Белка-и-Стрелка

Елена Загальская
Часть1.
В дошкольном детстве я, как все мальчишки, мечтала стать космонавтом – была тогда эпоха победы Советского Союза над космосом, Гагарин на всех плакатах, еще не занятых Лениным и Брежневым. Но шансов попасть в космос у меня не было. Во-первых, я не мальчишка, а во-вторых, в шесть лет я уже пятый раз болела воспалением легких, и впереди маячило скорее туберкулезное, чем космическое будущее.
По-детски я решила, что ну и пусть у меня слабенькое тельце, мозг-то мне дан отличный! Буду ученым – астро‘номом, именно с таким ударением! В своей «книжке вместо букваря» - «Познания продолжаются» я прочла, что сами астрономы себя называют правильно именно так, и это отделяет касту истинных ученых от дилетантов. И в первый класс школы, (пусть и нелегально, но это другая история), я пошла с твердым желанием «учиться, чтобы стать астр'ономом», и мне нравилось поправлять учителей, которые делали «дилетантское» ударение, вот такой я была сноб.
У меня был отличный дружок Илюша, наши мамы тоже дружили, и мы часто бывали у них в гостях. Отправились и в этот раз, но одеться мне по-походному (мы с Илюшей всегда интересно гуляли, но крыши, заборы и канавы удивительно пачкают приличную одежду) мама мне не дала. Этот визит был не совсем обычный – предполагалась встреча с директоршей школы, в которой работала мама Ильи, чтобы она взяла в середине учебного года мою маму в свою школу работать. Намечался грандиозный обед, и детям велено было «не болтаться под ногами у взрослых, а заняться своими делами». И мы согласились не выходить из кухни, «чтобы не портить впечатление директору», но в обмен на право первого куска восхитительного торта, который пронесли мимо в комнату на тожественный стол, мы запросили к себе, в кухонное заточение, кота Ваську, чтобы «заняться своими делами».
Дела у нас были серьезные, - мы дрессировали Ваську. Независимо друг от друга мы с Илюшей прочитали про Белку и Стрелку – собак, которые героически слетали в космос и прекрасно себя чувствовали потом, говорят, лучше прежнего. Причем в нашем детском преломлении эта тема выглядела так: «Не только человек побывал в космосе, но сейчас туда даже собаки летают». (Кстати, у Илюши был день рождения 22 февраля 1966 года, именно в тот день, когда вернулись последние собаки-космонавты Уголек и Ветерок. Я была почти на год его моложе, родившись в тот же год, но в декабре, когда никакого выдающегося космического события не случилось).
А почему, собственно, собаки? Может, теперь наступила эра кошек в космосе? Кошки что, хуже? На двоих у нас была одна кошка, илюшин сибирский кот Васька, и мы возлагали на него большие надежды.
Дрессировке Васька поддавался, это мы давно установили. Например, при звуке медного колокольчика на палочке (стоял такой на их телевизоре, память о каком-то давнем первом или последнем звонке в школе), Васька реагировал, как на сигнал тревоги и начинал носиться по комнате сразу во всех направлениях, забегая по ковру на стене почти до потолка, а потом обрушивался на пол, но не ранился, а бешено вращая хвостом, приземлялся всегда на 4 лапы. В конце таких тренировок Ваську неизменно ждала рыбка, - подкрепление обучения, как советовал дрессировщик, то есть физиолог Павлов.
В кухне мы сняли спинку дивана и установили ее под углом в дверную нишу. Васька должен был не только спускаться вниз, но и забираться по команде наверх. Удалось это только с третьего раза, когда мы придумали «с горы» пускать вниз катиться карандаш, а вверх затягивали карандаш за привязанную к нему нитку. У Васьки был сильно развит охотничий инстинкт, и мы это использовали для дрессировки, карандаш, видимо, Васька принимал за мышку, убегающую от его когтей.
