Обязательно, Платеро, он станет священником и речи его будут как мёд. Но кто всегда на самом деле ангел, так это его ослица.
Я думаю, сегодня он оденет в свой сад матросские штаны, широкополую шляпу, кидаясь галькой и проклятиями в детвору, что воровала у него апельсины. Тысячу раз ты по пятницам видел бедного Бальтазара, его эконома, что тащился по разбитам дорогам, похожий на цирковой шар, по деревням, чтобы продать свои веники и отмолить с живыми бедняками мёртвых богачей...
Я никогда не слышал, чтобы кто-то кроме говорил ещё хуже о человеке, и при этом давал столь высокие клятвы небесам. Истинно, он знает, без сомнения, или, по меньшей мере, он говорит об этом на своей мессе в пять часов, где и как там устроена каждая вещь... Дерево, глыба, вода, ветер, пламя; всё это так грациозно, так мягко, так свежо, так чисто, так живо; кажется, что они существуют для примера беспорядка, жёсткости, безразличия, насилия, разрушения. Каждый день все камни с огорода покоятся ночь в ином краю, обстрелянные в яростных атаках птиц и прачек, детей и цветов.
К молитве все меняется. В тишине дона Хосе слышится тишина поля. Надевается ряса, мантия, головной убор, и, почти невидимый , въезжает в тёмную деревню на неторопливой ослице, как Иисус во смерти...