой пушистый белый хвостик, ну, или сварить меня саму в одном из котлов. Ведь влюбиться в Сатану это ещё не грех? Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

      Шестое января выдалось на удивление спокойным: за окнами сыпал снег, по телеку крутили мультфильмы и концерты, Люцик пытался оборвать в зале штору, а вечером родители ушли праздновать к соседям тремя этажами ниже. Они и меня с собой звали, но, сославшись на желание в сотый раз пересмотреть «Ивана Васильевича» и пораньше лечь спать, я отказалась. Спать. Как бы не так, на уме у меня было совсем иное — Рождественский квест в преисподней, а точнее, бал на выживание. И на этом балу мне очень хотелось быть если не красивой, то хотя бы очень хорошенькой.

      Осмотр содержимого шкафа поверг в уныние — Нарнии там не оказалось, подходящего платья тоже. Точнее, платьев было много, но все они сейчас казались слишком скромными, а душа просила чего-нибудь эдакого. Из эдакого была только отделанная кружевом белоснежная кофточка-туника с умопомрачительным декольте и шёлковой голубой лентой под грудью. К ней вполне можно надеть джинсы и туфли на шпильках. Повертевшись перед зеркалом в прихожей, я осталась довольна своим нарядом и, подкрасив ресницы, принялась расчёсывать волосы. Немного подкручиваясь, они легли на плечи пышными волнами, и это мне нравилось, а вот Люцик, учуяв цитрусовый аромат духов, поднял вой, за что получил нагоняй. После чего демонстративно отправился рыть нефтяную скважину и возводить баррикады из наполнителя в своём лотке. Точно так же он вёл себя, когда я в июле на свидание собиралась. Ревнует что ли? Только у меня ведь впереди не романтический ужин, а нечто неопределенное и устрашающее. Пора бы уже с перепугу кусать ногти и искать пятый угол, чтобы в нём спрятаться, притворившись шлангом, но куда там — вместо этого я ещё разок взглянула на себя в зеркало, решительно повернула перстень и едва не завизжала, услышав у себя за спиной насмешливый голос:

 — Уже готова?

      Он что, всё это время был здесь и просто наблюдал за мной исподтишка?

 — Подглядывать нехорошо!

 — Зато полезно, — лишь нагловато улыбнувшись на мой недовольный взгляд, Люцифер оттолкнулся от дверного косяка и во всём своём великолепии направился в мою спальню. — Крестик вытащи, или я сам это сделаю.

 — Что, сразу в кровать? И никакого обещанного бала? — наблюдая за тем, как демон по хозяйски расстилает постель, я ловко вытащила из лифчика упомянутый церковный атрибут и бережно положила его на трюмо. — Вот так всегда: наобещают девушке с три короба, а сами быстрее в койку норовят запрыгнуть!

 — И девушки тоже хороши, их потом из этой койки за уши не вытащишь, — свернув валиком плед, Люцифер засунул его под одеяло создавая видимость спящего тела. — Будет тебе бал. Идём?

 — Мне куртку надевать?

 — Не нужно, со мной не замёрзнешь, — буднично ответил демон и принялся быстро гасить в квартире свет, оставив подмигивать только гирлянду огоньков на ёлке и послав воздушный поцелуй Люцику, который, выглядывая из ванной, огласил коридор грозным рыком. — Спокойно, нечисть, я твою хозяйку пока не насовсем забираю.

 — Что? — подавившись на вдохе воздухом, я едва не икнула. — Как это, пока?

 — А ты разве иного хочешь? — приблизившись почти вплотную, Люцифер заключил меня в объятия, окончательно смыкая ловушку своими крыльями и заглядывая в глаза с такой пошлой улыбкой, что подкосились ноги. — Спорим, что нет?

 — Уж зла любовь, ну, а козла всё нету. Где ты, скотина? — это всё, что сорвалось с вмиг пересохших губ и вызвало оттолкнувшийся от стен хохот демона, приподнявшего моё заалевшее от стыда лицо за подбородок.

