Глава 1. В поисках принцессы
Тиха прекраснейшая ночь, но гномы могут и её изгадить. Именно так. Самую тёмную. Когда светят самые яркие звёзды.
Раздражённо выругавшись, Смауг постарался поудобнее устроиться на своей половине золота в своей половине Горы, где, по логике вещей, должно быть тихо, как прежде, когда его ещё не очаровал голос явившегося вместе с мохнатопятой букашкой Торина, который попытался взывать к совести, чего у драконов отродясь не водилось.
И совесть неожиданно нашлась. Она печально повздыхала о том, что воровать, конечно, плохо. Убивать, кстати, тоже. Поспорила с взыгравшим эгоизмом, который очень вовремя напомнил о том, что детские шалости на то и детские шалости, что в самые юные годы можно сколько угодно творить милые глупости, и ни одна из них не будет преступлением. Ведь малым детям принято всё прощать, так почему бы не простить и ему? Совесть внимательно выслушала доводы эгоизма и решила, что прощать нельзя как раз в силу того, что драконы — самые разумные из детёнышей любых видов, а значит должны нести ответственность за свои поступки, как бы сильно в пятой точке не зудело детство. Затем совесть ещё раз взглянула на своих гостей, послушала гнома, который, тонко уловив момент, начал давить на жалость, описывая годы лишений и, пользуясь тем, что её разбуженному чешуйчатому хозяину очень хотелось спать, предложила, не затевая драк и потасовок, поделить всё поровну: и Гору и горы золота. Торин на удивление оказался более умным, чем от него можно было ожидать — он подумал пару минут и согласился. А кто бы на его месте отказался? Золота с алмазами можно нарыть и ещё, а вот где найдёшь такого стража, один слух о здравии которого заставит любого вора и лазутчика держаться подальше от владений Подгорного Короля?
На том и порешили, а затем вместе с явившимися требовать свою долю эльфами и эсгаротцами разогнали войска мародерствующих орков и всяких тварей, которые иждевенцами притащились за ними. Славная выдалась битва — убивать, защищая своё добро, оказалось гораздо интереснее, чем воровать, а затем, подкрепившись барашками, Смауг снова залёг спать в уже поделённой Горе на своём любимом верхнем ярусе, где в скальной породе было прорублено много ниш, через которые по ночам лился искрящий, как снежинки на ветру, звёздный свет. Всё-таки растущему молодому ящеру нужно много спать. Он так и делал, лишь иногда просыпаясь, чтобы отобедать, почесать между гребней и в очередной раз попросить гномов вести себя потише. Было бы воистину чудом, если бы они хоть иногда его слушали, но обычно всё же ненадолго притихали, стоило только погромче рыкнуть. Так, чтобы в тоннелях со стен начинали сыпаться мелкие камешки. В отстроенном заново Дейле, ясно дело, такие землетрясения тоже никому не нравились, и оттуда быстро присылали поджаренных с дымком поросят. Конечно, Смауг и сам мог неплохо жарить мясо до хрустящей корочки, однако людскую заботу о его сытости и своём здравии ценил. Да и суть гулянок и празднеств, которые не утихали уже две недели, прекрасно знал — победить Саурона и разрушить Мордор — это вам не поле перейти и не яйца высидеть, так что повод, конечно, хороший, но лучше бы людишки хоть немножко дружно поспали. Ну и ему бы позволили этим заняться в своё удовольствие. К слову сказать, вопрос о том, чем бы заняться, был весьма актуален: дракон давно всласть выспался и последние несколько лет просто дремал и отмахивался от Торина хвостом, не желая вестись на его подначки и участвовать в грандиозном побоище, к которому не имел никакого отношения. Как говорится, сами подрядились, сами пусть и разбираются со своим Врагом, а ему от имени Саурона ни холодно ни жарко, от его жизни или смерти тем более.
А всё-таки ж скучно.
Вот чем обычно занимается хорошо выспавшийся бодрый дракон? Ответ вроде бы на поверхности: грабит, убивает и добывает себе пищу. Ещё в войнах любит поучаствовать. Но что делать, если награбленного, даже переполовиненного с гномами, вдоволь, убивать не позволяет недремлющая совесть, воевать что-то лень, да и не с кем уже, а кормят и так более чем в меру и сытно? Книжки что ли почитать? Так уже всё, что имеется, по десять раз перелистано, то, что без картинок, даже с удовольствием спалено. Помочь гномам в кузнях печи получше растопить? Так эти горластые матершинники не оценят и, поди, «спасибо» за труды не скажут. Может, просто слетать на прогулку, размять крылья? Окрестности проинспектировать, например, свежим воздухом подышать, на людей посмотреть, себя показать. Чтобы не забывали, кого бояться, и больше уважали. Ну и чтобы что-то поинтереснее баранины и поросят приносили. Принцесс, например. Точно! Каждый порядочный дракон просто обязан хоть раз в жизни похитить самую красивую принцессу. Может, хоть она, наконец, его скуку развеет? Ну там сказки расскажет, половики для пещеры сплетёт или гобелен какой красивый соткёт? И чтоб непременно с драконом.
