Телогрейка

 
 - Слышь, Митька, телогреечку-то новую сыми! Вон старая в сенях висит, ее и надевай! - говорил старик, с упреком глядя на сына.

 Он бы хотел еще многое сказать. Про то, что не надо жену до слез и тоски доводить, ведь на ней весь дом, все хозяйство держится, и дети, и он  старый  тоже от нее зависит. А печаль-тоска  скольких людей извела, в болезнь загнала  и даже в смерть. Старик не раз видел, как Надя плачет, пока месит квашню с тестом. Слезы платочком утирает, а они так и текут, текут.

 Сын его Митька повадился по бабам ходить. Придет домой с работы, долго моется. Потом поест, наденет новую телогрейку - да и был таков. А ведь Надя ему пятерых детей нарожала. Их еще растить и растить. Ну что ты будешь делать!

 Раз  пришел старик в амбар, где сын чинил что-то, и говорит:
 - Ты,  Митрий,  чаво это паскудничашь, жену обижашь? Она разве плохая у тебя?
 - Бать, я... С чего ты взял? - Митька взглянул на отца и тут же отвел глаза.
 - Так ведь ты, как кобель, по бабам бегашь, а она все слезы точит.
 - Бать,  меня  просят  помочь по хозяйству.  Мужиков-то  раз, два - и обчелся, а дела-то мужицкие кто справит?

 - Дела, говоришь?  А в прошлом годе,  люди сказывали,  соседка наша, Танька рябая, родила. Говорят,  от тебя, - с горечью произнес старик.
 - Слушай ты их, они наговорят! Я просто заходил к ней  крышу чинить.
 - Крышу, говоришь? А  недавно  Шурка Евлампиева  плод вытравила. Чуть не померла. Говорят, тоже твоя работа, - насупил брови старик.

 - Бать,  не трави душу. Самому хреново. А жену я люблю и не брошу никогда, ты же знаешь.

 Старик вздохнул  и замолчал. В их деревне до войны мужиков много было. Парни дрались из-за девчат. А теперь на всю деревню два мужика да три старика, а бабенок, и с детьми, и одиноких, полным-полно. До войны  мало кто решался чужого мужика к себе заманивать. Да и к чему, когда у каждой мало-мальски  путной бабы свой муж  был. А теперь, как война мужиков повыбила, бабенки совсем стыд потеряли - норовят хоть как мужика заманить, не мытьем так катаньем.

 Митька прежде таким не был. Тихий, спокойный парень. На Наде по большой любви женился. А теперь то туда его тянут, то сюда. Конечно, и по хозяйству  помощь бабам требуется.  Как без мужика в деревне?  И дров напилить да наколоть, и крышу починить. Да мало ли их, дел-то. А кто будет делать? Вот они и уговаривают  зайти, приманивают по-всякому, в глаза с надеждой смотрят. Мужик  придет,  починит что, а  хозяйка и рада: к столу пригласит да  самогонки  нальет... А там, глядишь, и слетел  он  с тормозов.  Да только потом  мужик  домой возвращается, к жене, к детям, а бабы остаются никому не нужными.  Все война проклятая - всю жизнь поломала.

 Старик вздохнул и пошел к дому.
 - Эх, была бы моя Арина жива, она бы быстро порядок навела. Да только нет ее. В войну  надорвалася и померла. А мне теперь куда без ее? Скорей бы  смертынька  забрала меня к ей!
 Старик остановился, понурив голову. В его глазах блеснула слеза.

 - Деда, мамка  обедать зовет, - подбежал к старику белоголовый Ванюшка и доверчиво глянул на него снизу васильковыми глазами.
 - Иду, иду, - старик положил на голову внука заскорузлую коричневатую ладонь и ласково потрепал мальца по вихрам.
 - Хоть бы у них судьба  сложилась  лучше, чем у нас, - подумал он, провожая взглядом убегающего внука.

 Войдя в сени, старик увидел на стене новую телогрейку сына. Хотел было спрятать ее подальше. Да только разве в телогрейке дело?
 Вздохнул и открыл дверь в дом.