Свою врачебную практику я начинала со стажированной медицинской сестрой Марсиковой Ольгой Титовной. Ей было за пятьдесят; мне она казалась старейшиной.
Как часто бывает во взаимоотношениях начинающего врача и опытной медицинской сестры, поначалу Ольга Титовна пыталась доминировать. Кстати, я знаю немало случаев, когда хорошо воспитанные молодые доктора, подпадали под влияние, не обременённых особой щепетильностью, средних медицинских работников и не могли отказать последним, в не совсем законных, просьбах. И действительно, как же отказать коллеге, годящемуся тебе по возрасту в матери, она ведь плохому не научит. Как результат таких «доверительных» отношений – переход молодого врача на другой участок работы без объяснения окружающим их истинных причин.
Подавляющее большинство начинающих врачей в короткие сроки выстраивали со своими помощниками отношения, регламентированные правилами субординации.
Не была исключением из этого правила и я. Какое-то время внимательно выслушивала наставления старшего товарища, а потом изложила своё видение нашего дальнейшего сотрудничества. Ольга Титовна сразу приняла мои условия, где были чётко разграничены обязанности врача и медицинской сестры. И все последующие годы придерживалась обозначенных мною правил: заблаговременный приход на работу и подготовка кабинета к приёму, невмешательство в диалог врача и пациента, недопустимость в рабочее время посторонних разговоров и обсуждений. Только иногда, перед рабочим совещанием, Ольга Титовна говорила:
— Неля Гавриловна, сегодня нас будут ругать, у нас не посещён очаг гельминтоза по улице Разина.
Убеждена, что современные врачи не имеют понятия, что означает последняя фраза. Счастливые люди! В восьмидесятые годы прошлого столетия существовала целая система борьбы с глистными инвазиями. За давностью лет уже и не припомню, какая конкретно роль отводилась участковому врачу в этой, бескомпромиссной, борьбе.
Участковый врач или медсестра, с кратностью, установленной нормативными документами (в зависимости от нозологической формы возбудителя) посещали очаг гельминтоза. Медики проводили опрос лиц, контактировавших с инвазированным, и определяли необходимость лабораторного обследования их. Кабинеты инфекционных заболеваний организовывали диспансерное наблюдение, как правило, за очагами аскаридоза, энтеробиоза и трихоцефалёза (гельминтозы – паразитарные заболевания, вызываемые гельминтами – глистами).
В республике, где поражённость населения гельминтозами в те годы составляла, по данным разных авторов, от семидесяти до девяноста процентов, эффективность такой работы, смею предположить, была «очень высока».
Сразу оговорюсь, что я ни в коем случае не ставлю под сомнение необходимость диспансерного наблюдения за лицами, переболевшими тяжёлыми гельминтозами: тениидозами, описторхозами, дифиллоботриозами и анкилостомидозами, здесь совершенно иная ситуация.
Так вот, когда на общей пятиминутке заместитель главного врача Барановичской центральной городской больницы по поликлиническому разделу работы Алексей Евменович Бобров назвал номер терапевтического участка и лиц, повинных в «смертных грехах» – непосещении очагов гельминтозов, от стыда мне захотелось провалиться сквозь землю.
— Какой позор! В первый же год работы так плохо зарекомендовать себя! – подумала я, услышав свою фамилию.
Как оказалось, подобные чувства испытывали почти все начинающие врачи. Татьяна Владимировна Стецко, впоследствии заместитель главного врача Барановичского районного территориального медицинского объединения, с её слов, оказавшаяся в аналогичном положении через два года, также испытывала угрызения совести по поводу «халатного» отношения к служебным обязанностям.
Думаю, что это испытание я перенесла гораздо легче, чем мой будущий заместитель: ещё на первом курсе мединститута мне пришлось пройти подобную школу «молодого бойца».
На экзамене по истории Коммунистической партии Советского Союза я достаточно бойко ответила на все вопросы билета. Экзаменатору захотелось убедиться: всё-таки хорошо или отлично? Дополнительный вопрос: когда состоялся такой-то съезд Российской социал-демократической рабочей партии, должен был решить судьбу экзаменуемой. Назвав год, я ждала оценки своих знаний. Экзаменатор, Валентина Павловна Гурбо, выжидательно смотрела на меня.
— «А какого числа и месяца?» – первая не выдержала преподаватель.
«Молчанье было ей ответом» – сказал бы классик и был бы прав: я действительно не помнила даты, в чём и призналась честно.
Глубочайшее разочарование было написано на лице члена КПСС, возможно, довоенных или послевоенных лет вступления в ряды партийцев. Просмотрев мою зачётную книжку, с выражением сказала:
— Хорошо, поставлю Вам пятёрку, у Вас отличная зачётка!
