Я снова поднимаюсь по тревоге,
И снова бой, такой, что пулям тесно.
Ты только не взорвись на полдороге,
Товарищ Сердце!
Р. Рождественский
С детства от многих односельчан я слышала о Курбанисмаиле, как о сельском знахаре, который не хуже врачей накладывает шины на переломы, вправляет вывихи, излечивает болезни с помощью лекарственных трав. Оттого что ЦРБ находилась далеко от села, не было транспорта, чтобы до неё добраться, к Курбанисмаилу, знатоку народных средств, обращались за помощью не только наши сельчане, но и жители соседних селений, доверяли ему, хотя он не имел медицинского образования.
Всё это я знала и со слов своей матери. Но о том, что Сулайбанов Курбанисмаил сражался на Курской дуге, был несколько раз контужен, а после тяжелого ранения в голову, 7 месяцев лечился в Казанском госпитали, о том, что он являлся кавалером ордена Великой Отечественной войны 1-й степени, медали «За победу над Германией» и многих других юбилейных орденов и медалей, что он был инвалидом войны 2 группы, я узнала намного позже.
Дочь фронтовика, Минай, вспоминает: «В детстве мы часто спрашивали отца о войне. Он не любил рассказывать о тех трагических для нашей страны событиях. Когда я вместе со старшими братьями настаивала, он погружался в раздумья, а после долгой мучительной для нас паузы он рассказывал: «В кинофильмах часто показывают, и в газетах нередко пишут о бесстрашии командиров нашей армии в годы Великой Отечественной войны. Возможно, в других частях армий так и было. Возможно, в душах тех командиров от природы не было места страху. Возможно, политические убеждения делали их смелыми. Не знаю. Но… я не могу перед вами лукавить: ни у меня, ни у однополчан, ни у наших командиров в те годы не было уверенности, что в следующей битве останемся живы, что кому-нибудь из нас удастся вернуться домой, потому что, ни снаряды, ни пули не разбирали, кто ты: командир или рядовой. На наших глазах погибали те и другие. Глядя на погибших, я вспоминал слова наших предков: «Все люди смертны. Любому живому существу суждено рано или поздно умереть. Так зачем дрожать за жизнь? Почему бы не умереть достойно, защищая от врагов Родину?» Эти мысли действовали магически, и мне легче становилось передвигаться ползком под разрывающимися снарядами, получать патроны от командиров, еду с полевой кухни, продвигаться на линию фронта между убитыми солдатами, не успевшими доесть свою порцию каши или кусочек сала.
Воспитание, полученное в родном краю, сильно сказывалось на здоровье многих солдат. Те, кто ел сало, легче переносили морозы и тяготы военной жизни, но бойцы-мусульмане, воспитанные на мусульманской морали, запрещающей есть свинину, никогда сала не ели, а отдавали его, как и я, друзьям по оружию. А в одном из внезапных и ожесточённых боёв я даже не успел передать еду друзьям, выбросил полученную накануне кашу и кусочек сала на дорогу, так как котелок с горячей едой мешал мне идти. Однако это меня не спасло…
Снаряды разрывались всюду: впереди, сзади, по бокам. От одной бомбы, разорвавшейся перед моими глазами, меня накрыто землёй. Не знаю, сколько я пролежал на земле после воздушной атаки, кругом стояла тишина. Я, придя в себя, отодвинув комья земли, попытался встать, но не смог. Мог шевелить руками, ногами, но не понимал, почему при целостности верхних и нижних конечностей не могу приподняться. Я силился вставать, но впадал в беспамятство.
Очнулся я в госпитали, но не понимал, о чём говорят врачи, кто я и откуда родом. Позже, когда ко мне стала возвращаться память, мне объяснили, что с поля боя меня подобрали санитары, что меня оперировали. Врачи в зеркало показали мою забинтованную голову, осколки снаряда и черепные обломки, вынутые при операции. Только тогда я понял, почему, распластавшись среди убитых солдат, я не мог встать, значит, был ранен в голову. Понять-то понял, но долгое время не мог вспомнить, кто я, откуда родом.
К счастью, пролежав 7 месяцев в госпитали, постепенно ко мне вернулась память, восстановилась речь. Но до сих пор удивляюсь, случайность это или везение, что я остался жив. Да, немалая заслуга врачей, медсестёр, санитарок в том, что я остался жив, несомненно, была. Я видел, в начале пребывания в госпитали смутно, а позже ясно, как надо мной склонялись их лица, их благосклонное отношение к каждому раненому, бессонные ночи, проводимые ими у тяжелораненых бойцов, их битва за спасение жизни каждого солдата. Там, в стационаре, я понял, как важна моральная поддержка страдающим людям, как важно вовремя помочь страждущим. По мере выздоровления врачи подключали и нас, раненых, к оказанию первой медицинской помощи, объясняли, что и как делать. После выписки из госпиталя я не могу оставаться на стороне, когда кому-то нужна помощь».
– Я сама свидетель, – продолжает Минай, – как папа старался подбодрить пострадавшего и как легко срастались переломы после того, как он накладывал шины, как быстро проходили у людей боли, когда он, проверив суставы, накладывал повязки, пропитанные яичными растворами».
Глядя на дочь фронтовика, я думаю: «Рано ушли из жизни ветераны. Раны, полученные на войне, так и не дали им насладиться жизнью. А сколько хороших дел они смогли бы сделать на земле…»