***

 
                ДЕВЯТОЕ  ЭССЕ.  КУЛЬТУРА  НА  ОБОЧИНЕ…

   О  бедах  военного  времени сказано,  написано  бесконечно много. Как длина фронта от моря до моря: от Черного  и до Белого. И любые горечи и беды вполне  правдивы. Думаю, что профессиональные писатели-сочинители не могут сочинить горше, чем это было в действительности. Это мое Девятое эссе из  «Признание добровольца» И все они о бедах, что выпали на меня и мою семью  в годы Великой отечественной войны. Впрочем, я их не монополизирую, а выставляю как беды одного из миллионов мальчишек и девчонок общие в той нашей многострадальной стране СССР.
  Однако есть одно из бед, о которой  в силу ее ничтожной материальной значимости сказано мало, если вообще сказано.  Это беда – одиночество.  Ведь даже в животном мире на земле, в воде и воздухе все тянутся в стаи. Что же о человеке? Ему даже мало  чувство  «крыла».  Ему крайне необходимо, что бы пусть хотя бы только две человеческие души окликнули друг друга и были услышаны друг другом.  Однако мое ближайшее окружение тех лет взрослых и ровесников  исключало подобное  общение. С той поры со мной осталось и прошло по жизни весомость  чувства одиночества. Даже в толпе…. 
    Все произошло случайно и неожиданно…. Мои соседи по жилью при бегстве от фронта в украинском Перемышле случайно захватили  томик поэм А.Пушкина. Открывая томик я еще не знал, какова весомость слова в культуре и особенно слова писанного. Я рано начал читать и воспринимал это по детски как развлечение. А оно оказалось фундаментом, основой все мировой культуры.  И актом глубочайшего личного притяжения индивидуума.. Книга – первейший собеседник  и она на долго стала нарушителем моего одиночества.
   Из полутора десятка Пушкинских поэм в душу запала, прежде всего,  «Полтава». Поэма о гениальной битве  русского воинство под руководством Петра l  со шведами. И блестящей победе русского воинства.  Как в условиях постоянного отступления советских войск нужна была вера в вещие слова И.Сталина – «ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ!»
   Пушкинская поэтическая гениальность оказалась сродни  боевой гениальности русского воинства  в той важнейшей войне нашего отечества.

                Но близок, близок миг победы.
                Ура!  Мы ломим, гнутся шведы.
                О славный час!  О славный вид»
                Еще напор и враг бежит:
                И следом конница пустилась,
                Убийством тупятся мечи,
                И  падшими вся  степь покрылась,
                Как роем  черной саранчи.

               Пирует Петр. Горд, и ясен,
               И славы полн вид его.
               И царский вид его прекрасен
               При  кликах войска своего.

     Но для меня малого и хилого вершиной битвы и  литературной гениальности автора стали строки, коими одарил поэт главного героя- Петра l

              И где ж Мазепа?  Где злодей?
              Куда бежал Иуда в страхе?
              Зачем король не меж гостей?
              Зачем изменник не на плахе?

   Для меня эта строфа оказалась самой дорогой и спасительной….

   Не помню сколько, но все боевые строки поэмы я знал наизусть и   твердил про себя как успокоительную прививку: немцы дождутся и получат то же, что их собратья – шведы…. Многие строчки поэмы остались в памяти и прошли со мной по жизни как личные пословицы, скороговорки, точный и хлесткий удар на адресованную мне дерзость.   Словом защитного, а иногда наступательного  звучания, мерилом честности и чести.
   И в озарении пушкинским утешением появилось стихотворение современного мне, а значит более близкого  поэта Константина Михайловича Симонова «Сын артиллериста».

                Был у майора Деева
                Товарищ майор Петров.
                Дружили еще с гражданской,
                Еще с двадцатых годов.
                ------------------------------
                А у майора Петрова
                Был Ленька, любимый сын
                Без матери, при казарме,
                Рос мальчишка один.
                И если Петров в отъезде,-
                Бывало, вместо отца
                Друг его оставался
                Для этого сорванца.

               
                Прошли времена. Отца Петрова не стало, а названный отец Деев посылает  своего названного сына лейтенанта Леньку в тыл к немцам  корректировать огонь артиллерии.  И лейтенант Ленька вынужден вызвать огонь своей артиллерии  на себя.
 
                Я верю свои снаряды
                Не могут тронуть меня,
                Немцы бегут,  нажмите,
                Дайте море огня!

  Леньке по замыслу поэта, повезло
 
                Когда развязали повязку,
                Что наспех он  завязал,
                Майор  поглядел на Леньку
                И вдруг его не узнал.
                Был он как будто прежний,
                Спокойный и молодой,
                Все те же глаза мальчишки,
                Но только  совсем седой….