 — Здесь я, — наклонившись, он притянул меня к себе, даря жгучий поцелуй, от которого закружилась голова и перестало иметь значение что-либо на свете, кроме его требовательного рта и крепко стиснувших мои плечи ладоней.

      Поцелуй становился всё более напористым. Сводя с ума, он лишал вместе с дыханием остатков разума и, не выдержав, я запустила пальцы в рыжие волосы демона, стремясь стать ещё ближе к нему, и, судя по довольному плотскому рыку, ему это очень даже понравилось. Сильные руки обняли меня ещё крепче, крылья, кажется, пришли в движение, мир вокруг нас завертелся, а демон всё не прекращал своей хмельной ласки, глубоко проникая опаляющим языком в рот, затевая страстную игру, от которой кружилась голова и туманилось в глазах. Не знаю, готова ли я была к такому напору, но изо всех сил держалась за своего искусителя, иначе бы точно рухнула в образовавшуюся под нами воронку пропасти. Наконец, откуда-то из самой груди вырвался жалобный вздох и Люцифер разорвал поцелуй, одновременно завершая полёт и опуская нас на что-то твёрдое.

 — Такая невинная, — хрипло шепнул он, проводя шершавым пальцем по моим губам, которые секунду назад терзал с такой страстью, что до сих пор подгибались колени и упасть не давала только его крепкая рука. — Чистая.

 — Вряд ли тебя этим удивишь, — едва вдыхая прохладный воздух, я попыталась оглядеться, а затем, поборов смущение, всё же ответила на его требовательный потемневший взгляд: — Разве нет?

 — Настали времена, когда невинность на земле днём с огнём не сыщешь. Я говорю о духовной, а не только о физической, — криво улыбнувшись, он наконец отпустил меня и, развернув спиной к себе, крепко прижал к своей бурно вздымающейся могучей груди. — Я ещё не понял, что в тебе особенного, но это будоражит меня всё сильнее. Смотри же, нравится тебе мой дом?

      Положив ладони на его сомкнувшиеся вокруг моей талии слишком тёплые, как и перстень, руки, я огляделась, постепенно различая в окружающей нас темноте утёсы и скалы, редкие холмы, силуэты елей и падубов, раскидистые кусты алых ампельных роз; струящиеся по земле и рассохшимся трещинам скалистой породы ручейки огненно-золотистой лавы, и снег — хлопья невесомых снежинок, которые парили в воздухе, оседая лишь на самых вершинах гор.

 — Нравится? — повторил Люцифер. Его голос над самым ухом был напряжён так, словно его и впрямь волновал мой ответ. — Хорошо тебе здесь?

 — Пожалуй. Тут есть покой, о котором мне часто остаётся только мечтать.

 — Так не везде, но и не каждую пядь моих владений тебе следует знать. Позже мы пойдём вон туда, — демон указал на вершину одной из скал, которую венчала похожая на башню крепость. — Но сейчас бал.

      Подхватив меня на руки, он быстрой пружинистой походкой направился к одному из залитых шипящей лавой утёсов, за которым открывалась тропа, ведущая к высеченным в камне ступеням. Люцифер спускался по ним всё ниже, и вскоре мне стало понятно, почему он не позволил, чтобы я шла сама — кожу жалили порывы ледяного ветра, защищало от которого только тепло его тела, да и на шпильках тут было просто не пройти. Лишь когда мы достигли распахнутых высоких Врат и миновали их раскалённую арку, демон опустил меня на землю, разрешая идти самой. Но и тогда не выпустил моих пальцев из своей руки. Сказать, что мне было страшно, это не сказать ничего, душа буквально ушла в пятки, когда нас окружили десятки его слуг — прекрасные и уродливые, рогатые и кентавры, подобные людям и такие чудовищные, что хотелось прямо сейчас броситься назад и искать убежища среди древесных стволов. Все они хотели услышать распоряжения своего господина, наперебой задавали вопросы, а один даже поинтересовался, не желает ли чего госпожа. Я не сразу поняла, что он обращается ко мне, а когда поняла, то едва смогла выдавить из себя подобие улыбки и отрицательно качнуть головой. Сейчас мне больше всего на свете хотелось оказаться подальше отсюда, не видеть гримас жутких горгулий, сидящих на крыше чёрного каменного строения, к которому мы направлялись, не слышать цокота копыт о каменные плиты пола, не спускаться в освещённое огнями сотен факелов подземелье, но я отлично знала, для чего сюда пришла, помнила о том, что медикаментов в моей процедурной осталось от силы на пару недель, а новые привезут не раньше начала февраля. Мне было за что бороться, а значит, нужно следовать за Люцифером и его свитой.