Наш Васька был уже почти готов в космос – задания выполнял, на сигнал тревоги реагировал, было непонятно только, как он переносит перегрузки. Тут зашла в кухню мама Ильи, с трудом пробравшись через «тренировочный трек», похвалила, что сидим мы тихо и не выбегаем в комнату, налила нам по тарелке борща и просила через 20 минут поставить наполненный ею чайник на плиту, - мамы с гостьей заканчивали обед и собирались вскоре пить чай. На наш вопрос, а дела-то как? ответ был: «скорее да, чем нет!». Мы обрадовались за успех наших мам и стали с удвоенной силой придумывать, как дальше готовить Ваську в космос.
За поеданием борща мы решали вопрос скафандра для Васьки и еще один… Как-то не торжественно звучит, если по телевизору скажут: «Сегодня в космос полетел кот Васька, подготовленный к космической миссии Ильей Розиным и Еленой Загальской». Может, дать Ваське псевдоним?...
Снаряд для тренировки с перегрузками неосознанно подсказала нам мама Ильи – «Чайник…через 20 минут». У Ильи на руке были часы, очень круто для юноши 7 лет, и именно он должен был сказать нам, что пора ставить чайник. «Чайник!» - враз воскликнули мы. Чайник еще 15 минут был в нашем распоряжении! Для строительства центрифуги я сдала свой пояс из юбочки-матросски. Илья пробовал бицепсы, чтобы хорошо исполнить роль мотора центрифуги (бицепсы походили скорее на сосиски, чем на сардельки, но выбора у нас не было). В качестве скафандра я предложила свой белый носочек. Ну, хоть шлем-то нашему космонавту нужен! Илья держал не оченьпонимающего свою историческую миссию кота, а я, как старший лаборант, напяливала на голову кота свой носочек. Васька в носке выглядел забавно – одно ухо-таки выбилось из-под «шлема», и с этой стороны, с торчащим ухом, он был сильно похож на белку, плюс еще очень пушистый хвост, - ну вылитая белка! Другая сторона головы Васьки, аккуратно упакованная в носочек, напоминала гонщика формулы один, машина которого за стремительность называлась «Стрела».
- А смотри-ка, наш Васька одновременно и белка и стрелка. Пусть привыкает к космическому имени, отныне Васька переименовывается в Белку-и-Стрелку, - сказал Илья.
Затолкать нашу Белку-и-Стрелку в чайник, вылив из него воду, было делом техники, хорошо, что крышка его закрывалась на полуоборот, и как бы внутри не тужился Васька, мог он выйти только через носик чайника, да и то навряд ли, учитывая васькину упитанность. На это у нас ушло еще 10 минут. Я привязала свой поясок к ручке чайника, Илья взялся за него, сначала раскачивая чайник, чтобы затем раскрутить «центрифугу» как следует. В этот момент кухонная дверь попыталась открыться, но застряла в нашей тренажерной баррикаде. Илья громко прошептал: «20 минут кончились! Что делать»?
Пока его мама с трудом открывала дверь и пробиралась к нам в кухню, мы поставили чайник на плиту, где он и должен был быть через 20 минут. Мы на всякий случай приняли ангельские выражения лиц. У Илюши получалось лучше – он от природы был кучеряв, имел тонкие черты лица и большие темные глаза в длиннейших ресницах, и когда он делал «ангельское лицо» сердца всех дам в диаметре километра таяли, а собственной мамы – и подавно. Тетя Валя нам мило улыбнулась, - «Давно уже согрели? Что-то он не сильно горячий, ну хорошо хоть теплый. Леночка, это здесь твой поясок»? – «Да, я его случайно забыла»…- пролепетала я, сама не своя от страха.
Мама Ильи подхватила чайник, не заметив подмены, видимо наш Белка-и-Стрелка весил столько же, сколько 3 литра воды, и удалилась в комнату, не прикрыв за собой дверь. Дальнейшие события мы могли хорошо видеть.