Размышляя о том, что принцесса — это определённо хорошее лекарство от скуки и апатии, Смауг направился к отдельному входу, который для него сработали гномы, и, изящно вылетев навстречу сверкающим звёздам, направился к лесу. Где же жить настоящей принцессе, как не у настоящего короля? А Король в Мирквуде точно живёт, Торин регулярно его эльфийское Величество отборной руганью поливает. Поди разбери, за что конкретно, но очень смачно. Даже любопытно, честное слово. Вот пусть принцесса ему и расскажет, почто гном так её батюшку не жалует.
Заслышав, как из Дейла, а потом и из Эсгарота донеслись воодушевлённо-громкие визги тех, кто продолжал в такой поздний час праздновать и имел честь лицезреть его ночной полёт, Смауг остался очень доволен. Всё-таки любят его и уважают, раз так вопят от радости, едва завидев на чёрном бархате неба. А то, что боятся шибче смерти — так это верно потому, что расслабляться тоже нечего. Всё-таки хорошо, что никто не подозревает о том, что у местной грозы полей и огородов, то есть у него, обнаружился такой нехороший изъян как совесть. Как говорится, меньше знают, крепче спят, а свои секреты нужно уметь хранить в тайне ото всех. Хорошо бы ещё и от себя, но совесть оказалась не настолько совестливой, чтобы не показываться на глаза. Точнее, она постоянно пыталась откопать из глубин драконьей души всё то, что он так тщательно там замуровывал.
Изобразив кульбит и дыхнув пламенем, довольный новыми «восторженными» воплями вмиг протрезвевших празднующих горожан, Смауг с особым изяществом упорхнул к кромке деревьев на озёрном берегу и принялся внимательно высматривать искомое. Настолько внимательно насколько позволял ещё один обидный изъян, который нужно было скрывать тщательнее, чем совесть, которой отродясь не было больше ни у одного средиземского дракона. Ничего, совсем скоро он станет взрослым и, наверное, тогда все эти странные неприятности отпадут, как змеиная кожа в период линьки. Ждать осталось совсем немного, а пока можно немного развлечься и погонять на опушке парочку оленей, которые вели себя так вальяжно, словно каждый день видели по сотне драконов и ни разу их не боялись. Ничего, огонёк под копыта прибавил им прыти и заставил удирать так быстро, словно за ними сам Балрог гнался, а не один из его слуг.
Удовлетворенно чихнув искорками, Смауг напомнил себе о том, что ищет не сиюминутных развлечений, а чего-то более впечатляющего. Где находится дворец Владыки лесных эльфов, он не знал даже приблизительно, поэтому для начала решил осмотреть Мирквуд сверху, и уже на первом кругу заприметил любопытную и столь желанную сцену: три большущих паука теснили прекрасную золотоволосую эльфийку, которая хоть и двигалась быстро, как бабочка, всё же была в беде. А разве не должно любому порядочному рыцарю спасать попавшую в беду деву? Пусть даже он и дракон? К тому же это точно та самая Принцесса, которую он ищет, ведь у Трандуила, если не изменяет память, а она драконам никогда не изменяет, такие же золотистые волосы, значит, она наверняка его дочь.
Ловко подпалив жирную задницу одному из пауков и послав в гномьих традициях далеко и надолго остальных зашипевших насильников, Смауг подхватил замершую в невысказанной благодарности Принцессу и, сжав её покрепче в лапе, взлетел под самые звёзды. Девица громко взвизгнула, захрипела, даже кажется попыталась его укусить, а потом, пробубнив: «о мериан гилед», затихла. Похоже, видом любовалась. Но, подозревая, что мог придушить свою добычу, когда она распустила зубы, дракон поспешил к Горе и, шумно хлопая крыльями, спикировал прямёхонько в проход к своей половине. Откуда-то из караульни донёсся крик Торина, который, похоже, хотел знать, чего это его соседу не спится, куда он в гости летал и кого с собой притащил, однако объясняться Смаугу было совершенно недосуг. Проигнорировав Узбада, он гордо допрыгал на одной лапе до своего насеста — груды золота, и как мог бережно опустил девушку в самом центре.
Определить, дышит она или нет, было довольно трудно, пришлось приблизить морду к самому её лицу и груди, стараясь при этом не раздавить, как букашку, и хоть что-то понять.
— Ой, только давай без поцелуев, я не в настроении.
Глава 2. Причины похищения принцесс и способы любви по-мордорски
Определить, дышит Принцесса или нет, было довольно трудно, пришлось приблизить морду к самому её лицу и груди, страясь при этом не раздавить, как букашку, и хоть что-то понять.
— Ой, только давай без поцелуев, я не в настроении.
— Чего? — отскочив аж на добрых два метра, Смауг во все глаза уставился на Принцессу, которая ткнула ему в нос то ли булавкой, то ли стрелой, то ли когти у неё такие длинные. — Ты живая?
— А ты некрофил что ли, или ужинать собирался?
— Никра… кто?
— Ну тот, кто с трупами спариваться любит.
