Дед Чито сидел на балконе, попивал вино, покуривал и наблюдал за небом. А в небе летели самолеты – устройства, иногда способные стать погребальными каретами и почти всегда – транспортные средства, в моменте «навечно» уносящие людей из города мечты.
Чито давно уже размеренно доживал один, его жена, Мэджи, скончалась, оставив Чито практически каждодневные воспоминания о ее уверенности в собственной способности гулять по облакам (откуда она, возможно, сейчас и наблюдала за Чито) и об ее экономности, выражавшейся даже в том, чтобы не ставить значок «краткости» над букой «и», игнорируя, таким образом, букву «й».
Дед Чито каждый день сидел на балконе и покуривал, вспоминая собственную жизнь. А вспомнить было что, ведь трудовая профессия Чито – «дизайнер» формы бутылок (хотя сам он всегда предпочитал называть себя «архитектором бутылок»). Благодаря этому делу, деду Чито довелось много попутешествовать, узнать людей, посмотреть мир, чтобы наконец осесть здесь, в Таррагоне, получая доход от массажного салона, с грехом пополам открытого Чито в аэропорту Мадрида.
Кажется, что жизнь удалась, но без Мэджи всё совсем не так, потому иногда Чито доставал диктофон и слушал голос супруги, говорящей: «Помни, что я – черепашка, которая ежедневно наблюдает за тем, как на берегу ловят рыбу, я же рыбу не ловлю, ведь люди приносят мне ее сами, чтобы я отдала принесенный ими улов пряничному коту, живущему на моем попечении. Люди, рождающиеся из кротовых нор, не знают, что пряничные коты питаются только лишь сахарной пудрой, которую ты сыпешь на них, в итоге всю рыбу я съедаю сама, так как сахарная пудра все равно есть только у меня. Также ежедневно в небе надо мной, неведомым способом, по кругу, созданному взмахом крыла орла, избегая орлиного когтя, расположенного в середине этого круга, летают три слона, на спинах которых сидит по уточке, каждая из которых от удовольствия полета машет лапками. Но не только я смотрю за этим действом, вместе со мной с пляжа, покрытого бисером песка, в небо глядит деревянная статуя птицы с длинным клювом, крылья которой покрашены в желто-красный цвет. Когда мне надоедает открывающееся зрелище, я ползу домой и замираю у ковра, висящего на стене – на том ковре запечатлены тигры, возвращающиеся в логово и жирафы, движениями и дыханием создающие вихри. Под эти виды засыпаю и вижу сон, где я то динозавр, идущий за роем пчел и поедающих их, а то – кит, смотрящий на своих собратьев под звуки пианино, на котором играет краб, когда-то спасшийся от злобного паука с красными глазами».
От всей этой гипнотической микроистории, от голоса Мэджи, деду Чито становится покойнее, а потому он берет свой бинокль фирмы Levenhukи смотрит на балконы дома напротив, где располагаются апартаменты, регулярно сдаваемые посещающим город туристам. Очень часто те любят то же, что и Чито – сорта Шабли, в связи с чем он не раз уже оказывался свидетелем забавного поведения приезжих, которые от избытка чувств, вызванного изменённым сознанием, могут и к курьеру, доставившему еду, выйти голыми, и капюшон из собственных волос себе мастерить, и искать чужой пепел на балконе, что-то стремясь понять по нему о предыдущих проживающих. Именно непредсказуемость того, чему он мог стать свидетелем, и привлекала деда Чито в процессе наблюдения за путешественниками. А пару раз оказывалось так, что благодаря своему подсматриванию он, возможно, спасал жизнь– однажды один парень пару часов пытался открыть кокос, после чего, видимо от напряжения физических и моральных сил, вдруг свалился без чувств и пришел в себя лишь из-за действий врачей неотложки, вызванной Чито. В другой раз двое недалеких приятелей фотографировали друг друга с разных концов балкона, уверившись, что между ними Босфор, по факту чего один из них с этого балкона и выпал – слава богу остался жив, ведь балкон был на третьем этаже, но опять пришлось вызывать скорую, так как второй приятель лишь оторопело наблюдал за замершим на земле внизу собственным другом, ничего не предпринимая.