Весело что-то приговаривая, Илюшина мама наклонила чайник над чашкой гостьи, и вода не полилась… Мама немного удивилась и попробовала еще раз, - тот же эффект. – «Наверное в носик что-то попало», - примирительно сказала она, ткнула в носик чайника обратной стороной чайной ложки и попробовала снова.Чайник фыркнул, но ни капли воды не дал…
- «Хм», - сказала она, я точно помню, что наливала его, и он тяжелый. – «Почему вода не льется»?
Тетя Валя поставила чайник на тумбочку, подложив газету «под горячее» и отвернула крышку. В ту же секунду из чайника высунулась голова кота – мокрая и несчастная, он явно был растерян… Моя мама и директорша в один голос взвизгнули от изумления. Кот по частям, но довольно быстро, вылез из чайника и слегка покачиваясь, направился по столу к директриссе. Она завопила: «Прочь, пшел вон, безобразие!» и, видимо, по директорской привычке схватила медный колоколчик и решила им пристрожить кота на столе. Она сделала два уверенных движения колокольчиком, угрожающе наклонившись над котом: «Брысь, я говорю!»
Васька, как только услышал звуки дрессировального колокольчика, обезумел и помчался кругами по комнате, сметая все на своем пути: стопку газет, недоеденный торт и сумку директриссы в том числе.
Из-за двери мы с Илюшей ясно видели, как Васька вышел на финишную прямую, в конце которой был ковер на стене. Он легко взбежал по стене, а инерции и адреналина ему еще хватило пробежать немного по потолку, и когда его стала одолевать сила собственной тяжести, вцепился в люстру и замер там, раскачиваясь, бешено вращая глазами и вопя самым нечеловеческим образом.
К тому времени мы уже вышли из кухни и как завороженные смотрели на нашего кота снизу вверх. Илья вытянул руку в сторону-вверх и продекламировал наподобие теледиктора: «Белка-и-Стрелка – в космосе», поэтому и не успел принять ангельское выражение лица, а зря…
Директрисса спешно собиралась, мамы наперебой извинялись, мы стояли у стенки виноватые и ожидающие наказания, которое было обещано.
Нас наказали тремя днями совместного ареста. Была весна, и гулять очень хотелось, но мы понимали, что сильно провинились и решили мужественно терпеть три дня. Срок нам вскоре «скостили», - в первый же день мы разобрали телефон, который был отключен по причине незначительной поломки. Мы решили его починить, принести пользу и искупить свою вину. После разборки – сборки у нас осталось незадействованными 43 детали (я все зарисовывала и снятые детали нумеровала и укладывала последовательно на платок на полу, - все равно не помогло). Но мы несильно огорчились, а попытались из оставшихся деталей сделать для шлема Белки-и-Стрелки рацию для связи с Землей.
Телефон не зазвонил больше никогда, а папа Ильи просил высокое маминское правительство об уменьшении срока заключения провинившимся, «а то они еще что-нибудь разберут»… Один Васька не держал на нас обиды, а по-прежнему участвовал в наших играх.

Часть 2.
Второй раз тема «Белки и Стрелки» вылетела на меня совсем неожиданно и на другом уровне. Я уже два года училась в аспирантуре. Близилась защита кандидатской диссертации на тему «Магниторецепция меланоцитов сосудов мозга», а я еще не сделала необходимый поиск в московских библиотеках, на предмет обоснования, что моя тема оригинальна и не выполнена ранее никем другим (среди аспирантов это называлось «обосновать, что ты не изобрел велосипед»). С командировками в Москву и Петербург из Владивостока всегда было остро, и мой научный руководитель, профессор Маркина, любезно уступила мне свою командировку.
В то время в Москве закончила биофак МГУ и начинала работать в Институте экспериментальной медицины Академии Наук РАН моя одноклассница и закадычная подруга Наталья. Мы решили совместить нашу встречу «старых школьных галстуков» с полезным дополнительным исследованием. Наталья работала в лаборатории с барокамерой, куда я и хотела посадить своих животных, для чего тащила на Хорошевское шоссе контейнер с лягушкой и тремя сахалинскими рыбками. Институт был полузакрытый, но если вас встречал его сотрудник на проходной, попасть туда было можно. Но сотрудник меня не встречал, и я пробиралась сама. На вопрос «Вы к кому?» я назвала ее фамилию, что оказалось удачной ошибкой, - ту же фамилию носил ее отец, который был известным в институте специалистом высокого ранга, это имя и открыло мне путь в «закрытый» институт.