И, сделав театральную паузу, с сомнением добавила:
— Может быть, из Вас когда-нибудь и получится хороший доктор!
Вот с таким грузом своей возможной профессиональной непригодности я и продолжала обучение в медицинском институте.
Забегая вперёд, отмечу, что Валентина Павловна Гурбо, предвидела моё сомнительное политическое будущее. В августе 1987 года меня назначили заместителем главного врача Барановичской городской больницы по экспертизе временной нетрудоспособности. Будучи беспартийной, очень ждала предложения о вступлении в КПСС. Выросшая в семье убеждённого коммуниста-ленинца, Лукашевича Гавриила Корнеевича, я искренне считала политику коммунистической партии единственно правильной. К тому же, членами единственной в стране партии, уже были мои сёстры и их мужья, мой брат, да и вообще все достойные граждане Советского Союза. И этой элитной компании явно недоставало меня.
Тем не менее, предложения пополнить ряды борцов за наше светлое будущее от партийного лидера городской больницы всё не поступало. Мне уже вручили значок «Ударник Коммунистического труда», я и в объединённом хоре медицинских работников пела, и общественной работой занималась, и на партийных собраниях выступала и всё – безрезультатно.
Было очень обидно, когда, по окончании открытого партийного собрания (присутствие заместителей главного врача и руководителей структурных подразделений было обязательным), председательствующий произносил заученную фразу:
— «Членов партии я прошу остаться, остальные – на рабочие места!»
Честно говоря, даже и не знаю, что меня больше огорчало: исключение из рядов партийцев или принадлежность к категории – «остальные».
К счастью, это раздвоение личности продолжалось недолго. Генеральный секретарь Центрального Комитета КПСС Горбачёв Михаил Сергеевич в 1988 году возглавил ещё и Верховный Совет СССР. Вот это «совмещение профессий», так приветствуемое в медицинской среде, послужило отправной точкой в пересмотре моего политического мировоззрения. К 1988 году население страны вдоволь «наелось» «перестройкой, новым мЫшлением, консенсусом, сухим законом и демократическими свободами».
Многочасовые славословия «перестройке» первых лиц страны, транслируемые всеми средствами массовой информации, набили оскомину и ничего, кроме раздражения, у советских людей не вызывали. Тем более, что новая политика, проводимая государством, давала зримые результаты – полное отсутствие товаров народного потребления в торговой сети.
По этой причине, высочайшее решение сосредоточить управление государством в одних руках, объединив две ветви власти, вызвало у меня, как и у многих моих современников, неприятие и отторжение.
— «С этой партией мне не по пути», – подумала я, почти дословно повторив неизвестные мне в ту пору слова отца, коммуниста с тридцатилетним стажем.
В своей книге «Пока мы живы…» моя сестра Татьяна Гавриловна Цыркунова так описывает это событие.
«У него (отца – Н.Ф.) было обострённое чувство справедливости, до всего ему было дело. Высокую общественную активность он пронёс через всю свою долгую жизнь. Членом КПСС отец стал в годы Великой Отечественной войны; более тридцати лет был активным членом КПСС. Как любой здравомыслящий человек, отец изнутри видел все негативные стороны партийной жизни. Он не мог смириться с безобразием, которое творилось в компартии в те годы. Намного раньше Б. Н. Ельцина, а именно 3 апреля 1974 года, мой отец положил свой партбилет на стол райкома партии, так как понял, что с этой организацией ему не по пути. Кто-то из его друзей пошутил по этому поводу:
— «Вот и наступил твой политический расстрел!»
Отец ответил:
— «Это не мой политический расстрел, это начало конца организации, которая сама себя изжила!»
Как показало время, мой отец в этом случае был абсолютно прав».
В силу известных обстоятельств нас, детей, отец в эти перипетии не посвящал; мы прошли все ступени школьной «партийной иерархии»: октябрёнок, пионер, комсомолец.
Приняв решение дистанцироваться от самой справедливой и прогрессивной партии мира, сразу же прочувствовала правоту сентенции Александра Сергеевича Пушкина из романа в стихах «Евгений Онегин».
— «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…» – утверждал классик.
Такая, ранее недосягаемая для меня коммунистическая партия, сама начала проявлять повышенный интерес к моей скромной особе. Секретарь партийной организации городской больницы, едва завидев меня, предлагал быстренько готовить документы для вступления в члены КПСС, обещая рекомендации самых влиятельных лиц лечебного учреждения. Я отказывалась, поначалу деликатно мотивируя отказ
семейными обстоятельствами: наличием ребёнка ясельного возраста, разъездным характером работы мужа, отсутствием в городе бабушек-дедушек и т.д. После очередного неэффективного диалога со мной, секретарь парторганизации, раздражённо заявил:
— Заместитель главного врача не может быть беспартийным!
Ответ последовал незамедлительно:
— А назначению на эту должность моя беспартийность не мешала?
