Посвящаю Марине М.. автору замечательных очерков о Владикавказе...
Утром я выхожу на балкон и с тоской смотрю на черные тучи, плотно закрывшие небо, еще вчера бывшее бескрайним и чистым.
Идет нудный, холодный дождь, и его прозрачные дрожащие капли висят на бельевой проволоке, как слезы мировой скорби.
И мне сразу вспоминается мой родной город, Владикавказ…
Я почему-то уверен, что там такая же погода, как и у нас… Так же идет дождь, а, может быть, и мокрый снег, который, упав на землю, тут же превращается в слякоть…
На центральном проспекте малолюдно и тихо. Лишь иногда прогремит редкий трамвай, а из окошка старинного особняка с балкончиком раздаётся нестройная музыка: кто-то разучивает пьесу Бетховена «К Элизе», и мне хочется представить: кто?
В моем воображении возникает красивая черноволосая девушка в белом платье с короткими рукавами. В комнате жарко натоплено, поэтому она открыла окно и сняла шерстяную кофточку, небрежно бросив её на крышку рояля.
Музыка никак не даётся ей, и она, уставшая и разгоряченная, выходит на живописный балкончик с вычурным ограждением. А внизу по тротуару идет нахохлившийся юноша в плаще с поднятым капюшоном. В одной руке у него букет цветов, а в другой – большой и красивый торт. Увидев девушку на балконе, он кричит ей:
- Красавица, не надо умирать! Разве тебе не холодно? Февраль на дворе, а ты оделась, как будто это лето.
Девушке хочется улыбнуться от такой заботы о её здоровье, но она еще помнит, что ей надо выучить пьесу Бетховена к завтрашнему экзамену, и отвечает юноше неприветливо и строго:
- Иди, куда шел, и не кричи на весь проспект, мерзляк!
Но от этих слов юноше становится почему-то очень весело, и он со смехом кидает ей на балкон свой роскошный букет. Девушка ловит его на лету и, наконец-то, улыбается…
Молодой человек продолжает свой путь, размахивая тортом, а она скрывается в комнате, откуда вскоре вновь раздаются звуки музыки. По-моему, теперь у нее получается лучше…
А я прохожу дальше и сворачиваю к парку по улице Горького. На ней пахнет горячим хлебом и сдобными булочками. Сквозь огромные витрины какого-то магазина, я вижу женщин и мужчин в белых колпаках, которые месят тесто и о чем-то спорят. Мне хочется зайти туда и согреться чашечкой кофе с булочкой, но я слышу, как совсем рядом шумит Терек, и спешу к нему.
В парке у реки пустынно и сумрачно. Лебеди на пруду скучают и прячут головы под крылья: их некому покормить и насладиться чудной лебединой красотой .
Терек, как всегда шумен, но уныл. Даже на его крутых волнах видна рябь от возобновившегося дождя, которая совсем его не красит.
Смотрю вверх по его течению в надежде увидеть недалёкие горы. Но – увы! – они скрыты плотной пеленой облаков.
В холле гостиницы «Владикавказ», ставшей моим вторым домом, неприютно и холодно. Красивые девушки за стойкой кутаются в шерстяные платки, накинутые поверх униформы. Они узнают меня, улыбаясь издалека:
- Вы, дедушка, снова к нам!
- А куда мне ещё? Где я могу еще увидеть с балкона, Терек, старую мечеть, и услышать вечерний зов муэдзина с её башни? Где можно пройти через пешеходный мостик и очутиться на выставке осетинских художников, сплошь талантливых и неповторимых?
Я поднимаюсь на лифте на третий этаж, бросаю сумку на пол прихожей и ухожу, потому что очень спешу: мне надо побывать сегодня во многих местах, которые, я надеюсь, еще помнят меня.
Ожидание трамвая – это тоже состояние души. Помните, как пел Булат: «Твои пассажиры - матросы твои - приходят на помощь»? Правда, это была песня про полночный троллейбус, но какая разница?
Трамвай виден издалека, от самой площади. Через пять минут он подойдет к остановке, приветливо пыхнет воздухом из-под колес и отворит тебе двери.
Я зайду в вагон, и немногочисленные пассажиры обернутся и скажут мне добрыми глазами: «Здравствуй, старик! А мы тебя помним…»
Ко мне подойдет пожилая кондуктор, и я достану из кошелька тщательно завернутые в бумажку три копейки выпуска 1961-го года, случайно найденные мной в старом пиджаке.
Я протяну их кондуктору, ожидая скандала, который сейчас должен обязательно разразиться. Я даже слышу, как она закричит: «Ты что, издеваешься надо мной или вообще сумасшедший?!».
Но женщина неожиданно улыбнется мне, поняв, почему я это сделал. Она оторвет мне билет стоимостью пятнадцать рублей, а монету вернет обратно: «Возьми, дедушка, она тебе еще пригодится. Когда захочешь еще раз молодость вспомнить…».
Трамвай повернет с проспекта на улицу Кирова, и я увижу там Дом пионеров, где занимался в кружке мотоциклистов, а напротив - Детский парк, куда мы бегали развлекаться на допотопных качелях и каруселях.
Потом мы проедем вокзал, единственное место в городе, где сейчас людно и суетливо, несмотря на мерзкую погоду. Человеку надо ехать всегда и всюду, и об этом нам напоминают орущие репродукторы, извещаюшие об отправлении поезда Владикавказ – Москва, назойливые таксисты, заглядывающие даже в наш вагон и предлагающие «ехать дальше дёшево и с комфортом», и ряды некогда белых маршруток, которые могут доставить тебя в любой уголок Осетии.
Я сойду на остановке «Улица Титова», прямо у моей родной школы №6. Под дождем её старинное двухэтажное здание кажется неприветливым и хмурым. В огромных окнах отражается серое небо и убогая реклама магазинчиков на противоположной стороне улицы.
- Ну что, старушка? – спрошу я её. – Ты меня помнишь?
- Я всех своих учеников помню, до одного, - ответит мне школа голосом моей первой учительницы Екатерины Дмитриевны. – Особенно вас, послевоенных. С кусочками черного хлеба в карманах, который вы ели, прячась под лестницей. Вы боялись, что его отберет у вас шпана, которой в нашем районе было больше, чем в других… А тебя я запомнила, потому что ты пришел в первый класс в заштопанной армейской гимнастерке с чужого плеча и в узбекской тюбетейке на голове.
- Мы с мамой вернулись тогда «с войны», как говорили все фронтовики. Она была медсестрой в госпитале, а я «сыном полка», потому что все наши родственники жили на оккупированной территории. И у нас не было другой одежды, кроме военной формы. А тюбетейку подарил мне в поезде солдат – узбек, возвращавшийся домой после Победы… Прощай, родная школа…
- Еще свидимся, Бог даст…
Я пройду по улице Титова (бывшей Госпитальной) до клуба Декабристов, где сейчас находится кукольный театр «Саби», и поверну налево, на улицу Ростовскую…
На ней стоит дом, в котором я жил…
Здесь все осталось, как было… Только нет людей, которых я знал. Поэтому и дом, и двор, где он стоит, кажутся чужими…
У ворот, как всегда, огромная лужа, которую пешеходы обходят, чертыхаясь, по газону, на парадных ступеньках – зеленый мох…
«Неласково встречаешь ты меня, родной город, - подумаю я. – Но я всё равно люблю тебя. В любое время года, при любой погоде. Потому что ты один на белом свете, такой неповторимый и любимый…».
Вот такие «воспоминания о будущем» я пережил, стоя на балконе под дождем, который беспрестанно сыплется из черных туч, ползущих с Азовского моря…