— Зачем? — от удивления усевшись на свой внушительный зад, Смауг прищурился, рассматривая, как златовласка засунула свою булавку в чехол за спиной и, заняв вертикальное положение, принялась расправлять белоснежные манжеты на рукавах. Красоту для него наводит — вот это по-женски, а то, что глупости всякие говорит — так, наверное, он её всё-таки немножко придушил — прийти в себя не может.
— Ну, кто их знает, зачем? Наверное потому, что сопротивления никакого нет, и можно делать, что хочешь, — хмыкнула дочь Трандуила и отбросила за плечи свои прекрасные волосы. — Только мне бы так было совершенно неинтересно. Оно ведь хорошо горячую пташку зажимать, а не в хладные губы целовать.
— А причём здесь жареные куры и поцелуи? — почёсывание когтями задней лапы гребней на спине никак не помогло распознать, что в голове у этой странной девицы, и пришлось спросить самое очевидное. — Ты есть что ли хочешь?
— С голодухи некоторые любых кур жарят, но лучше конечно живых.
— Кто?
— Да те же орки мордорские, — поднявшись на ноги, Принцесса оттолкнула от себя мыском сапога золотую чашу с рубинами, и только тут ошалевший дракон обратил внимание на то, что она в штанах, да ещё и роста для девицы весьма выдающегося. Ну это, наверное, в папеньку своего, переростка, а вот что не в платье, это жалко — почему-то ему думалось, что женщины должны носить именно платья. Только кто этих эльфов разберёт? Верно Торин говорит, что у них мозги набекрень, да и остальное всё наперекосяк.
— А ты и их знаешь?
— Орков? — с интересом осмотрев высокие ниши, через которые лился звёздный свет, эльфийка обернулась к дракону, который потихоньку начинал приходить в сильнейшее расстройство чувств. — Было дело, тебе разве Гимли не рассказывал?
— Гимли? — Смауг напряг свою замечательную память, но имена всех подгорных крикунов, алкоголиков, дебоширов и прочих подданных Торина были ему не знакомы. Разве что некоторые, но этого среди них точно не было.
— Сын Глоина, — тут же любезно пояснила Принцесса. — Это ведь он тебя за мной отправил? Оригинальный способ, конечно, мог бы и и записку прислать, я бы…
— Вообще-то я тебя похитил, — оскалился дракон, перекрыв хвостом проход, к которому направилась чересчур смелая девица. Ведь ей в такой ситуации полагается плакать и, забившись в угол, просить пощады, а не хвастаться своими похождениями и знакомствами.
— Зачем? — кажется она впервые за последний час растерялась настолько, что голос из нахально-звонкого стал более тихим и глухим. — Тебе здесь скучно что ли стало совсем?
— Соскучишься тут с этими потомками Дурина, — в самом деле, лучше бы он спалил Торина в первый миг как увидел. Вместе с его коротконожкой-другом. Но нет же, загадочное явление — совесть так разнылась, словно ей на любимую мозоль наступили, и пришлось идти на мировую, чтобы только не слышать эти скорбные вопли. А теперь вот, пожалуйста — его даже принцессы не боятся. Разве это мыслимо? — Иди вон в тот угол.
— Зачем? — снова вопросила девица, чуть охрипнув то ли от страха, то ли от волнения, однако с места не сдвинувшись ни на шаг.
— Ну… — решив показать, кто здесь большой и грозный, а кто пленница, которой лучше проявить послушание, Смауг небрежно пустил струйку пламени, а затем кивнул в сторону сундука с самоцветами. — Садись. Можешь поплакать, если хочется, а потом расскажешь сказку.
— А ты что, маленьких завёл? — помахав перед лицом ладонью, чтобы разогнать едкий дым, Принцесса, проявив наконец благоразумие, запрыгнула на указанный сундук и принялась внимательно оглядывать пещеру. — Для кого сказка?
— Для меня, разумеется, — насмешливо хмыкнул дракон и довольный тем, что всё, наконец, начинает идти так, как он изначально задумывал, улёгся на груду честно награбленного золота, загораживая выход массивным задом. — Начинай. Можешь даже про вашего любимого Феанора: мама так и недорассказала в гнезде, чего он с родственниками во льдах искал, до сих пор вопросами томлюсь.
— Справедливость?
— Не шутишь? Может, у него и совесть была?
— Это вряд ли.
— Вот, даже у него не было, а меня зачем-то наградили, — обиженно буркнул себе под нос Смауг и вновь искоса взглянул на эльфийку, которая как раз снова убрала за спину свои прекрасные золотистые волосы. А зря, они такие красивые. Пожалуй, самое красивое, что он в ней рассмотрел. Остальное пока не очень получилось из-за ещё одного досадного недостатка, который имелся наравне с совестью. — Ну и как, нашёл он, что искал?
— Сомневаюсь, а его самого нашли и даже пытались лечить кровопусканием. Правда, побочных эффектов оказалось гораздо больше, чем пользы.
— Убили?
— Ага.
— Жалко, хороший был мужик, толковый, — заметив, как пленницу передёрнуло, дракон ехидно клацнул зубами. — Или тебе такой не по нраву?