      Длинные тоннели и коридоры, которые мы пересекали, были тёмными, закопчёнными и полнились едкого запаха дыма с примесью чего-то сладковато-тошнотворного. Они казались такими запутанными, что очень скоро я позабыла, с какой стороны находился вход, и подмечала только одно — углов нигде нет, все бесконечные повороты имеют округлую форму. Наконец, издалека донеслись звуки музыки — словно сотни невидимых скрипок симфонического оркестра играли вальс, и, преодолев ещё один уводящий вниз пролёт, мы оказались перед распахнутыми дверями ярко освещённого зала. Сердце протестующе дрогнуло, сбиваясь с ритма, когда Люцифер, не оглядываясь, потянул меня внутрь. И, хотя тело стремилось удрать прочь, не было сил оторваться от открывшегося взору великолепия: в висящих под высокими сводами многоярусных золотых люстрах горели свечи, стены были задрапированы бордовым бархатом, а на натёртом до блеска паркете танцевали сотни женщин в прекрасных платьях и мужчин в чёрных, отутюженных смокингах. Молодые и невероятно красивые, кружа вокруг установленной в центре мохнатой голубой ели, они казались статистами на съёмках прекрасной новогодней сказки, а не теми, кто попал в преисподнюю, чтобы сполна расплатиться за совершённые при жизни грехи.

      Все эти люди кланялись, расступались и оглядывались, когда Люцифер молча шёл со мной к установленному недалеко от полыхающего камина трону, и опустили головы, когда он начал свою поздравительную речь. Боюсь, я не расслышала и половины его слов, потому что была не в силах отвести потрясённого взгляда от игравших вокруг ёлки детей. Не старше пяти-шести лет, чистые и опрятные, они звонко смеялись и были так увлечены своими забавами, что, кажется, не замечали ничего, что вокруг происходит. Но откуда в аду взяться детям? У меня не было и секунды, чтобы задать этот вопрос — едва с речами было покончено и затих гул благодарных голосов, как грянули новые аккорды музыки, и хозяин преисподней увлёк меня за собой, закружил по залу так умело и легко, что оставалось только довериться и постараться не сбиться с такта, да держать голову высоко поднятой. Устремлённые на нас взгляды жгли кожу, от мыслей о том, какие могут быть обязанности у хозяйки бала, болезненно сжимался желудок. Да и предстоящая задача отыскать хоть одно слабое звено в обители зла казалась всё менее выполнимой, поэтому, когда по окончании танца Люцифер снова повёл меня к чёрному, гладко отполированному трону с украшениями в виде сложенных крыльев, и, опустившись на него усадил к себе на колени, из груди вырвался вздох облегчения. Пусть подобное, выставленное напоказ, отношение невероятно смущало, однако, несколько минут отдыха были не лишними.

 — Откуда они здесь? — решилась я спросить, когда заиграла мелодия вальса и несколько малышей, решив последовать примеру взрослых, попытались освоить движения танца. — Разве Господь не забирает всех погибших младенцев на Небо? За какой грех можно так жестоко осудить?

 — За материнский, — коснувшись поцелуем моего плеча, он знаком подозвал к нам разносившего напитки рогатого дворецкого. — Эти дети не были рождены на свет, от них избавились раньше.