Ещё пару месяцев происходили наши вялые переговоры, каждый раз я находила очередные неубедительные причины, иногда из категории «Нарочно не придумаешь». Не предполагала, что одна из них прозвучит на годовом итоговом собрании городской больницы в присутствии представителя горкома партии. На вопрос второго секретаря: «Почему так медленно пополняются ряды коммунистов городской больницы?» – секретарь парторганизации Ромашко Георгий Александрович ответил:
— Я многим предлагал, никто не хочет.
Секретарь горкома не могла допустить такой профанации партии и, стараясь выиграть время для подготовки гневной речи, поинтересовалась:
— А кому конкретно Вы предлагали?
Заместители главного врача и «другие официальные лица» располагались в первых рядах аудитории; взгляд партийного лидера выявил моё присутствие.
– А вот, например, Фурс!
– И что она ответила?
– Она ответила, что муж ей сказал – или я, или партия!
– И что?
– Она выбрала мужа!
Последняя фраза утонула в гомерическом хохоте. Заведующий оториноларингологическим отделением больницы, Сергель Ярослав Иванович, вполголоса прокомментировал:
— Да, в чувстве юмора Фурс не откажешь!
Так что во всех анкетах я абсолютно честно могу писать: «Не была, не участвовала, не привлекалась, не состояла».
Фамилия стойкого ленинца Гурбо В.П. совсем недавно прозвучала и в воспоминаниях о студенческих годах моей сестры Татьяны, также выпускницы Витебского государственного ордена Дружбы народов медицинского института. Первое занятие по истории коммунистической партии преподаватель начала со знакомства с группой будущих провизоров. Дойдя до фамилии студента Гобергрупп, Валентина Павловна, хорошо поставленным голосом, произнесла: «Группенфюрер Борис».
В семидесятые, да и восьмидесятые годы прошлого столетия такая вольность могла дорого стоить. Один из моих любимых авторов современности, Игорь Губерман, выражаясь жаргонным языком, в те годы «мотал срок» за несогласие сотрудничать с компетентными органами: «стучать» (доносить) на своих друзей. А после отказа Игоря Мироновича дать подписку о неразглашении содержания разговора, имевшего место в «органах», «вскоре состоялся, шитый белыми нитками процесс», со всеми вытекающими последствиями.
В самом начале моей трудовой деятельности я и не предполагала о существовании в нашей стране «параллельных миров». Полученные воспитание и образование убедили меня в том, что Советский Союз – оплот мира и дружбы народов; что социалистический строй – самый прогрессивный и демократичный; что – великое счастье – родиться и жить в нашей стране.
В ноябре 1982 года, в день похорон Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, весь коллектив Барановичской городской поликлиники №1 высыпал на улицу. Под неумолчный рёв заводских гудков люди тихонечко переговаривались, кое-кто всплакнул; всех объединяло чувство невосполнимой потери и тревоги за будущее: как страны, так и своё. Возвратившиеся в поликлинику медики ещё долго не могли настроиться на рабочий лад. Общий фон тревожного настроения поддерживали и немногочисленные скорбящие пациенты:
— Что-то теперь будет? Хоть бы не было войны!
Исподволь в моём сознании происходила «переоценка ценностей», и только в девяностые годы всё стало на свои места: «параллельные миры» пересеклись. «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Исаевича Солженицына, роман «Чёрная свеча» Леонида Васильевича Мончинского и Владимира Семёновича Высоцкого; значительно позже «Прогулки вокруг барака» Игоря Мироновича Губермана и другие литературно-художественные издания подобной направленности внесли ясность в моё, прокоммунистическое, сознание.
Оказалось, что в нашем самом гуманном в мире обществе, достигшем высоких производственных показателей, успехов в науке, медицине, спорте и т.д., была и другая жизнь, неведомая большинству граждан Советского Союза. «Немирно» сосуществовали красочные праздничные демонстрации, съезды КПСС с неизменным партийно-советским лозунгом: «Одобряем!» и немногочисленная группа людей, отстаивавших взгляды, кардинально расходившиеся с общепринятыми установками.
Незавидной была их судьба: диссиденты подвергались гонениям, преследованиям и репрессиям со стороны официальных властей. К слову сказать, главный герой названного выше романа «Чёрная свеча» был отправлен в места, не столь отдалённые за привоз из-за границы книг, запрещённых в то время авторов, Сергея Есенина и Бориса Пастернака.
Такое длительное отступление от основной темы вызвано необходимостью объяснить возможные последствия для преподавателя такого «ляпа». В случае с группенфюрером (соответствовало званию генерал-лейтенанта вермахта) дело закончилось «проработкой» ветерана Коммунистической партии в областном её комитете и наложением административного взыскания. Однако, эту группу студентов-первокурсников, Гурбо В.П. невзлюбила: на экзамене по истории КПСС никто не получил отметки «отлично».
