1980 год, мне тринадцать лет. Я уже не так интересуюсь солдатиками, как футболом и противоположным полом. Девочки со своими припухлостями, привлекают меня больше, чем праздничный торт. На Новый год, как обычно, я приехал к бабушкам. И что совсем необычно, мой двоюродный брат Сергей, который старше меня на три года, впервые предложил отмечать этот Новый год с его компанией. Думал я соглашаться или нет, секунды две. Я был в шестом классе. И быть в компании девятиклассников, конечно лучше, чем сидеть дома, смотреть Голубой огонёк под оливье. Договорились, что непосредственно Новый год я отмечу дома, с бабушками, а затем присоединюсь к ним. Они встречали Новый год недалеко от нашего дома, минут десять ходьбы, на соседней улице, в доме одноклассницы брата. Едва куранты пробили двенадцатый раз, я залпом осушил бокал игристого слабо-алкогольного, пожелал бабушкам здоровья и долгих лет жизни, и начал быстро собираться.
-Без глупостей там, -напутствовали меня бабушки. Вручили сумку с едой для общего стола и я помчался.
Ночь была гоголевская. Вертикально в небо, из печных труб, валил белый дым. Свежий морозный воздух мешался с пряным запахом сгоревших дров и с кислинкой угля. Яркие звёзды освещали стёжку посыпанную золой. Снег под моими валенками скрипел на морозе, как стерильная вата. И лишь редкий лай собак нарушал тишину новогодней ночи. «И охота им в такой мороз гавкать?-думал я. -Сидели бы в будке, в тепле.»
Я подходил к углу нашей улицы и улицы им.Карла Маркса, как вдруг, откуда ни возьмись, появился зашибись. Чёрная лохматая собака, размером, как мне показалось с маленькую пони, выскочила из под ворот дома, в котором жила тетя Капа, и зычно гавкая, кинулась в мою сторону. Этот чёрный монстр на фоне белого снега, выглядел сущим дьяволом. Не долго думая я бросил в снег сумку с едой и кошкой забрался на ближайшее дерево. Собака подбежала к дереву, стала на задние лапы и почти достала до моих ног. Я залез чуть выше. Сердце бешено колотилось. Не смотря на мороз, спина под телогрейкой взмокла. Но главное, эта скотина не собиралась никуда уходить. Пока я нервно соображал, как мне быть, как слинять от неё не пострадав, собака подошла к сумке, обнюхала и учуявши еду, начала скрести её лапой. За еду я не переживал. Салаты сложены в банки, а пироги в судочки. Поэтому я сидел на дереве и ругался всеми, к тому времени выученными ругательствами. Но собаке эти ругательства были, как зайцу пятая нога. Она ещё какое-то время поскребла сумку с едой, но так ничего и не добившись, легла под деревом и положила морду на лапы. Минут двадцать я уговаривал ее идти домой, в будку, где ее наверняка ждал праздничный мосол. Собака, ноль внимания. Но каждый раз, когда я пытался спуститься, собака поднимала голову и грозно рычала. Впору кричать караул. Был я одет тепло, но мороз потихоньку пробирался под телогрейку и щипал лицо. В голову начали приходить мысли, а что если внезапно прыгнуть собаке на спину, как много раз в фильмах я видел, во время войны разведчики прыгали на спину врага с деревьев, и попытаться задушить ее. Но я не был уверен, что смогу задушить живое существо. И тогда я решил достать собаку. Я спустил вниз ногу. Собака вскочила, оскалила зубы и попыталась схватить меня за валенок. Не тут-то было. Я быстро подтянул ногу, а потом снова опустил её вниз. Собака разрывалась от злости. Она рычала, лаяла, прыгала на дерево, хрипела, а я продолжал ее дразнить, то опуская, то поднимая ногу. Даже согрелся. Наконец открылась калитка и вышла тетя Капа. -Полкан, черт скаженный, опять под забором лаз вырыл? А ну, домой быстро, чего разбрехался?
Полкан, словно ничего не было, виляя хвостом, прямо сама доброта, потрусил в сторону открытой калитки, где стояла тетя Капа. Она была в наброшенной на праздничное платье телогрейке и пуховом платке на голове. Тетя Капа посторонилась, и Полкан скрылся во дворе. Калитка захлопнулась. Лязгнул железный засов. Меня тетя Капа не заметила. Не долго думая, я спрыгнул с дерева, выудил сумку из снега и помчался прочь.
Через пять минут я был возле дома, где отмечали Новый год, брат и компания. Калитка распахнута настежь. Во дворе бочка с замершей водой. Возле бочки стоит Игорёк Мещеряков, в рубашке расстёгнутой на груди, рукава закатаны, и рубит лёд топором. В разные стороны, как шальные пули, разлетаются осколки льда. Игорёк невысокого роста, жилистый парень, через три года его привезут в цинковом гробу из Афганистана, а сейчас он отчаянно рубит лёд в бочке. Я стою и смотрю. В этот момент я вспомнил фильм «Коммунист », с Евгением Урбанским, когда тот рубил лес. Топор звенит соприкасаясь со льдом. Наконец Игорёк прорубает в середине ледяного блюда маленькую лунку, появляется вода. Обрубая края, Игорёк расширяет лунку до небольшой полыньи. Вычерпывает из неё лёд руками и выбрасывает в сторону. Похоже, что он пьян. Меня он не замечает. Продолжает рубить, матерясь как сапожник, пока в бочке не остаётся льда. Тогда он бросает топор рядом с бочкой и окунает голову в ледяную воду. Выныривает. От головы валит пар. -Ох хорошо! -кричит Игорёк, и опять опускает голову в воду. После третьего раза, он замечает меня. -Арканя, где ты бродишь? Заходи давай. Серега беспокоится. Говорит брательник должен прийти, а тебя все нет и нет.