 — Аборты? — сделав глоток полученного из его рук обжигающего крепкого напитка, я взглянула на чудесную темноволосую девчушку, которая, звонко смеясь, прижимала к себе тряпичную куклу.

 — И спровоцированные выкидыши, — осушив свой кубок, подтвердил мою догадку демон. — Все они здесь. В последние годы их становится всё больше, в прошлые века матери не столь часто избавлялись от своих младенцев, хотя бы донашивали до срока и позволяли родиться.

 — Но разве они не должны были стать ангелами? Что ангелам делать в аду?

 — Их души находятся во мраке, им не дали увидеть свет.

 — И что, ты варишь их в общем котле и отпускаешь только по праздникам? — чувствуя как веки запекает от едва сдерживаемых слёз, я залпом допила остатки напитка. — А говорил, что не так жесток!

 — Говорил, — приподняв моё лицо за подбородок, Люцифер смахнул пальцами повисшую на ресницах непослушную слезу. — Они живут отдельно от остальных и не испытывают никаких мук, кроме одиночества, тоски по родителям. За ними присматривают и заботятся, такова воля Господа, которого ты так любишь, я лишь приютил тех, кому он не нашёл места в своём Царствии. Хочешь осудить меня?

 — Нет, — шмыгнув носом, я попыталась взять себя в руки, но тут в памяти всплыло воспоминание о подслушанном в детстве, показавшемся тогда страшным и непонятным, разговоре. — Когда мне было пять лет, моя мама избавилась от нежеланной беременности… Этот ребёнок тоже здесь?

 — Разумеется, — кивнул демон и, повернувшись к смеющимся малышам, указал на черноволосого мальчугана, который нерешительно и боязливо посматривал в нашу сторону. — Он чувствует, что ты одной с ним крови, но ещё не может понять, что это значит. Иерусалим, подойди.

 — Кто дал ему это имя?

 — Твои родители долго спорили, должен ли он родиться: мать хотела его, но боялась потерять работу, а отец сомневался, прокормит ли ещё один рот. Я решил, что это нужно как-то обозначить.

 — Можно было и по-другому, — соскользнув с его коленей, я поспешила навстречу брату, который делал такие маленькие шаги, будто боялся, что его внезапно прогонят, оттолкнут.

      Расступающиеся пары казались совершенно равнодушными, лишь лёгкое любопытство на прекрасных лицах, но мне было всё равно, только бы не споткнуться на каблуках и быстрее подбежать к малышу, так и не решившемуся отойти далеко от ёлки. Возможно, ему просто нельзя было этого делать.

 — Мама? — с надеждой спросил Иерусалим, когда, опустившись на колени, я обняла его, крепко прижимая к своей груди. — Ты моя мама?

 — Нет, мой хороший, — ребёнок доверчиво ответил на мои объятия и вопросительно поднял глаза. Такие же большие голубые глаза как мои собственные. — Нет, Иерусалим, я твоя сестра.

 — И ты никогда не оставишь меня?