Не предполагала тогда Валентина Павловна, незаслуженно оценив знания моей сестры Татьяны на «хорошо», вместо заслуженного – «отлично», что существует генетическая память.
Летом 2018 года у четы Цыркуновых гостила семья их младшего сына Артёма, преподавателя Гарвардского университета США. В плотном графике своего короткого пребывания в Беларуси семья племянника выкроила время для посещения нашего семейного гнезда в Телеханах. Программа пребывания была чрезвычайно насыщенной: посещение уникальных белорусских озёр и лесов, участие в посвящённом 465-летию населенного пункта ежегодном празднике «Телеханский бечевник»; бесконечные разговоры об условиях жизни, работы и отдыха молодой семьи в США.
Поскольку большинство участвовавших в беседе – медики, то речь шла преимущественно о государственном устройстве здравоохранения Соединённых штатов.
В американской медицине работает налаженная система контроля качества оказываемых медицинских услуг. Права пациента и его взаимоотношения с врачом регламентируются основательной законодательной базой. В случаях врачебных ошибок пациентам предоставляются услуги адвокатов, которые в суде добиваются крупной материальной компенсации. Кроме того – американская медицина – это бизнес, и довольно прибыльный. И, вместе с тем, вкладывая огромные средства в различные исследования и проекты, спонсоры не ждут немедленного прикладного применения полученных результатов. Со слов племянника, в ряде медицинских клиник размещены мемориальные доски с указанием фамилий меценатов; некоторым из них присваиваются Почётные звания сотрудников учреждений медицинского образования или клиник.
В один из дней наш разговор с Артёмом был прерван вмешательством извне. Возвратившись, нашла племянника за чтением изрядно потрёпанной книги в картонном переплёте и, под благовидным предлогом, удалилась. Когда же молодёжь уехала по каким-то делам, я взяла в руки, оставленное на видном месте, издание. На обложке значилось:
ИСТОРИЯ
ВСЕСОЮЗНОЙ
КОММУНИСТИЧЕСКОЙ
ПАРТИИ
БОЛЬШЕВИКОВ
Краткий курс
*
Под редакцией комиссии ЦК ВКП (б)
*
Одобрен ЦК ВКП (б). 1938 год
В самом низу обложки:
ОГИЗ
Государственное издательство
политической литературы
1945 год
Книга объёмом триста пятьдесят страниц и стоимостью пять рублей была издана тиражом десять миллионов экземпляров. В самом верху титульного листа, красивым почерком моей мамы, было написано «Кудряшовой Анны Евдокимовны».
Вот это издание последнего военного года в свободное от активного отдыха время изучал преподаватель Гарвардского университета Артём Цыркунов. Увидев племянника с раскрытой книгой, спросила:
– Тебе это интересно?
– Конечно же, интересно!
– А политическая ангажированность авторов?
– Ну, в мои-то годы нетрудно отделить зёрна от плевел!
При упоминании о возрасте мне сразу же вспомнилось выражение древнеримского политического деятеля, оратора и философа Марка Туллия Цицерона:
— «Не знать историю – значит всегда быть ребёнком». И подумала:
— Да, быстро растут дети. Уже мы у них учимся!
Я предложила Артёму, если не успеет прочитать, взять книгу с собой. Деликатно отказавшись: «Нет-нет, тётя Неля, пусть это раритетное издание храниться в нашей семейной библиотеке», продолжил чтение.
Спустя некоторое время Артём отзвонился родителям о благополучном прибытии в Америку. Имея богатейшее воображение, я моментально представила, что при проведении таможенного досмотра в багаже племянника обнаружили бы вышеупомянутую книгу. Вряд ли работники американской таможни дифференцируют россиян и белорусов: и тут рашен, и там рашен. Логика мытника: мало того, что эти русские «вмешались» в выборы сорок пятого президента США, так они ещё занимаются и «экспортом революции» в самую демократичную страну мира. Представляю себе масштабы возможного международного скандала, если бы не дальновидность, выражаясь словами героини трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов», «не мальчика, но мужа», Артёма.
Читатель, надеюсь, простит мне гротескное изложение возможного развития вышеописанных событий. Это я так долго подбиралась к заявлению, что, совершенно напрасно, нас с сестрой «обижали» на кафедре истории КПСС. И в самом деле: в голодные военные годы мама, студентка лесотехнического техникума, «выкроила» пять рублей на приобретение книги; вместе с небогатым «скарбом», перевезла из Тулы к месту своего распределения, в Телеханы и хранила до самой смерти. А внук, очень любивший бабушку, из огромной домашней библиотеки, выбрал именно эту книгу!
Разве этот факт – не веское доказательство наличия родовой, генетической, памяти?