— У меня вообще другие вкусы, — отчего-то разозлилась красавица и, вскинувшись, попыталась испепелить его взглядом, что было совершенно напрасно — бронированная чешуя хорошо защищали и не от таких атак. Да и не только она. — Слушай, а если серьёзно, зачем ты меня сюда притащил? Если это не шутка перепивших гномов, значит есть другие причины?
— Есть. Скучно мне.
— Ну, а я здесь причём?
— А зачем по-твоему принцесс похищают?
— Чтобы тра… — резко вспомнив о скромности, эльфийка замялась на полуслове и предусмотрительно попятилась в дальний угол к сваленным в кучу пыльным гобеленам с гномьими гербами и семейным древом Дуринов, которые были отобраны у Торина исключительно из вредности. — Чего?
Глава 3. Принцесса, которая совсем не принцесса, и другие полуночные неприятности
— А зачем по-твоему принцесс похищают?
— Чтобы тра… — резко вспомнив о скромности, эльфийка замялась на полуслове и предусмотрительно попятилась в дальний угол к сваленным в кучу пыльным гобеленам с гномьими гербами и семейным древом Дуринов, которые были отобраны у Торина исключительно из вредности. — Чего?
— Успокойся, не собираюсь я тебя траха… тьфу, ну и слова ты знаешь. Рановато ещё для сезона любви… — а вот тут нужно почесать когтями за гребнем и глубоко подумать, чтобы не наврать её, едва ли не вставшему на дыбы, королевскому высочесту. Если заняться точными математическими подсчётами, что из любопытства было уже сделано однажды в прошлом месяце, то он почти взрослый дракон, и первый сезон любви начнётся более чем скоро. Ладно, не сегодня же в самом деле? Сегодня можно расслабиться. — Слушай, ты действительно считаешь, что принцесс похищают исключительно для того, чтобы предаться… плотским утехам?
— А что ещё с ними делать? — огрызнулось прекрасное создание, отступая ещё на несколько шагов.
— С принцессами?
— Ну да.
— Какая ты смелая, а если я передумаю?
— Не передумаешь, — выпятила эльфийка подбородок, снова доставая из заплечного чехла свою иголку. Гобелены что ли штопать собралась? Молодец. Рукодельница. — Потому что я — не Принцесса!
— Как, не Принцесса? — удивлённо щёлкнул зубами Смауг и вытянул шею, чтобы получше видеть тот угол, в который она забилась. Проклятая близорукость. Неужели опять щуриться придётся? По-настоящему грозные драконы, одним из которых он хотел казаться, наверняка так не делают. — Ты же вон как на своего отца-балбеса похожа: волосы золотые и длинная, как жердь. Или он тебя нагулял, да не признал? Прости, плохо осведомлён о ваших семейных хитросплетениях.
— Владыка не отказывался от меня и в законности моего рождения никто прежде не сомневался. Дело в том, что я… — красавица приосанилась, картинно закатив глаза. — Принц.
— Как это? — не веря ни единому слову, дракон приблизился к своей пленнице и изо всех сил напряг зрение, но перед глазами всё равно был лишь стройный силуэт с прекрасными золотистыми локонами и иголкой. — Я же тебя из беды спас!
— Какая беда? Подумаешь, три паука, да я бы с ними за пять минут справился, а из-за тебя только меч потерял, — благодарности в голосе подозрительного создания не было и на грош, зато осуждения и негодования — хоть отбавляй. Вот и спасай потом этих козявок остроухих. — Я единственный сын Короля всея Ласгалена Леголас, ты разве ничего не слышал обо мне?
— А как же? Слышал, — раздражённый своим невезением, Смауг вернулся на прежнее место, снова загораживая выход из пещеры обширным задом. А что? Нужно же обороняться, если влиятельный папаша пришлёт кого-нибудь вызволять из плена своего сыночка? Так он им прямо у входа газовую атаку устроит. — Это ты — собутыльник одного местного героя, который уже три недели протрезветь не может и всё хвастает, что на пару с каким-то эльфом перепортил половину гондорских и роханских девиц?
— Ты роханских девиц видел? Там же такие фигуры необъятные, что если коромыслом перетянет, так ноги не унесёшь. Пусть ихние конюхи их сами портят, а я — пас.
— Значит всё-таки ты?
— Ай, ладно, дочка булочника не считается.
— А в Гондоре?
— Вот там на какую ни глянь — все красавицы, есть где разгуляться.
— Врёшь ты всё, — раздражение росло всё больше. По мере того, как оно закипало, вспомнились и гневные речи Торина о том, что все эльфы — брехуны отменные, ни одному и на грош верить нельзя. — А ну раздевайся!
— Зачем? — подпрыгнуло от драконьего рыка трандуилово дитятко.
— Посмотрим, что у тебя под этими тряпками. Все вы эльфы на одно лицо, но уж голую бабу от мужика я точно отличить смогу.
— Ты вот всегда голый, и как мне отличить твою принадлежность?
— Как это голый? — удивился Смауг, любовно погладив когтями свою украшенную бриллиантами броню. — Я очень даже нарядный, а вообще особь дракона так просто не определишь, тут особые условия нужны.
