(продолжение. Предыдущая глава XXIХ - http://www.proza.ru/2020/02/07/905)
(Начало. Глава I - http://www.proza.ru/2020/01/01/1248)
Жажда мщения у помещика Луконина была столь велика, что, отъехав от хутора едва на сотню шагов, граф выхватил карабин и полуобернувшись в седле выстрелил в Селятина, смотревшему вслед кавалькаде. Пуля пролетела столь близко от головы следователя, что Нил Карпович невольно пригнулся. Стрелять в ответ из короткоствольного револьвера не было никакого смысла. Селятин только замысловато выругался по-французски и погрозил графу кулаком, как это сделал бы настоящий парижский гамен*(1).
Однако, разыгрывать сценки из парижской жизни оказалось опасно, так как луконинские казаки тоже схватились за ружья и дали нестройный залп по Селятину. Он едва успел броситься ничком под коляску германских дипломатов.
Война была объявлена, и у Селятина не осталось никаких сомнений, что сумасшедший граф и его лихие клевреты постараются вскоре вернуться с подмогой. Молодой следователь понимал, что Луконин, пойдет на все, чтобы завладеть артефактом, не остановится даже перед убийством и запросто может приказать перебить всех, кто находится сейчас на хуторе.
Едва разбойный помещик со своими людьми и пленниками скрылся под горой, Селятин поднялся на ноги и, попытавшись отряхнуть руками испачканный мундир, поднял целую тучу пыли. Неожиданно взгляд его упал на карабин, лежащий в пожелтевшей траве. Видимо, об оружии раненого казака все позабыли в суматохе. Селятин поднял его и стал любопытством разглядывать. Это оказался великолепный, почти новенький кавалерийский Ремингтон пятидесятого калибра*(2) с дорогой ложей из полированного кавказского ореха и вороненым стволом. Такое оружие оказалось весьма кстати, ибо сражаться против домашней армии Луконина с двумя револьверами, причем, один из которых пригоден только для ближнего боя, было бы весьма опрометчиво.
Селятин подумал, что у пленного казака, несомненно, есть и патроны к ремингтону, хотя вряд ли их у него окажется достаточно для серьезного дела. Однако, это все же лучше, чем ничего! Он подбросил карабин вверх, ловко поймал правой рукой, быстро покрутил ружьем в воздухе и поспешил во двор хутора, не забыв захлопнуть за собой дубовую дверь в воротах и закрыть ее на тяжелый стальной засов.
В сенях Верещагин и Глухов хлопотали над раненым. Зосим Петрович крепко держал пленного казака поперек туловища, пока Ерофей Поликарпович осматривал его плечо. Раненый уже пришел в себя, тихо стонал и едва слышно посылал доктору проклятья слабым голосом. Лицо казака было серым от невыносимой боли, он едва не терял сознание. На столе рядом с доктором лежали на чистой тряпице блестящие хирургические инструменты, стояли многочисленные склянки с медицинскими снадобьями и чугунок с целой кучей окровавленной корпии и бинтов.
- Что ты скулишь, как левретка, которой неловкая барыня случайно наступила на лапку! – выговаривал пациенту Глухов, осторожно ощупывая его плечо. - Будь мужиком!.. А ну-ка, не брыкайся!.. Вот так… Терпи, казак, терпи!.. Атаманом будешь!.. Здесь больно?.. А здесь?
- Ой-ой!.. Больно же!.. Чтоб ты сдох, костоправ, проклятый!
- Ну-ка, помолчи-ка, анчутка беспятый*(3), не то пришью тебе язык к подбородку суровыми нитками… Будешь только мычать, как телок, пока я тебя пользую… А вот не надо было хвататься за ружье, разбойник! Хотя… Хотя, желание пристрелить Зосима Петровича и у меня возникает постоянно… Руки так и чешутся… Вполне тебя понимаю!
- Но-но! А руки у тебя не коротки ли для этого дела, старая перечница! – посмеивался помощник следователя.
- Попадешь ко мне в руки когда-нибудь – узнаешь, нехристь!..
- Типун тебе на язык, Авиценна хренов!
- Между прочим, циркач, я не так стар, как тебе бы этого хотелось…
Занятые своим делом они заметили Селятина не сразу.
- А где у молодца нательный крест? – спросил следователь, с любопытством рассматривая могучий торс пленного с великолепно развитыми мышцами. – Потерялся или вы сняли?
- Никакого креста у него и не было, Нил Карпович… Нехристь он! – ответил Глухов.
- Что?.. Как так?.. Не православный разве?
- Так точно! Не православный, не христианин даже… Язычником оказался ваш крестник, Нил Карпович… С ним надо держать ухо востро!.. Недавно только затих - увял от раны, а то все грозился, стращал нас ужасными карами от Перуна и Чернобога… Перебрал в проклятьях кажется весь сонм дохристианских богов древней Руси… – пояснил Верещагин. – Да тише ты, кощеево семя! – прикрикнул он на пленного, рванувшегося было из его железных объятий.