 — Я постараюсь…

      В этом тихом мальчишеском голосе было столько боли, затаённой надежды и отчаяния, что из горла вырвался всхлип и, уже не сдерживая рыданий, я ещё крепче обняла его худенькое тельце, ощущая как он притягивает меня к себе за шею, надеясь, что и правда никуда не уйду, как, ища защиты, прячется в моих объятиях, тоже вздрагивая от непролитых слёз. Посреди великолепия бала, мы просто сидели на полу у высокой, украшенной шарами и бусами ели и не было ничего важнее, чем просто прижаться друг к другу, ощутить, что мы есть друг у друга. Мой маленький брат. Такой одинокий и робкий. Если бы мама только знала, на какие страдания обрекает его, разве смогла бы она это сделать? Разве хоть одна женщина в мире смогла бы? Впрочем, мне никогда не заглянуть в чужие души, не узнать, что двигало теми, кто безжалостно убивал своих малышей, но сейчас, видя с какой безотчётной завистью смотрят на нас заметившие происходящее дети, я понимала, как больно им оттого, что не для них произошло Рождественское Чудо, не они нашли в эту ночь родного человека. Ещё в школе одним морозным вечером сидя на продлёнке, я читала рассказ Достоевского о младенцах у Христа на ёлке и вот сейчас в душе возник горький вопрос: почему же, заботясь о тех, кто попал к Нему, погибнув от голода, инфекций и истощения, внимая слезам их матерей, Бог отворачивается от этих маленьких, ни в чём не повинных душ, отправляя их к Сатане? Неужели родительский грех так тяжек, что его невозможно простить их детям? В чём же тогда истинное милосердие и есть ли оно на свете, или вокруг нас лишь гордыня, амбиции, из которых сотканы как тёмный, так и светлый путь?

 — Какой счастливый мальчик.

       Вздрогнув, я пригладила мягкие взъерошенные волосы брата и лишь тогда взглянула на остановившегося перед нами кареглазого мужчину. Высокий и статный, с хищным профилем и завораживающей улыбкой, он наверное разбил при жизни не одно девичье сердце.

 — Зато про остальных этого не скажешь.

 — Что поделаешь. Их матери в своём эгоизме не дали им иной доли.

 — Матери? — разозлившись на его будничный тон, словно речь шла о погоде или падении образования, я вытерла кулаком слёзы и поднялась на ноги, продолжая держать на руках притихшего Иерусалима. — А разве отцы совсем не виноваты? Разве не вы, мужчины, соблазняете невинных девушек, а затем, узнав о будущем ребёнке, бросаете их, не задумываясь о том, что в одиночку у ваших бывших подруг нет возможности растить ребёнка? Разве в несчастье, постигшем ваших детей, нет вашей вины?

 — Это дети блудниц, — кашлянув, ответил незнакомец. — Ни один мужчина на земле ещё не сделал аборта.

 — Только потому, что природой вам не дано возможности рожать, — хмыкнув, я хотела было отойти от него, но потом передумала. — Скажите, у вас есть дети?

— Зачем мне такая обуза? У меня и жены никогда не было, а как любовницы решали все эти проблемы, — он широким жестом обвёл малышей, многие из которых, уже позабыв про нас, снова играли в свои игры, — меня не касается.

 — Не касается, значит? — пожалуй, это был верх лицемерия, которое невозможно было стерпеть от этого напыщенного гордеца, не высказав всё, что о нём думаю. — А если бы у вас была дочь? Красивая, милая кроха, которую вы бы растили с самого рождения, безмерно баловали и любили, а потом появился бы Дон Жуан, который бы сделал ей ребёнка и сказал: прощай, малышка, сама разбирайся с этими проблемами. Как бы тогда вы поступили?

— Я бы убил этого мерзавца!

 — А чем вы от него отличаетесь? Тем, что у ваших любовниц не было отца, который защитил бы их от вас? Женщина всегда будет слабее и беззащитнее мужчины, и вы этим пользуетесь!

      Понимая, что напугала этой ссорой брата, я крепче обняла его и, поцеловав в бледный лоб, направилась к полыхающему ярким огнём камину.

— Прости, зайчонок, просто мужчины всегда во всех бедах винят только женщин, считая себя абсолютно безгрешными, и меня это злит.

— Но ведь виновен тот, кто принял решение? — в его тихом голосе было столько мудрости, словно он знал о жизни больше меня. Возможно, так и было.

 — Не меньше, чем тот, кто подтолкнул его на это решение.

       А ещё виновен тот, кто не помогает, но только наблюдает за происходящим, а потом выносит решение, насколько грешен человек, который в одиночку справляется с постигшими его бедами. Но об этом лучше помалкивать, я и так, под воздействием слишком крепкого вина наговорила лишнего.