— Вот мне и интересно, ты сам знаешь, кто ты? Может, помощь нужна, чтобы разобраться?
— Мальчик я, а ты снимай штаны — проверим!
— Может ещё померятся хочешь, у кого длиннее?
— Это ты в отца такой дерзкий? — вздохнул дракон, устав удивляться эльфийской наглости. — У нас тут под горой судачат, что он давно не в себе. Вроде с тех пор, как ненаглядная жена от него к местному кузнецу с вещичками своими сбежала.
— Много ты знаешь, — продефилировав лёгкой танцующей походкой поближе к световым нишам, фыркнула… фыркнул? остроухий, или всё-таки она? — Ту депрессию давно вылечили, к тому же у отца молодая красавица-супруга, а вот ваш Узбад, говорят, в полнолуние на утёсе воет от тоски, потому что не успел на ней первый жениться.
— А кто говорит? — нет, ну любопытно же, кто такие сплетни про последнего наследника Дуринов распускать не боится.
— Гимли, — присвистнув, эльф поднял украшенный прозрачными, как роса, бриллиантами браслет. — Говорит, как стемнеет, он выходит туда в одних портках и начинает бороду драть вместе с волосами с других частей тела…
— Брехня это всё. Пьёт твой гном, не закусывая, вот и мерещится ему пакость всякая, — буркнул Смауг, не вовремя укушенный где-то в районе подмышки проснувшейся совестью, которая давно считала Торина своим близким другом. — Ты раздеваться собираешься?
Глава 4. Ривенделльские истории
— Брехня это всё. Пьёт твой гном, не закусывая, вот и мерещится ему пакость всякая, — буркнул Смауг, не вовремя укушенный где-то в районе подмышки проснувшейся совестью, которая давно считала Торина своим близким другом. — Ты раздеваться собираешься?
— Нет, — не задумываясь, отрезало прекрасное златовласое создание. — Был бы ты девкой румяной, то — пожалуйста, а так верь на слово.
— Как знаешь. Мне на самом деле всё равно, что ты там в штанах прячешь, только сильно близко со своей иголкой не подходи, я щекотки боюсь.
— А неприятностей от моего отца, значит, нет?
— Тьфу, да что он мне сделать может? Ну приедет на своём лосе, ну поаукает под Горой, и что дальше? Гномы ему нальют на посошок и отправят в гондорские бордели сынка искать, раз он там так прославился. Может, даже с ним за компанию съездят, развеятся, здесь меньше горланить будут. Так что, как не крути, сплошная польза получается. Ладно, не хочешь раздеваться, значит начинай рассказывать сказку, только поинтереснее, чтобы мне не скучно было этой ночью.
— Не скучно говоришь?
— Вот именно. И старайся получше, а то вдруг я решу, что кусать тебя интереснее, чем слушать?
— Совершенно не понимаю, чего ты заладил: сказку, да сказку? — в голосе пленённого послышалось явное раздражение, а длинные ноги снова понесли его к выходу, хотя обойти внушительный драконий зад вряд ли было возможно. — Я сам сплошная сказка, не видишь разве?
— Даже не знаю, как спросить: а конец у тебя плохой или хороший? — зевнув, рыкнул Смауг и, как мог аккуратно, отпихнул его хвостом к сваленным в кучу гобеленам. — Утомил ты меня, начинай уже, а то и впрямь укушу.
— Ну, знаешь, ещё никто не жаловался, — отпрыск Трандуила нехотя уселся на пыльную ткань и предусмотрительно положил рядом свою иголку. — А вот рассказчик из меня не самый лучший.
— Ничего, напрягись, я сегодня не слишком строг.
— Часто принцесс воруешь?
— В первый раз.
— Всегда мечтал быть первым, но отец не советовал.
— Это почему?
— Ну, знаешь, кто первый, тот и женится.
— Не переживай, на мне точно жениться не нужно. Долго ещё ждать?
— Сейчас, дай подумать… Слыхал небось про Элронда из Ривенделла?
— Это у которого два сыночка, лапочка дочка, и жена сбежала? — устроившись большим уютным клубком, Смауг приготовился, наконец, услушать что-нибудь интересное, кроме того, что схлопотал на свою шкуру неприятности, похитив из-за плохого зрения не принцессу, а принца. Конечно, он нисколько не блефовал, говоря, что чихать искорками хотел на гнев эльфийского Владыки, однако подозревал, что за своего единственного наследникак тот разволнуется так сильно, что просто хвостом не отмашешься. Придётся претензии выслушивать. Желательно, чтобы королевская особа при этом помнила о приличиях и поменьше истерила, а то уши жалко — они и так болят от бесконечной гномьей брани и разборок, кто глубже шахту прокопал, кто крупнее бриллиант достал. — Вот только не помню, она орков у речки огуляла, или они её?
