Выходные нужны, чтобы позволить себе валяться в кровати, наслаждаясь тем, что никуда не надо идти. Но и залеживаться не стоит, пятидневка отнимает много времени, поэтому дела, не относящиеся к работе, люди вынуждены делать именно в выходные. Вот так всю жизнь и крутишься в колесе, не останавливаясь, и убеждаешь себя, что это жизненная необходимость.
Лиза проснулась около десяти, это было комфортное время, и пошла по этапу «Пробуждение», добравшись через добрых полчаса до завтрака. Неторопливо пережевывая овсяные хлопья, она смотрела в окно, где автомобили, покрытые слоем грязи, спешили по своим делам. Конец февраля нарядился в черный цвет, смахнув с себя снег, и торопился встретиться с весной. Мокрый асфальт на стыке с темной землей, обнаженные деревья создавали удручающую картину: уже не зима с ее белизной, но еще и не весна, зеленеющая листвой отовсюду. Погода навевала на Лизу хандру.
Девушка перебралась в комнату и открыла новостную ленту в социальной сети. Одна из знакомых опубликовала фотографию с метрикой на руке. И сразу же куча подписей с пожеланиями и добрыми словами.
- Катька родила, - сказала Лиза, читая хвалебные комментарии. – Второй мальчик. – Она закрыла новость и отодвинула ноутбук. Наверное, нужно присоединиться к поздравлениям под фото, но желания не наблюдалось. Подруга хотела поделиться с окружающими, она кричала на весь мир своей фотографией, как счастлива, и ей были важны пара слов. Пара слов. Лиза была на них скупа. Радости она не испытала, нет, еще одно напоминание о своей никчемности. Уже полжизни за плечами, а вспомнить нечего. Ее это сильно раздражало. Она не хотела зла никому, но и изображать показную радость не собиралась. У нее нет этой радости. И счастливые люди ее бесили.
Встреча с подругами в кафе заканчивалась противным осадком, который заливался алкоголем, когда она оставалась одна. Некогда общие интересы ушли, сменившись приоритетами взрослой жизни. Подруги умилялись своим детям, рассказывая идиотские истории про «Ванечку и лимон» и «Как Вика рисовала каракули». У Лизы был иммунитет, она скучала, запивая болтовню «Пина Колада». Когда внимание переключалось на нее, сказать было нечего. Работа библиотекаря весельем не отличалась, стрелы Амура в нее не попадали, непорочное зачатие не грозило, а поездки в родное село недалеко от города приключением назвать было сложно. Серый лабиринт, в котором есть только одно колесо.
- Думаешь, я - плохой человек? – Лиза вытащила сигарету из пачки и затянулась. Выпущенный дым поднялся к потолку и растаял. Немного помолчала. – У Насти пятеро, сидит дома и рожает, как пулемет. У всех дети, а я одна среди них – белая ворона. Да у меня даже мужчины нет! – Лиза фыркнула и стряхнула пепел. - Бесят они меня все, понимаешь? Выставят свои дурацкие фотографии. Посмотрите, я в Турции, завидуйте, у меня новая квартира, поздравляйте, у нас прибавление. А я-то чему радоваться должна? – Лиза докурила сигарету и взялась за вторую. – Ни работы нормальной, ни отношений, ни детей, да чего уж там, секс и тот, как икра – по праздникам. – Девушка встала и прошлась по комнате. - Думаешь, что у меня черные мысли? Что все мое нутро грязное, а душа темная? – Лиза взяла с комода черно-белую фотографию отца и снова затянулась. – Темная, - сказала она хрипло. – А ты не удивляйся, каков отец, такая дочь. – Лиза выпустила струю дыма на фотографию.
Отца своего она не видела с двенадцати лет, он пил, поднимал руку на мать и искал любви у особей женского пола. Находил, месяцами его не было дома, потом возвращался, и мать его принимала. То ли любила, то ли жалела, Лиза не задавалась этим вопросом. А потом он не вернулся. Одни говорили, что уехал в соседнее село и живет там с очередной дамой сердца, другие рассказывали, будто заблудился в лесу, и его так и не нашли. Лиза с тех пор отца не видела, и большой разницы не почувствовала. С детства разговаривала с его фотографией, предпочитая ее вечно пьяному оригиналу. На нее смотрел двадцатилетний привлекательный юноша с легкой улыбкой на лице, и Лизе нравилась куда больше эта молчаливая копия, готовая выслушать в любой момент.
Список дел на субботу начинался с «Набросать иллюстрации к сказке» и заканчивался банальной «Уборкой». Рисунки она обещала уже давно одной знакомой, кропающей детскую литературу. Книжки были посредственные, как считала Лиза, хотя в них сильно и не вчитывалась. Пробежалась поверхностно, чтобы понять, что требуется, и, как говорится, не зацепило. Может, дело в возрасте, на который была рассчитана сказка, Лизе было все равно. Но тянуть дальше некуда, два месяца, обещанные знакомой, затянулись на полгода. А тут еще и пришлось брать кредит там, где работает эта самая знакомая. Круг замкнулся.