— Так быстро? — раздавшийся за спиной голос Люцифера заставил меня вздрогнуть и, отвернувшись от алых языков пламени, уткнуться лицом в макушку положившего голову на моё плечо брата. — Как у тебя это получилось?

 — Что именно?

 — Серж Бридевилль впервые раскаялся в своей загульной жизни, — пояснил демон, указав на выход, к которому пара хвостатых чертей вела моего недавнего собеседника.

 — Обычная женская истерика, — не до конца веря, что выполнила задание, с которым и не чаяла справиться, я наблюдала за тем, как мужчина скрывается в пляшущих тенях коридора. — И что теперь? В рай отправится?

 — Рановато. Пока в чистилище. Нам, кстати, тоже пора, ты готова?

 — Нет! — никогда в жизни мне не было так страшно, как в эту минуту, когда, отступив на несколько шагов, я огляделась в поисках иных дверей, кроме тех, в которые вывели Бридевилля. — Я никуда не пойду! Тебе не удастся…

 — Успокойся, — шикнул тут же опять оказавшийся за моей спиной Люцифер. — Иначе подданные решат, что моя собственная жена отказывается мне подчиняться.

 — Кто? — икнув, я обернулась, во все глаза уставившись на его прекрасное безмятежное лицо. — Как ты сказал?

 — У тебя на безымянном пальце моё кольцо, разве это тебе ни о чём не говорит?

 — Но ты ведь даже моего согласия не спросил?

 — А ты разве возражала? — хмыкнул демон, вмиг напомнив о том, как пылко он умеет целовать и как мне нравятся эти поцелуи. — К тому же, хозяйкой на моём балу может быть только моя жена.

 — Мог бы и предупредить, — снова уткнувшись носом в макушку брата, я обратила внимание на то, с каким неподдельным интересом он слушает наш спор. — Хотя бы для приличия!

 — Не смеши мои подковы, откуда во мне взяться приличиям? — ухмылка Люцифера стала ещё провокационнее, и, прежде чем я успела с подозрением взглянуть на его ноги, он обнял нас с Иерусалимом прикрывая от своей свиты крыльями, оторвался от пола и унёс с праздника.

      Прежде чем я успела завизжать, до смерти испугавшись почти реактивной скорости полёта, мы уже оказались в маленьком дворике крепости на вершине скалы и смогли пройти в распахнутые демоном двери. Внутри эта обитель оказалась совершенно спартанской и лишённой хоть каких-то архитектурных изысков, однако, брату понравилось. Особенно, когда в заполненной тысячами книг библиотеке отыскались маленькая нарядная ёлочка и сладости на столе. Прихватив несколько конфет и мандарин, он тут же устроился на медвежьей шкуре у камина, а я оглянулась на вошедшего следом за нами Люцифера. Ведь должен же он дать хоть какие-то объяснения происходящему.

      Однако, как оказалось, никаких объяснений демон давать не собирался. Вместо этого он просто решил рассказать что ждёт такую непутёвую девицу, как я, дальше:

— Днём ты можешь находиться в своём городе, ходить на работу и жить как прежде, тем более, что дел прибавится, ведь общаться с таинственным спонсором заведения для стариков будет именно твоей задачей, ну, а ночью ты нужна нам здесь, верно, Иерусалим?

       Жуя конфету, мальчик радостно кивнул и от этой счастливой детской улыбки на глаза навернулись слёзы — пусть мой маленький брат никогда не повзрослеет и обречён вечно жить в царстве мёртвых, но разве я могу его теперь оставить? Вот только на сколько меня хватит? Боюсь, точно не на вечность как их двоих.

 — Люцифер, я ведь обычная смертная девушка, зачем тебе такая невеста? Моя жизнь короткая вспышка на фоне твоей.

 — Кольцо, — он поднял мою руку, бережно поглаживая пальцы вместе с запульсировавшим как живой организм перстнем. — Пока оно надето, тебе не грозят смерть и старость, ты навсегда останешься такой как сейчас. Только крест не носи, мне это не нравится.