Полуоткрытые и запертые двери длинного коридора так и манили заглянуть внутрь. Я открыла и вошла в первую понравившуюся мне дверь, на всякий случай выставив контейнер вперед. Если что, скажу заблудилась, вот несу животных для эксперимента…
Коридор был низенький, а комната, куда я попала, высоченная, скорее зал, чем комната. В центре ее стояла центрифуга на два «посадочных» места, крутящийся диск и странные всякие приспособления вдоль стен. У одного из окон за компьютером сидел человек. Он даже не обернулся на звук отворяемой двери, а прямо как сидел, спиной, сердито сказал мне: «Почему опаздываете? Центрифуга уже разогрета и простаивает, мы тратим драгоценное электричество, быстро переодевайтесь в свой скафандр».
Пока я отходила от изумления, чувствуя себя Васькой и Белкой-и-Стрелкой в одном флаконе перед лицом стоявшей «под парами» центрифуги, ученый обернулся и строго взглянул на меня. Я залепетала: «Я животных принесла, экспериментальных…» Он: «Нет-нет с животными Вам надо к Адиле Ровгатовне на другой стороне коридора, а я людей в космос готовлю. Если вы не из команды, то… А кстати, какие у Вас животные?»
«Лягушка и три симы первого года, один из них карликовый самец» - ответила я почти гордо, ступив наконец на твердую почву знания.
«С ума сошли», - заключил он, - «раньше Белку и Стрелку в космос готовила, Лайку и других собак, а теперь за лягушек – рыбок принялась»…
Но я уже выбегала из дверей и искала лабораторию, в которой все еще, оказывается, работала Адиля Ровгатовна Котовская – "крестная мама" Лайки, Белки и Стрелки и всех других собак-космонавтов.
Я жалела только, что нет со мной Илюши, он трудился на медицинском поприще где-то на просторах Израиля…
Но за какой дверью «в другой стороне коридора» искомая лаборатория? Подсказка смотрела прямо на меня хорошо знакомыми мордочками знаменитых собак-космонавтов, точно таких, как в моей детской книжке «Познания продолжаются»! Дверь, однако, оказалась заперта, и я вспомнила, что на самом деле я Наталью ищу, и моих питомцев ждет не центрифуга (пока!), а барокамера (если повезет). Я побрела назад по коридору, перебирая в уме вопросы, которые хотела бы задать ученой, которая стояла у истоков отправки в космос сначала животных, а потом и человека: Почему отправляли в космос всегда собак и ни разу кошек? Только девочек, а не мальчиков? (Васька, я помнила о тебе!). А при отборе людей - все наоборот? Почему выбирали светлых собак, тогда как пигментированные животные, да и человек, сильнее защищены и лучше адаптируются? (Я уже целых три года изучала пигментную систему животных и всюду старалась применить свои знания).
В этой задумчивости меня и поймала в коридоре Наталья.
В тот институт я больше никогда не попала, и не смогла задать свои вопросы, но с Белкой и Стрелкой я встретилась еще раз чуть позже уже в Петербурге.

Часть 3.
Я работала редактором журнала по образованию в Петербурге и по долгу службы должна была посещать разные конференции в вузах. На этот раз предстояло мероприятие в музее Военно-Механического университета, который был связан с военной техникой, снарядами и взрывами и… с космосом. Вел конференцию седовласый корреспондент, присутствовали космонавты Георгий Гречко и Андрей Борисенко, бывший выпускник ВОЕНМЕХа. Он-то и озвучил как самый интересный , который ему когда либо задавали, вопрос одного петербургского мальчишки: «Будет ли выть собака, если ее взять в космос, и она из иллюминатора ракеты увидит Землю?»
