Если просто смотреть на любую русскую деревню средней полосы, то никаких особых отличий непредвзятый взгляд не заметит. Архитектура, если можно так сказать, примерно одна и та же. Люди на улице одеты почти одинаково, дороги, тропинки, лужайки, серые заборы и тополя очень похожи. Даже пруды, покрытые летом ряской и оборудованные лавами для всех случаев жизни деревенской, очень похожи один на другой. Сирень, черемуха, рябина, калина и яблони посажены типично и цветут одинаково, украшая палисадники и пейзажи огородов со стоящими на них банями. Но это все внешне, снаружи. Если же видеть русскую деревню средней полосы изнутри, ощущать ее внутреннюю жизнь, ощущать накал страстей, пронизывающих атмосферу деревни, то однозначно, каждая деревня это индивидуальный шедевр, со своими понятиями, со своими взаимоотношениями, с конкретностью и точностью характеристики кличек и прозвищ, причем это может отражать и физический недостаток и моральное качество и привычку к чему либо и даже слово паразит, которое для чужого человека непонятно и не значит ничего, зато для местного жителя дает полную информацию о предмете обсуждения. Как-то в апреле, я ехал на весеннюю охоту в мою родную деревню. Ехал, это громко сказано, - пробирался. Сначала на поезде до ближайшей станции, потом на автобусе до ближайшей попутной точки на дороге. Да и время между прибытием поезда на станцию и отправления автобуса в нужном направлении, около шести часов, нужно было провести на вокзале, древнем деревянном сооружении, с удобствами во дворе и со спящим на деревянном диване случайным путником. По случаю великого везения, после пятикилометровой пешей прогулки с полной выкладкой по бездорожью, меня догнал попутный гусеничный трактор, который двигался в ту же деревню и в тесной кабине которого я разместился стоя и согнувшись за сиденьем тракториста. Тракторист Витька, почти что мой сосед по деревне, все время курил и намекал, что неплохо бы и принять стаканчик, а то как-то муторно на душе, но я решил на провокации не поддаваться и стаканчик Витьке налить не раньше, чем доедем до деревни. На расквашенной и ухабистой лесной дороге навстречу двигался такой же трактор. За рычагами сидел знакомый мужик по кличке Скорня, который, как выяснилось, гнал трактор на ремонт на центральную усадьбу. Трактора поравнялись и остановились, а трактористы, попыхивая примой, начали разговор, который длился минут десять. Общий смысл разговора я улавливал с трудом, поскольку лексикон был удивительный. Это были нецензурные слова, выраженные с различной интонацией и эмоциями, клички обсуждаемых персон и несколько русских слов, несколько слов на местном карельском диалекте. Из разговора я понял, что речь идет о главном инженере совхоза и об агрономе. Передать это невозможно, да и не поймет меня сегодняшний читатель или очень обидится. Кроме личных отношений, умения общаться и умения вместе работать, в каждой деревне, и в той о которой я веду речь, есть свои древние обычаи и поверья. Есть свои приметы и есть своя топонимика, отличная от названий, указанных на топографических картах. Вот и мой рассказ связан как раз с одним старым обычаем, который не мог появиться раньше, чем в эти места пришло огнестрельное охотничье оружие. Откуда он взялся, и кто его принимал, никто мне ответить не мог, все знали, что он очень давно был, а значит так и должно быть. Причем этот обычай принят и в двух других деревнях в радиусе десяти, двенадцати километров. Этот обычай связан с весенними событиями, в первом случае с празднованием Пасхи, а во втором с первым после зимы выгоном скотины на весенние пастбища. В Пасху, ближе к полночи, мужское население собиралось с ружьями возле церкви. Патроны заряжались холостыми зарядами, то есть только порохом с добавлением для громкости выстрела одного дополнительного подмоченного войлочного пыжа. Как только, ровно в полночь, молящиеся в храме начинают петь – Христос воскресе…, стоящие вокруг церкви мужики открывали дружный огонь из ружей. При этом канонада сначала доносилась с одной стороны, затем с другой и только после этого включались и мы. Как бы время у всех текло последовательно. Такой же залповой стрельбой сопровождался первый выгон скотины на весенние пастбища. Только стреляли перед выгоном стада из деревни ранним утром. Случай, о котором идет речь произошел в пасхальную ночь. Я взял ружье, пяток приготовленных для случая патронов, и отправился к церкви в начале двенадцатого часа ночи. По пути зашел за другом, которой был из неверующей семьи, но от интересных мероприятий не уклонялся. Подошел и постучал в окно на кухне, где горел свет.
-Коля, ты идешь к церкви?