— Какая разница? — пожал плечами эльф и, подобрав один из гобеленов, присел рядом с ним, облокотившись плечом о чешуйчатый бок. — Главное, что всем было хорошо. Какой ты тёплый. Так вот, собрался как-то Элронд в Лориэн тёщу навестить и спрашивает у своих детей, какие подарки им привезти оттуда. Ну, Элрохир заказал себе кафтан новый и сапоги, Элладан диадему с бирюзой и кинжал ею же украшенный, а Арвен говорит: «Привези мне, батюшка, чудище страшное для сексуальных утех с извращениями!». Ну что ты нервничаешь, гребни дыбом поднял? Это она не тебя, а мордорское чудище имела в виду, их там раньше целый выводок был. Отец возмутился, маленькая ты ещё, говорит, для таких экстремальных утех. Только она, сколько помню, всегда очень хитрая была, вот и выкрутилась, стала тогда цветок с мэллорна распустившийся просить.
— А зачем он ей?
— Так все же знают, что запах цветов мэллорна этих ящериц привлекает сильнее, чем котов ростки валерианы по весне. Они в Лориэн не совались только потому, что Галадриэль боялись пуще, чем гнева своего Хозяина.
— Слыхал я от матушки про эту бабу. Вроде как сварливая она очень.
— Это ещё мягко сказано. Я поэтому никогда к ней и не езжу. Точнее, был один раз в детстве, так она тоже решила, что отец что-то со мной напутал. Заявила, что хорошенький я слишком да румяный, и пыталась в платье нарядить. В общем, я ей посоветовал к Радагасту на курсы экспериментальной медицины съездить — очи промыть, а она обиделась и больше в гости меня не зовёт. Бурый тогда как раз обучал рохиррим новому методу лечения от похмелья — обоссать и на мороз, но Владыка, слава Эру, поверил, что занятый уроками я об этом ни сном ни духом.
— И хорошо помогает?
— Нет, твоим гномам уже ничего не поможет, они насквозь проздравуренные. Хотя, вот если бабу незамужнюю, да мужиками неохоженную увидят, то, конечно, в драке «Кто первый жениться станет» вмиг протрезвеют.
— Скажешь тоже, бабу… — борясь с одолевающей сонливостью, вздохнул дракон. — Где я им её возьму? Ты вон тоже не принцессой оказался.
— Ничего, Феаноровы сынки подольше тебя баб искали, а ты прям сразу хотел, что ли? Так не бывает.
Глава 5. Девушки бывают разные: аданет, эллет и рыжие-золотистые
— Скажешь тоже, бабу… — борясь с одолевающей сонливостью, вздохнул дракон. — Где я им её возьму? Ты вон тоже не принцессой оказался.
— Ничего, Феаноровы сынки подольше тебя баб искали, а ты прям сразу хотел, что ли? Так не бывает.
— Ладно, рассказывай, как они искали, может я не всё слышал.
Рассказчик из эльфа, несмотря на все его уверения в обратном, получился отличный. Приправленное скабрезными шутками повествование о Первой эпохе оказалось достаточно длинным и интересным, что позволило уставшему от горланящих бородатых соседей Смаугу, наконец, уснуть и проспать несколько вполне счастливых часов. А вот когда он проснулся вместе с разоравшимися в Дейле первыми петухами, то был уже не так счастлив, потому что… Потому что лежал в объятиях огромного эльфа, чувствовал себя крохотной козявкой и совершенно не понимал, что происходит. А ещё единственным источником тепла был не он сам, а руки эльфа и тряпка, то есть торинов гобелен, на котором они почивали.
— Что?.. — собственный голос показался дракону таким тонким и писклявым, что пришлось тут же заткнуться, чтобы не позориться подобным мышиным писком. Впрочем, это не так волновало, как-то, что он впервые по-настоящему видел! Видел солнечный лучи, которые проникали сквозь световые ниши и плясали на грудах его восхитительно притягательного золота, видел парящие пылинки в прозрачном воздухе пещеры, и, разумеется, лучше всего рассмотрел то, что оказалось прямо перед носом: продолговатое мужское лицо с острыми скулами, мягко очерченными губами, аристократическим носом и невероятно красивыми, внимательно смотревшими на него голубыми глазами.
— Ну вот, а говорил, баб под Горой нет, — улыбнулся тот, кого Смауг ещё прошлой ночью посчитал принцессой и лишь теперь понял, что златовласка и впрямь мужчина. Очень привлекательный мужчина. Тьфу ты, балроговы волосатые подмышки, и откуда только такая странная мысль в голове взялась?
— Какие бабы?
— Я вот одной уже час любуюсь. Сбросила змеица шкуру, а под ней девица, — выразительные голубые глаза были полны неподдельного восхищения, а сильные тонкие пальцы, обдавая теплом, прижались к губам дракона. — Очень красивая девица.
— Какая я тебе девица? — рыкнув, взъерепенился Смауг и тут же попытался укусить обидчика за палец, но ничего путного не вышло — вместо пасти у него оказался самый обычный рот с совершенно бесполезными зубами, которые не могли причинить врагу никакого серьёзного вреда. — Я Смауг! Великий и ужасный!