- Очень хороший вопрос! – признал с улыбкой Борисенко. – Я и сам бы хотел знать ответ!
Георгия Гречко журналисты спрашивали о его известной сентенции, что «Бога надо искать не в космосе, а в душе». И, конечно, про его живопись на орбите.
Было интересно. В перерыве мне удалось организовать себе персональную экскурсию по музею, гидом моим был тот самый седовласый журналист. Меня привлек стенд с собаками-космонавтами, которых я знала «в лицо».
Оказалось, что этот журналист сам собрал этот стенд и не раз писал о «космических собаках» в отечественных газетах и журналах. Начав так: «А знаете ли Вы, что… дальше он засыпал меня интересными и малоизвестными фактами о том, как, например, отбирали для полета собак. «Это непременно должны были быть дворняжки, подобранные на улице, которые знали и холод, и голод, и другие лишения, были дружелюбны к людям и весили не больше 3 кг». (Наш Васька бы по весу подошел!) «Несколько месяцев претендентов приучали к длительному пребыванию в кабинах малого объёма в условиях длительной изоляции и шума (угу, металлический «собачий ящик» под вагоном поезда знали еще до революции). Наиболее приспособившимися из 12 собак-претендентов оказались Белка и Стрелка. Белка была самая активная и общительная, на тренировках показывала лучшие результаты, в числе первых подходила к миске с едой, и первая научилась лаять, если что-то происходило не так. (Отличные подсказки для менеджеров по персоналу!). Стрелка была робкой и немного замкнутой, но тем не менее дружелюбной. Сначала у Белки и Стрелки были другие имена — Альбина и Маркиза. Главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения Митрофан Иванович Неделин потребовал сменить имена собак с иностранных на русские.
Но мало кто знает, - с удовольствием делился седовласый, - что Белка и Стрелка являлись дублёрами собак Чайки и Лисички, которые погибли в катастрофе такого же корабля при неудачном старте 28 июля 1960 года. На 19-й секунде полёта у ракеты-носителя разрушился боковой блок первой ступени, в результате чего она упала и взорвалась.
Я могу много рассказывать про собак-космонавтов. А вы знаете, почему после полета Ветерка и Уголька больше не было ни одного «собачьего полета, уже более 45 лет?»
- Можно только догадываться… Работа Гринписа?
- Вы почти правы. 22 февраля 1966 года, в рамках проекта подготовки длительного полета человека в космос, на корабле "Космос-110" на орбиту вышли Ветерок и Уголек. Продолжительность их полета составила 23 дня - по сию пору это рекорд для собак. Ветерок и Уголек вернулись крайне измотанными, со стертой до кожи шерстью и пролежнями. Это был последний "собачий" полет в истории космонавтики. Научная общественность оценила его как бесчеловечное отношение к животным, а через некоторое время вышел приказ Министерства здравоохранения «Об использовании экспериментальных животных», и космические собаки из разряда коллег людей-исследователей попали в разряд подопытных организмов.
- А все-таки самыми знаменитыми из всех были собаки Белка и Стрелка, - сообщил с новым приливом воодушевления мой добровольный гид, -  Белка даже больше. После полета она умудрилась родить шесть щенков. Один ее «мальчишка» был удивительно беленький и пушистый, звали его Пушок. Его заочно, увидев в телевипередаче, полюбила жена тогдашнего президента Америки Дж. Кеннеди – Жаклин Кеннеди. И советское правительство приняло решение подарить жене американского президента сына нашей "космонавтки". Из посольства США под покровом совершенной секретности в Институт экспериментальной медицины в Москве приехала большая делегация. Сотрудники собирали на Пушка документы, делали прививки, а потом с эскортом из машин ГАИ и скорой помощи перевезли его в американское посольство. Это было нечто! Складывалось впечатление, что принца какого-то везут».
Не зря бытует поговорка: «А у Жаклин Кеннеди – лучше». Но что для Жаклин Кеннеди может быть лучше щенка космической собаки?