-Да, иду. Зайди сюда, дверь открыта, только не стучи, предки спят.
Поднимаюсь по лестнице, стараясь не топать и открываю дверь.
-Заходи, давай для настроения по стопке пропустим.
На столе стояли две наполненные граненые стопки и сковородка с жареной картошкой с салом.
Одел шапку на ствол ружья и тихонько поставил его в угол. Прошел к столу.
-Сколько патронов взял
-Пять.
-Ну я тоже пять приготовил. Давай поднимай.
Чокнулись, выпили, взяли хлеб и вилки, слегка закусили.
-Тут осталось еще по одной, давай догоним, чего оставлять.
-Насыпай.
Весь разговор ведется почти шепотом, чтобы не разбудить спящих в соседней комнате родителей.
Выпили по второй, закусили и пошли к выходу. Ружье у него уже висело в коридоре.
На улице было морозно и с неба сыпался редкий снежок, скорее легкая пороша. Весна в том году что-то не торопилась и в конце второй декады апреля лежал глубокий снег. Днем слегка таяло, ночью морозило, поэтому наст был крепкий и человека держал легко.
Подошли вовремя. У церкви стояло человек двенадцать мужиков с ружьями и несколько мальчишек, их сыновей с надеждой, что отец даст выстрелить из ружья. Когда-то и я также стоял здесь с таким же желанием, которое всегда исполнялось.
Из церковных дверей выскочил мальчишка
Сейчас запоют – предупредил он.
Где-то в северной стороне послышалась дальняя канонада. Там уже начали.
Тут же донеслась канонада с западной стороны, которую подхватили уже мы и открыли стрельбу в воздух. Отстрелялись быстро, потом выслушали беззлобную ругань какой-то старушки, что слишком близко стреляли, могли бы и подальше отойти. Отошли подальше и встали в кружок перекурить и обсудить свой дела.
Разговор затянулся надолго, поскольку кто-то прихватил на стрельбу бутылку самогона и крашенные вареные яйца. За разговором и согреванием время пролетело незаметно.
Спрашиваю мужиков – сегодня никто на Ножницы не идет на ток?
Выяснилось, что желающих нет, ну оно и лучше, никто не помешает.
Около двух часов ночи я уже вышел из дома и направился на ток в отличном настроении, приподнятом легким допингом. Идти мне чуть больше трех километров по узкой лесной дорожке, которая вела на небольшой болотный сенокос. Наст слегка припорошило снежком, и он легко поскрипывал под валенками. Я остановился и достал из патронташа два патрона, чтобы зарядить ружье. Первый патрон вошел в ствол почти полностью и заклинил. Я попробовал вытащить его, подцепив вторым патроном, но у меня ничего не получилось. В сердцах толкнул в ствол второй патрон, и он тоже застрял, войдя на половину. Все мои попытки вытащить патроны при помощи двух других патронов, зажатых одновременно в руке и при помощи охотничьего ножа ни к чему не привели. Патроны заклинили как приклеенные. Меня уже бросило в жар от всех бесполезных усилий, а тут еще при включении перегорела лампочка в фонарике. В сердцах я бросил ружье на снег и выругался длинным многоэтажным матом в несколько рядов и во всех святых, таким, что и сам от себя не ожидал услышать. Потом поменял лампочку в фонарике и пошел к запорошенным снегом кустам искать прямой стволик дерева чтобы вырезать шомпол. С пятой или шестой попытки мне удалось подобрать подходящую по размеру ветку, при помощи которой и выбил наконец заклинившие в ружье патроны. Патроны тут же были выброшены далеко в лес с соответствующим сопровождением не цензурными словами. Аккуратно вставил в стволы два других патрона, закрыл ружье и вытер шапкой вспотевший лоб и лицо. Почти час потерял.
Шел быстро, тропинка хорошо заметна среди леса и наст держит отлично. Остановился прикурить и вдруг услышал, что за мной кто-то идет. Снег скрипит довольно близко. Вот же гады, никто не собирался идти на этот ток, но кто-то все же пошел, испортит всю охоту.
Я быстро встал за елку, растущую у тропинки, и затаился, но звук поскрипывания снега под чьими-то ногами пропал. Стояла плотная ночная тишина.
Что, показалось что ли? Прикурил сигарету, стоя за деревом и пошел дальше.
Тропа сделала поворот, и я опять остановился. Опять торопливые шаги совсем рядом и опять они сразу же затихли.
Иван что ли крадется сзади? Его не было у церкви, когда стреляли, а на охоту мог пойти.