— Конечно-конечно, только ложись поближе, а то совсем замёрзнешь, моё золотце, — сильные руки ещё крепче прижали его к спасительно тёплой груди, и, злобно выругавшись, дракон капитулировал: признать свою слабость, может, и позорно, но ещё больший позор мёрзнуть, когда есть тот, кто предлагает согреть. Тем более, что объятия эльфа ему определённо нравились, особенно когда тот прижался щекой к его щеке и быстро поцеловал за ухом. Чудесное ощущение. Тьфу ты, снова! — У тебя хоть одно платье есть, или ты в первый раз сегодня обернулась и ещё не знала, что девочка?
— В первый раз, — хмуро осмотрев свои маленькие женственные ладошки, Смауг спрятал их под камзол пленника и, издав очередной вздох, устремил взгляд на валявшуюся неподалёку, сверкавшую тысячами бриллиантов броню. В раскалывающейся голове роились целый рой вопросов и сонмы недоумений, однако превыше всего была обида — в далёком детстве мама в гнезде называла его сыном, а он, оказывается, дочка, да ещё и очень миниатюрная — ноги эльфа гораздо длиннее его… её? худеньких задних конечностей. И очень холодно без чешуи, а кожа стала такой чувствительной и тонкой, что дракон в первый раз в жизни понял, что значит быть голым… голой в крепких мужских объятиях. Нужно сказать, что было хоть и странно, но уютно и приятно. Интересно, что в этом люди неприличного находят? — А у тебя?
Глупый, конечно, вопрос, но кавардак в мыслях мешал говорить более существенные вещи.
— А я как родился, знал, что мальчик, у меня с этим проблем не было, слава Эру.
— Ты…?
— Леголас, — подсказал эльф, наматывая на палец длинную прядь вьющихся кольцами рыжих волос красавицы, которая была прекраснее, чем всё золото Арды вместе взятое и отцовские камушки впридачу.
— Я помню. Я другое хотел… ла… спросить. У тебя совесть есть?
Глава 6. Самая волшебная сказка, которую узнает Арда
— Я помню. Я другое хотел… ла… спросить. У тебя совесть есть?
— Совесть? … Разумеется! — разомкнув объятия, сын Трандуила подорвался с гобелена и принялся поспешно снимать с себя камзол, а затем и рубаху. — Только она мне жить не мешает.
— Вот же, балроги недушеные, а я было подумал…а…, что это и есть женский половой признак, — свернувшись клубком, подрагивая от холода, драконья дочь, всё ещё пытаясь смириться с тем, что никакой она не мальчик, с интересом рассматривала обнажённый мужской торс. — Ты что делаешь?
— У совести пола нет, но, как правило, у мужчин её гораздо меньше, чем у женщин. Так природой заложено, а как у вас, драконов, не знаю, — облачившись под разочарованное сопение красавицы в камзол на голое тело, Леголас протянул ей свою мягкую нательную рубаху. — Надевай, раз больше нечего.
— Что мне с ней делать? — попытавшись присесть, отчего едва не потеряла равновесие, Смауг крепко прижала к груди странное белое одеяние и удивлённо оглянулась через своё непривычно хрупкое белое, как молоко, плечо. — А где мой зад… то есть попа?
— На месте, — от восхищённо-жаркого взгляда голубых глаз принца засосало под ложечкой, и пришлось поспешно пытаться напялить полученную тряпку. — А вот хвоста нет, похоже, он весь ушёл в кудри. Тебе помочь?
— Помоги, — раздражение и неумелые попытки попасть руками в рукава довели до желания плеваться огнём и разорвать всё в клочья, но, разумеется, ничего подобного сделать не получилось, из горла вырвался лишь протяжный всхлип-рык. — Не получается! Как вы этим пользуетесь?
— Сейчас покажу, — присев рядом, Леголас принялся помогать ей надлежащим образом облачиться в рубашку, попутно без особого стеснения оглаживая девичье тело ладонями, за что, в конце-концов, заработал новый подозрительный взгляд, но ответил на него лишь лёгкой усмешкой. — Что-то не так, золотко? Ты ведь сама меня выбрала, теперь не отвертеться.
— Никто никого не выбирал! Мне просто нужна была сказка на ночь! — рычать хотелось всё сильнее и сильнее, а ещё объяснить, в каком замешательстве находится после постигших столь шокирующих открытий и обретения такого чёткого зрения, однако у эльфа, похоже, были совсем другие интересы. — Мне просто было скучно!
— Я же вчера говорил, что я и есть твоя самая лучшая сказка, — мягкая улыбка Леголаса не могла обмануть, уж слишком призывно он прикоснулся пальцами к её губам. — Моя Хвостатая сказочница, обещаю: теперь тебе точно никогда не будет скучно.
— Кто? — не пытаясь больше сдерживаться, Смауг цапнула его за палец, но, как нарочно, эльф даже не поморщился. Неужели совсем не больно? — Как ты меня назвал?
— Моя Хвостатая любительница сказок.
Хищно обозрев лицо эльфа, Смауг внезапно осознала, что на всё плевать огнём, лишь бы он не выпускал из своих сильных рук её по-человечески уязвимое, хрупкое, но такое чувствительное тело. И пусть ещё трудно признать в себе женскую сущность, однако это не отменяет того, что прикосновения пленника прятны, запах восхитительно будорожит кровь, а в золотистые волосы хочется зарыться носом и зажмурить глаза, чтобы отдохнуть от непривычно-чёткого зрения. Конечно, быть никчёмной слабой девицей далеко не мечта порядочного дракона, но если уж так вышло, то почему бы не получить удовольствие от компании такого пылкого принца? Не замуж же она за него собралась, в самом деле.