Лиза достала имеющиеся краски, карандаши, бумагу и уселась за небольшим столиком перед телевизором, включив наугад канал. Звук был фоном, словно в доме она была не одна, а кто-то тихо разговаривал рядом. Она открыла сказку и пробежалась по тексту. Ёжик бродил по лесу в поисках друзей, когда прилетела космическая кружка.
- Какая банальщина, - цокнула Лиза. – И заворот мозгов. Космическая кружка – идиотизм.
Она отвлеклась на передачу о животных, где лев преследовал газель. Догнав, он прыгнул на нее сзади и повалил, перебрался к горлу, впился зубами в шею. Показали крупным планом морду в шрамах, песочные глаза смотрелись дико.
- Лучше бы про льва написала, - Лиза разговаривала сама с собой. Она пошла на кухню, сделала себе чай с лимоном, вернулась и вздохнула. И все-таки ёж.
Набросала на бумаге эскиз первой сцены, решила разукрасить.
- Чертовы карандаши, - выругалась Лиза, сломав очередной. – И что это за цвета вообще такие: недожелтый, полукрасный, еле-зеленый?
Лиза взяла темно-синий. На бумаге появилось ночное небо. Черный ёжик, темные деревья, серая трава. Может луна? Лиза обратилась к тексту, перечитала его. Ёжик бегал по лесу днем, с чего она взяла, что это было ночью? Просто Лиза любила темные цвета, безрадостные, как ее существование, в которых легче спрятаться, чтобы другим было тебя не так заметно.
Она откинулась на спинку дивана. Все невыносимо раздражало. Резкие подъемы и спады настроения, преследовавшие ее последнее время, угнетали. Она с энтузиазмом бралась за дело, но спустя пару минут понимала, что ей совершенно не хочется ничего. А порой руки даже не доходили до работы и скачок эйфории при мысли о каком-то действии, падал в пучину безразличия, а, иногда, и того ниже, в логово раздражения. И то, что раньше приносило удовольствие, теперь доставляло отвращение.
Телевизор погас. На подъезде висело объявление об отключении электричества, Лиза об этом совершенно забыла. Тишина легла на плечи, как огромный медведь, и Лизе стало еще тоскливее. Когда в детстве отключали свет, она садилась за фортепиано в своей комнате и играла. Вечерами ее сопровождала свечка, пристроившись на краю письменного стола, а на стене двигалась неспешно тень, покачиваясь в такт музыке.
Пианино из детства в нем и осталось, а место в новой обители Лизы заняло другое, отданное кем-то на интернетной барахолке. Оно стояло в углу одинокое, Лиза села за него. Пальцы легли на клавиши и пробежались по ним. Зазвучала приятная мажорная мелодия, позволяющая расслабиться, один из пальцев случайно задел черную клавишу, она прозвучала так резко, что Лиза остановилась. Она застыла, рассматривая музыкальную зебру. Все хотят жить по белым нотам, радоваться безоблачному небу и наслаждаться счастьем. Только вот нас повсюду окружает черное, вот как здесь, очень наглядный пример. Пальцы переместились на черные клавиши, и все вокруг погрузилось в минор. Лиза, продолжая играть, закрыла глаза.
Отношения с родной сестрой разорвались полгода назад, когда близкие друг другу женщины не смогли поделить одного мужчину, словно он был единственным на весь мир. Он познакомился с Лизой в кинотеатре, какое-то время жили вместе, собирались завести семью. Но период счастья длился недолго. Он ушел к ее сестре, которая ждала от него малыша.
Музыка стала громче и жалостнее, Лиза давила ноты так, словно пыталась передать им свою боль, набирающую обороты. Прошлое ходило за ней неотступно, накрывая все прозрачным темным платком, за которым сложно было рассмотреть настоящий мир.
Лиза выслушала все молча, без криков, и отпустила. Нельзя держать человека на жалости или упущенном счастье. Он ушел, даже не узнав, что Лиза в положении. Она не сказала никому. После звонка матери, которая умоляла ее не держать зла на беременную сестру, она решилась на серьезный шаг.
Телевизор включился, продолжая рассказывать о животных, но Лиза даже не заметила перемен. Она вгрызалась пальцами в клавиши, заставляя их рыдать за себя. Мыслями она была там, где в домашних халатах по обе стены сидели женщины. Одни были безразличны, другие погружены в себя, третьи весело болтали, ожидая своей очереди, чтобы потом, спустя несколько месяцев снова прийти сюда без зазрения совести. И сладкий вкус наркоза, разделивший ее жизнь на «до» и «после».
Слезы говорят о том, что человеку плохо. Но если их нет, это не значит, что душа не страдает, она может гибнуть в темноте мучительно, но тихо. И вслед за музыкой заревело тело, слезы мелкими дорожками текли вниз. Лиза плакала с закрытыми глазами, соединив огромное озеро души со слезными протоками.
Телефон завибрировал, оповещая о новом сообщении. Лиза открыла смс. «Я хочу жить дальше, давай все забудем. У тебя родилась племянница». Как маленькое семя, пробивающее асфальт, чтобы встретиться с солнцем, улыбка проявилась на лице девушки. Она подошла к окну, и улыбка стала более заметной. Белый робкий снег припорашивал черную грязную улицу.