Я сделал еще несколько шагов, рассчитывая, что мой преследователь как раз выйдет из-за поворота и на останавливаясь развернулся, включив фонарик, направленный на тропинку. На ней никого не было и в свет фонарика никто не попал. Что за ерунда и я снова остановился и снова четко услышал скрип снега под чьими-то ногами.
-Иван, зараза, выходи. Вместе пойдем. Чего ты прячешься как разбойник.
Но лес ответил тишиной. Ну ладно, сейчас я тебя подловлю.
Быстро пошел вперед и шагов через десять резко развернулся и пошел назад, включив фонарик. Но опять никого не увидел, а когда остановился, то услышал скрип снега и справа и слева спереди. Это мне уже перестало нравится
-Иван, ты с кем там прячешься, сейчас чесану нулевкой, не скрипеть, а петь будешь.
Но опять тишина и в лесу ни одного звука.
Развернулся и быстро пошел дальше, уже скоро заря, надо поторопиться. Впереди было открытое пространство сенокоса. Сено уже увезли и на снегу чернели несколько остожин.
Проходя сенокос, несколько раз оглянулся, но никого не увидел, а когда остановился то опять четко услышал скрип снега сзади и чуть левее. Прикурил, но неприятный холодок пробежал по спине. Это не охотники, неужели волки, но в свете трехбатарейного фонарика должны были светится их глаза, а никакого блеска я не видел. Мелькнула еще более неприятная мысль, но я ее отогнал. Вот и нужная просека с квартальным столбиком. Отсюда начинается ток, и глухари могут запеть рядом. Докурил сигарету и услышал знакомое хорканье пролетающего над головой вальдшнепа. Вестник зорьки пролетел, минут через пятнадцать, и глухари голос подадут, если они здесь есть.
Встал спиной к сосне, жду. Тихо в лесу, ни птичьих голосов, ни хруста снега. Мороз около десяти градусов, холодно не по-весеннему и стоять долго неподвижно сложно, разгоряченное тело довольно быстро почувствовало холод, да и одет я легко, с расчетом на постоянное движение. Медленно пошел вперед по просеке и сразу же слева расслышал похрустывание снега, слышимое даже на ходу. Так, это не только я, но и глухари услышат. Верно охоты не будет, вот бы знать кто мне мешает. Повернул правее, как бы отдаляясь от звука этих шагов и быстро прошел чуть больше ста метров. Остановившись, опять услышал хруст снега и громко выругался матом. Хруст как-то даже усилился и разделился на несколько источников. Это что же не я на охоте, а кто-то на меня охотиться? Открыл ружье и аккуратно поменял патроны с нулевкой на картечь.
Ну что ж, не получилась охота, надо поворачивать к дому.
Двигаясь все время со смещением вправо, я плавно развернулся в сторону деревни. Периодически останавливаясь, прислушивался к лесу, уже запели лесные птицы, где-то высоко зажужжал козодой, доносилось бормотание тетерева и так же поскрипывал снег под чьими-то ногами. Ночь уходила и видимость улучшилась, но я, по-прежнему никого не видел, но слышал четко. Вышел на тропинку, увидел только свой след на снегу, и более ни каких следов. Но если снег скрипел, значит кто-то на него наступал, а значит должны быть следы. Через сенокос прошел несколько раз меняя направление, в надежде обнаружить все же чьи-то следы на снегу и держа ружье в руках. Так дошел до выезда с сенокоса и углубился в ельник. На тропинке несколько раз останавливался прислушиваясь, знакомое похрустывание никуда не делось, продолжая меня преследовать. Уже не останавливаясь и часто оглядываясь, сжимая ружье и ощущая неприятный озноб на спине вышел на край леса, на то место, где выбивал их ружья заклинившие патроны. Снег был истоптан, валялись сломанные палки, обрезанные ветки и кора, которую я снимал с веток, делая шомпол. Остановился и прислушался, опять услышав похрустывание снега, которое тут же стихло. Деревня была рядом, через поле. В некоторых домах уже затопили печи и столбы дыма тянулись вверх, рассеиваясь в безветрии. С сожалением посмотрев на лес, направился к деревне. Шагов через тридцать остановился, прислушиваясь и не оборачиваясь. Было тихо, сзади никто не шел, снег не хрустел.
Днем, уже выспавшись, рассказал о приключении отцу.
-Это тебя черти водили, хорошо еще вышел обратно. Чего ж ты в пасхальную ночь такими матюгами кроешь. Как патроны заклинили, надо было сразу домой поворачивать, не могли проверенные патроны заклинить. Что-то еще до этого ты не так сделал. Боюсь тут бы и молитва не помогла.
Но я ни чего шибко грешного припомнить не смог, но к вечеру в церковь сходил, свечку поставил и помолился, как умел.
2014.