Так и сегодня – в апартаменты дома напротив, всего лишь на уровень этажом ниже квартиры Чито, въехали туристы – два парня и девушка, явно пара и друг. Уже в первый день проживания эта компания отпраздновала с помощью Шабли приезд и совершенные покупки, «ныряла» на разные слои восприятия действительности и обсуждала как неприветливо встретил их вечер дебютного дня в городе – в электричке, на которой они добирались, позади их сидений расположился некий афроабориген, употребляющий вещества и разглагольствующий сам с собой, а на станции прибытия в двух местах результат пищевой жизнедеятельности человека был присыпан ярко колоритным, но визуально малопривлекательным составом для уничтожения как самой биомассы, так и запаха от нее исходящего. Все верно – в некоторые апартаменты дед Чито поставил «жучки», специально для того заселившись в них. Это давало возможность не только смотреть, но и слушать, больше внедряло в ситуацию.
Молодость, ах, молодость – пора, когда можно радоваться большой кровати, на которой легко «убежать», «спрятаться» от партнера; период, когда просто делать «скоропортящиеся» выводы и свято верить в них; время, в которое приятно жить «сегодня», не говоря о «завтра», считая оное табу. Наблюдая и слушая юных, дед Чито расцветал, веселился, забывая о собственных годах и утратах.
А гости города жизни Чито, ежевечерне возвращающиеся в апартаменты уставшими и насытившимися увиденным и познанным, чем только не занимались с Шабли – то тренировали собственные подписи, пританцовывая от избытка энергии, то принимали скомканные бумажки за оригами-фигурки копилок для бумажных денег, а то яростно дискутировали на тему того, что дым от Шабли летом это эквивалент пара, идущего изо рта зимой, которая бывает в городе их регулярной жизни.
Так с каждым днем дед Чито всё больше погружался в микромир туристов, ставших объектами его внимания – вместе с мужской частью путешественников переживал, что Шабли «наказывает» девушку слабым эффектом собственного влияния за то, что та быстро, вкусив «амброзии», засыпает, тем самым «предавая» субстанцию, которая, тем не менее, «догоняет» ее утром, сразу после пробуждения; Чито будто самолично шуршал пакетами, откуда вояжеры доставали те или иные вещи и продукты; вспоминая детство, будто бы сам выдумывал новые слова навроде фразы «ворк-ворк», обозначающей воркование; самоуверялся, что Шабли лечит от всех болезней и вирусов…
…А потом один из приезжих назвал здание в котором располагалось жилище Чито «домом детства своего» и в этот момент в голове деда будто что-то переключилось, осознание низверглось на него, обрушая картину устоявшегося мира, Чито словно почувствовал себя мертвецом, оживленным кем-то и заменившим куда-то пропавшего оригинал-человека. Подобное произошло с Чито так как он узнал в одном из странников молодого себя, в девушке – Мэджи, а сопровождающем пару человеке – Серхио, друга, нитку пути бытия которого дед Чито выпустил из внимания много лет назад.
От открывшегося Чито опешил, эмоции переполняли его, мысли роились, и он рвался кричать, предупреждать, общаться, отвечать на заданные и не заданные вопросы, мечтал, чтобы ветер подхватил его и перенес туда, к ним, но вместо того только лишь потерял сознание.
Придя в себя уже утром, первым делом дед Чито отправился с расспросами к консьержу дома с апартаментами, однако тот сообщил Чито, что за последние 10 дней в апартаментах никто не проживал. Тогда дед Чито ощутил себя Стариком Чито и задался вопросом причастна ли к произошедшему старая подруга Шабли? По лицу текли слезы, но духовного упадка он не испытывал, Чито словно бы рождался вновь, через боль, как внезапно пробившийся сквозь кору старого иссохшего дерева листок, которому суждено подарить много радости людям…