- Надо же, никак не ожидал!.. Допросить бы его…
- Сейчас никак невозможно-с, господин следователь! Сильно плох, вражина. Жар у него…
- Что, худо дело?.. Рана серьезная? – спросил Селятин.
Доктор выпрямился и в раздумье пожевал губами. – Ну, как вам сказать, Нил Карпович… Дело, конечно, дрянь, сажу откровенно, но… но сделаю все, что можно… Пуля застряла в плечевом суставе. Кости, несомненно, повреждены. Задета или даже перебита артерия. В рану попала пыль, частицы одежды и, что вполне естественно, в изобилии микробы и опасные бактерии, как это всегда происходит при подобных ранениях. Вполне возможен сепсис… М-да… Скажу сразу, в таких случаях практически неизбежно нагноение и последующий антонов огонь… Гангрена, то бишь… Необходима немедленная операция! Иначе… Труба дело, как вы понимаете!
- Так делайте, Ерофей Поликарпович! Что вам для этого нужно?
- У меня нет ни хлороформа, ни эфира. Больной потерял изрядно крови, боюсь, он может умереть от болевого шока во время операции…
- Что можно сделать в такой ситуации, доктор?
- Использовать какие-нибудь подручные средства…
- Какие, например?
- Например, напоить больного до мертвецки пьяного состояния.
- Ну, за этим дело не станет! У господина Верещагина есть бутыль с самогоном.
- Уже нет. Я у него спрашивал.
- Что такое?
- Нил Карпович, я её нечаянно уже опустошил… даже не заметил как… - повинился Верещагин.
- Вот черт! Не может быть!
- Так получилось, Нил Карпович... - смущенно развел руками Верещагин.
- Вы хотите сказать, что за такой короткий промежуток времени сумели осилить это неимоверное количества крепчайшего напитка? Немыслимо, это же целая четверть!
- Ну и что? Четверть - не бочка, это не так много, если в охотку и не сразу...
- Вы слишком много пьете, Зосим Петрович!
- Виноват, господин коллежский асессор... Между прочим, я у доктора вместительную бутыль заметил. Она у него в сумке лежит. Сдается мне, что там... - начал было Верещагин, хитро улыбаясь.
- В ней святая вода, пьяница ты этакий! Церковный староста дал!
- А-а-а! - разочарованно протянул Зосим Петрович. - А я-то подумал, что в ней что-то путное булькает...
Доктор махнул на него рукой: - Ты, наверное, уже забыл, когда последний раз воду пил... Ну, раз крепких напитков нет - можно применить примитивный рауш-наркоз.
- А это что такое? С чем его едят?
- О, это весьма простая и дешевая штука! На темечко человеку кладут доску, а потом бьют по ней тяжелым молотком или обухом топора…
- Так ведь можно и убить!
- Бывает… – согласился доктор. Однако, если знать, где бить, соблюдать известную осторожность и не… не злоупотреблять силушкой, то вполне можно отключить больного на какое-то время и сделать необходимое вмешательство в его организме.
- Хм-м!.. Полагаю, тут может помочь сам Зосим Петрович. Тем более, у него, кажется, к вашему клиенту есть легкая неприязнь, после того, как ваш будущий пациент едва не разнес ему голову из ружья…
- Погладить этого ряженого обухом? Да с превеликим удовольствием, Нил Карпович! Буду рад услужить нашему домашнему Гиппократу. Как говаривал любимый отечественными либералами грибоедовский Чацкий: - Служить бы рад, прислуживаться – тоже!*(4)
Доктор наклонился к раненому и похлопал его по щекам: - Эй, болезный! Очнись, слушай меня! Операцию надо делать, иначе сдохнешь! Понял?
Казак с трудом разлепил покрытые смертельной синевой веки: - Делай что хошь, злыдень… Все одно мне не жить… Режь!.. Чтоб тебя гневом вседержителя Перуна - творца всего сущего и отца нашего небесного… прибило…сожгло молнией и громом разнесло…
- Тащи из сарая доску и топор, Зосим Петрович! – приказал Глухов. – Лечить будем, паразита!
- Сейчас, Ерофей Поликарпович! Я мигом, только охолонусь маленько… А не то… Не ровен час, не совладаю с соблазном, не сдержусь и вобью его дубовую голову в его же глубокую задницу… ненароком!...
ПРИМЕЧАНИЯ:
гамен*(1) - уличный мальчишка
пятидесятого калибра*(2) - 12.7 мм
анчутка беспятый*(3) - бес, которому волки откусили пятку. Зловредный полевой дух, демон в мифологии и народном христианстве славян.
Служить бы рад, прислуживаться – тоже!*(4) - Верещагин ерничает, в оригинале пьесы А.Грибоедова «Горе от ума» - «Служить бы рад – прислуживаться тошно!»
(продолжение следует. Глава XXХI - http://www.proza.ru/2020/02/24/402)