Тем временем, воспользовавшись её минутной слабостью растечься мыслью по древу, Леголас распахнул полы всё ещё не застёгнутой рубахи и, издав непонятный драконьему слуху томный вздох, приник губами к девичьей груди.
— Ты что! — она попыталась оттолкнуть его, но едва горячие губы сомкнулись на затвердевшем соске и, лаская, втянули его в рот, как желание сопротивляться тут же отпало. Прикосновения сбрендившего эльфа оказались настолько приятны, что осталось только притихнуть и получать удовольствие, от которого по венам тут же побежали восхитительные искорки, а внизу живота сладко заныло. Казалось, мозг, растаяв от нежности принца, совсем перестал связно мыслить, однако где-то, на краю сознания, всё же бился тревожный огонёк. Очень нехотя бился. — Остановись… тебе же нельзя…
— Это почему? — голубоглазый искуситель лишь на миг поднял на неё удивлённый взгляд, а затем, заключив притягательные груди в чашечки ладоней, снова начал осыпать их поцелуями. — Не вижу причин для отказа: тебе хорошо, мне тоже.
— Но… — тихо выдохнув, она запуталась пальцами в его волосах, притягивая ближе к себе, едва сдерживая стон удовольствия, когда снова начал ласкать сжавшиеся от холодного воздуха и его жарких поползновений соски. — Ты же сам говорил, что не можешь спариваться с теми, у кого это в первый раз, а то жениться придётся. Я, конечно, замуж не собираюсь, но всё же не знаю всех ваших эльфийских правил и…
— Я не собираюсь с тобой спариваться, — выругался, почти зарычал эльф и тут же прекратил сладкие терзания её груди, отчего в животе Смауг в миг разлились паника и разочарование. — Я собираюсь тебя любить. Это разные вещи. И жениться я на тебе тоже собираюсь, заруби себе это на носу.
— Нет! — не на шутку испугавшись, дракониха тут же попыталась вырваться из его ставших железными объятий, но слабость человеческого тела подвела снова — ничего не вышло. — Ты безумен?
— С чего ты взяла? — голос Леголаса стал вкрадчивым, теперь он нежно целовал её за ушком и, кажется, не собирался останавливаться. — Мы же прекрасная пара. Или я так тебе противен?
— Пара? — признавая своё поражение, Смауг подставила шейку его горячим губам, однако возразить всё же попыталась. — Ну какая мы пара? Я — дракон, который живёт в пещере, а ты — сын Трандуила, это же небо и земля, разве сам не видишь?
— Глупости, это самая волшебная сказка, которую узнает Арда.
— Я не женщина.
— Конечно, — подув в её ушко, эльф обвёл языком хрящик раковины, и от этого стало ещё жарче. — Ты — девушка, и мне это нравится. И я тебе нравлюсь.
— Нравишься, — не стала кривить душой Смауг, тем более, что проснувшаяся совесть этого бы не позволила. — Но сам подумай, что скажет твой отец, если увидит такую странную невесту?
— Решит, что я перепил здравура Радагаста.
— Вот видишь.
— А потом смирится, потому что знает, как трудно нынче эльфу найти невесту, а ты сама меня нашла.
— Я искала принцессу из сказки, а вовсе не похотливого принца, который с половиной Гондора и булочницей из Рохана спарился! — понимая, что закипает от жгучей ревности к неизвестным девицам человеческого происхождения, она попыталась взбрыкнуть и стукнуть своего пылкого пленника ногой, но внезапно поняла, что они поменялись местами, и теперь пленница она сама. В своей же собственной пещере. — Сейчас же убери от меня руки!
— Никогда, моё золотце. Никогда я этого не сделаю. И прекрати кусаться: воспитанные эльфийские принцессы так себя не ведут, — погрозив пальцем рыжеволосой красавице, которая, сверкая карими глазами, в третий раз попыталась цапнуть его за ладонь, Леголас прижался губами к её приоткрывшимся мягким губам, умело подчиняя своей воле и даря то удовольствие, которое ей так нравилось. — Ты меня выбрала, а я согласился, смирись, и нам обоим станет легче жить.
Оглушённая его лаской, отвечая на поцелуй, она кивнула и, мурлыкнув, как котёнок, обняла эльфа за шею. Как ни противно быть девицей, всё же есть минуты, когда это восхитительно, а всё, что восхитительно, драконы умеют беречь и уже никогда никому не отдадут свою прелесть. Даже, если для этого иногда нужно покидать уютную пещеру с грудами золота, учиться носить платья, заплетать косы и танцевать. Хуже, конечно, что в скором времени придётся выйти замуж и познакомиться с Владыкой Ласгалена, однако это тоже можно пережить и остаться в здравом уме и твёрдой памяти. Были бы на свете поцелуи, и всё наладится.