 — Хорошо, — опустив ресницы, я задумчиво закусила губу. Люцифер всё решил за меня и бесполезно спорить, нужно просто привыкать, ведь я люблю их обоих, значит, иного выхода нет. — Как скажешь.

 — Покорность тебе к лицу, — коснувшись губами моей щеки, демон направился к дверям. — Уложи брата на диване, я скоро вернусь.

 — Любишь сказки? — устроив Иерусалима, я укрыла его мягким пледом и, присев рядом на стул, нежно погладила по курчавым волосам. Надо же, он ведь самый обычный ребёнок и даже любопытные глаза по земному сонные.

 — Да, — улыбнулся он, поворачиваясь набок и устремляя взгляд к ёлке, стоящей на массивном письменном столе. — Нам их иногда рассказывает один юродивый, но там много крови и смерти, они злые.

 — Больше не слушай его, — пожалуй, лучше не интересоваться тем, что за юродивый пугает детей в преисподней страшилками. — Я расскажу тебе совсем другую: про дракона, который дружил с рыцарем и решил завоевать для него целое королевство.

 — А зачем рыцарю королевство?

 — Чтобы просить руки принцессы, отец которой был согласен выдать её замуж только за короля.

      Лишь когда на середине сказки Иерусалим начал посапывать, я заметила, что дверь приоткрылась, и в библиотеку заглянул Люцифер.

— Пойдём, у меня тоже есть сказка для одной принцессы.

 — Тоже про дракона? — наши шаги тихим эхом отдавались в коридоре и на ступенях лестницы, когда он вёл меня на второй этаж, в свою спальню.

 — Возможно, — горячие ладони демона сжали мои плечи, едва мы оказались внутри, и по коже тут же побежали волнительные мурашки. — Чего твоей душе угодно?

  — Настоящего искреннего разврата и немного любви.

  — Ты хотела сказать искренней любви и немного разврата?

  — Нет, — тихо рассмеявшись ноткам удивления в его бархатистом голосе, я развернулась в объятиях Люцифера, чтобы, встав на носочки, поцеловать его сложившиеся в усмешку губы. Слишком хорошо он меня знает, чтобы отличить невинную шутку от тревожных трепещущих мыслей, потому впервые целует бережно, а не так, словно собрался спалить до тла. Настолько медленно, что уже и самой захотелось нетерпеливо куснуть его за губу. — Ты обещал.

 — Только ты и можешь верить моим обещаниям.

      Утянув на по-королевски огромную кровать, делая непристойные замечания и неторопливо избавляя от одежды, он подверг меня таким знойным ласкам, что в пору было и впрямь воспламениться. Затвердевшие соски ныли под его обхватившими грудь ладонями, кожа плавилась от прикосновений губ, которые оказывались везде, исследовали каждый миллиметр тела, чтобы оставить на нём свой след, опробовать на вкус. Подрагивая, больше не сдерживая стонов, я выгибалась в его сильных руках желая лишь одного — полного слияния. И Люцифер не заставил долго себя упрашивать. Когда он овладел мною, не было ни боли, ни страха, только наслаждение от глубоких толчков, сладость поцелуев, которые срывали с губ всё новые стоны, дрожь, обернувшуюся ослепительным взрывом; удовольствием, когда его горячее семя излилось, заполняя судорожно сжимающееся лоно. Но даже тогда он не оставил меня, мы были единым целым, укрытым рыжими крыльями, согретым страстью, взаимным влечением и любовью, которая пока только робко заявила о себе.

***


       Говорят, под новый год сбываются любые желания, и я счастлива от того, что моё исполнил именно Люцифер, потому что он дал много больше того, что я загадала. Дал с удивительной щедростью и толикой волшебства. И пусть мой демон порой бывает самым настоящим деспотом, который считается только со своим мнением и желаниями, я всегда буду благодарна ему за подаренную любовь, за брата, за всё то удивительное, что он показал и ещё покажет мне.