Отряхнув веником снег с валенок, захожу в дом. Игорёк идет следом. В доме натоплено от души. В комнате полумрак, горит только торшер и тот накрыт покрывалом, создавая интимную обстановку. Воздух густ. В нем смешались запахи еды, выпивки и пота, исходящего от молодых танцующих тел. Из колонок гремит хит двухгодичной давности, Rasputin, популярной группы Boney M.
Серега танцевать не любит. Он сидит на кровати в обнимку с какой-то девушкой. Я ее не знаю. Увидев меня он встаёт, подходит.
-Ты где был? Чё так долго?
Я рассказываю ему историю с собакой. Брат смеётся. Забирает у меня сумку с едой и отдаёт ее своей подруге.
-Разбери сумку. Там еда. Поставь все на стол.
Девушка молча берет сумку и раздвинув тарелки с праздничной закуской, втискивает между ними банки с салатами и судочки с пирогами.
Подходит Игорёк. В руках у него два наполовину заполненных(или наполовину пустых, вечная дилемма)стакана. В стаканах красное вино. Один он протягивает мне, а другой брату.
-Давайте, братья, выпьем за Новый год. Чтобы все у вас и у нас было, и нам за это ничего не было! -говорит он. Берёт со стола початую бутылку водки, звякает ею по нашим стаканам и как горнист, запрокинув голову, вливает в себя спиртное.
-Ты не пей, -шепчет мне Серега. -А то дома учуют, замучаешься слушать.
Но сам выпивает. Я пригубил. Вино было кислым и не вкусным. Поставил стакан на стол.
-Пойду музыку послушаю,-сказал я брату. Встал из-за стола и прошёл ближе к магнитофону. На бобине запись популярной группы «Машина времени».
«Все очень просто, сказки обман...», затягивает слегка блеющим, но тем и узнаваемым голосом Андрей Макаревич. Стою слушаю. Вдруг, кто-то трогает меня за плечо. Обернулся. Я её знаю. Одноклассница брата. Зовут Наташа. Большие карие глаза. Подростковая сыпь на щеках, но не сильная. На ней белая водолазка и клетчатая юбка.
-Потанцуем, -говорит она. Я сначала растерялся, но вижу, за ее спиной , Игорёк проделывает пантомиму лыжник, который отталкивается одновременно двумя палками. Я знаю этот жест. Улыбаюсь. Кладу обе руки на поясницу девушки. Она обнимает меня за шею, и мы начинаем топтаться на месте. От неё исходит легкий запах пота и вина. Это волнует. Я чуть выше неё. И меня это радует.
Должен сказать, что закончил я пятый класс при росте метр сорок шесть. Стоял, третий с краю на уроке физкультуры. Но за лето, вырос на четырнадцать сантиметров. Три первые недели июня, я провёл с родителями в Крыму, в небольшом посёлке Симеиз. Туда мы ездим с родителями каждый год, начиная с 1972 года. Останавливаемся в одном и том же месте, у замечательной женщины, которую зовут Варвара Ивановна. А этим летом с нами поехали друзья родителей, дядя Валера и тетя Люда Завражены. И папа с дядей Валерой, занимались моим физическим развитием. Они решили, чтобы увеличить мой рост, я должен висеть на турнике. А чтобы просто так не висеть, а ещё и укрепить мускулатура, я должен подтягиваться. Турника поблизости не было. Но по дороге к пляж, стояло дерево, алыча, и одна из нижних веток была спиленная, видно мешала проходу, но сук, сантиметров сорок-пятьдесят остался. Вот он то и служил мне турником. Каждое утро, когда мы шли на пляж, я должен был подтянуться, как минимум пять раз. Потом количество увеличилось до семи, десяти, пятнадцати раз, а через две недели, я уже сам бегал и подтягивался в своё удовольствие, ну и чтобы удивить папу и дядю Валеру. И к исходу третьей неделе нашего отпуска, мог подтягиваться двадцать один раз. И если сначала мне приходилось подпрыгивать, чтобы достать до сучка, то теперь я доставал до него стоя на носочках. Занятия не прошли даром. Вернувшись в сентябре в школу, я стоял на уроке физкультуры не третьим с конца, а четвёртым с начала.
Песня закончилась. -Пойдём, посидим на диване. -Наташа тянет меня за руку в сторону продавленного дивана. На диване покрывало с непонятным рисунком. Мы садимся и Наташа, на правах старшей, берет ситуацию в свои руки. Она обнимает и целует меня в губы. Не скажу, что я не целовался до этого, но это был другой поцелуй. Настоящий. В голове у меня поплыло и я положил руку на ее аккуратную грудь. Как мы оказались в спальне, на кровати, я не помню. Голова девушки лежала у меня на плече.
-Ты как? -спросила она.
-Нормально. Пить только хочется.
Мы оделись и вышли в комнату, где все танцевали и подпевали группе из Германии.
«Чин-чин-чин-гисхан, та-та-та-та-татата...чин-чин-чингисхан...»
Я жадно выпил, так и не тронутые свои полстакана вина, оно уже не казалось мне таким кислым, и пошёл танцевать вместе со всеми.
Это был Новый год, когда я стал немного взрослее. Первая любовь. С Наташей мы встречались ещё несколько раз у неё дома. А потом я вернулся домой в Харьков. И приехав летом к бабушкам на каникулы, уже и не вспоминал о ней.