   Как поэтическое  творение стихотворение весьма умеренного содержания, но как боевой призыв – редчайшего накала. Для меня мальчугана той поры как молитвенное  успокоение.
   В этом же году, 1941, Константин Михайлович  создал цикл стихотворений, которому дал название «С тобой и без тебя». Первым стихотворением в нем стоит «Жди меня» с посвящением ВС (Валентине Серовой). Многие фронтовики носили его в нагрудных карманах гимнастерок.  Тогда же в Ташкенте издали этот цикл из 18 стихов на оберточной бумаге  в сборнике размером в карман гимнастерки. Советская власть не могла дать своим солдатам молитвенный оберег, она дала стихи поэта  К,Симонова.
    Александр Сергеевич и Константин Михайлович стали моими детскими поэтами и прошли со мной по все жизни. К.Симонов – единственный о ком мною написаны и опубликованы три статьи: «Неизвестный К.Симонов»; «Поэт в России - больше чем поэт»; «Слово о словах».
   Не знаю, как ко мне пришло понимание, что  СЛОВО  важнейший и даже первейший из всех видов  искусств. Можно утверждать, что во времена  тяжелейших потрясений отечества СЛОВО надежнейший из всех  всенародных спасателей.  Ему нет равных.  Мне атеисту и вечному комсомольцу легко сознаться, что из всей мировой литературы, не точно именуемой религиозной, есть одно самое великое творение – евангелие от Иоанна. Оно начинается великой мудростью – «В начале было Слово, и Слово было у  Бога,  и Слово было Бог». Впрочем, и вся библия, величайшее  достижение  мировой культуры. Как литературному произведению ей нет равных.  В ней  обилие  исторических хроник,  мистических пророчеств, философских трактатов, любовной лирики, различных мелодрам нашей  истории. Ее религиозное участие только подтверждает  универсальный характер  творения.
   Можно только  удивляться или возмущаться ненавистью  советских интеллектуальных цехов к этому  бесценному творению человека, точнее обильных ее авторов.  Впрочем, когда КПСС  затребовался «Моральный кодекс строителей коммунизма», то в основу его составители взяли десять заповедей Моисея. А главный  составитель Ф.Бурлацкий  заявил, что без ЭТОГО люди не поймут новый кодекс. Лицемерие, которых и в библии не мало, словно выплеснулось на головы новых теоретиков.
   Густав Гече – венгерский  религиовед, автор более сотни известных миру работ, переведенные на многие языки. Он  рассматривает  священную  книгу иудеев и  христиан, не как божественное откровение, а как складывавшийся веками (тысячелетиями!) собрание  устных и письменных преданий, в которых авторы раскрывали свое миропонимание их времен. Библия, как литература, самый сильный стимул всех других видов искусств. Без нее невозможно представить содержание мировых картинных галерей, великой современной литературы и других наших искусствоведческих ценностей. На моей книжной полке мирно соседствуют Библия,  Тора,  Коран  и Устав комсомола. Рядом же труды на эти темы уникальных авторов. Ныне эта снисходительная терпимость в нашей стране бесценна.
   Сам себе удивлялся, как в условиях безнадзорности взрослых, в окружении хулиганисто-воровской ватаги продолжал читать и запоем книги. Мой сотоварищ и дальний родственник был мастер добывать их, хотя характера на высшее и даже среднее специальное образование не хватило. А когда пошел работать и оказался в сфере влияния фабричной молодежи, где  быстро заметили мое неумеренное знание стихов и вытолкнули на сцену. Однажды даже в драмкружке сыграл роль партизана на допросе. Уж больно мне хотелось наговорить дерзости немецкому офицеру, хотя играл его мой приятель…. А, угодив в тоскливую обитель военно-морской базы, закрытой от  гражданского мира со всеми его соблазнами, сам пошел читать стихи и прозу. Пару раз даже выступал со сцены центрального матросского театра во Владивостоке. Но это только потому, что у организаторов не было лучших чтецов.
   Наш дальний  и взрослый родственник был по зрению освобожден от военной службы. До войны он закончил электротехникум и в Бузулуке устроился электриком в театр. Для театра он был находка. А для меня с дружком еще большая. У него оказались ключи от театрального чердака и мы получили доступ на все спектакли пусть через люк из чердака. Для меня околдованного театром еще в раннем детстве в Витебске это была редкая находка. На всегда остались в памяти все спектакли по Островскому и проч. «Пигмалеоны». 
    Театр, прежде всего драматический, это – СЛОВО.  Когда две человеческие души встретились, окликнули друг друга  и…  и услышали друг друга. Из всех видов искусств для меня нет  прекраснее,  чем слово, произнесенное со сцены. В театре человек не мыслиться, как в литературе, а предъявляется. Вот он живой со всеми своими бедами и достоинствами. Такого нет в других эстетических  разновидностях искусств.   Многолетние наблюдения, в том числе и за студенческой молодежью, убедили во всемогуществе  театрального СЛОВА. Театр был и остается эффективнейшим инструментом воспитания.
    Как писал один из самых великолепных мастеров русского слова писатель Валентин Катаев;  «Слово содержит в себе не только элементы цвета, ритма, звука,  пространства и времени, слово не только является  образом, но слово, прежде всего, есть мысль. И это – главное».  И дальше – «Слово надо любить».
   Оглядывая прошлое и пристально взирая настоящее, не  могу определить, откуда у человека возникает и сохраняется интерес   к  культуре.. Легко сослаться на семью, школу, библиотеки с их литературными завалами и т.д.   Однако  сверх древний  человек, выколачивая   на каменной стене пещеры  силуэт оленя ничего этого не имел, однако оставил своим неизвестным потомкам свое неизвестное авторство. Очевидно, в человеке  находится не ведомой нами пульс культуры, подаренный невидимым  Богом. Культура не столько  результат внешней прививки, сколько врожденная ветвь характера человека.
   И прививка культуры в надежде  на ее природное проявление у молодого человека, важнейшая  составляющая воспитания.