Степан несколько минут смотрел на потолок, по которому бежал, как ошпаренный, паучок.
- Куда спешим? - одними губами прошептал Степан. - Ты-то куда спешишь? Ладно, мы - существа разумно-неразумные скачем по жизни, как угорелые, а ты-то, примитивная насекомая, куда торопишься? Щас, вон, Тоньку разбужу, она тебе вмиг ноги-то поотрывает. А почему? Да потому, что она вас, мерзких тварей, страсть как боится, а отсюда и ненавидит. Какая-никакая, а логика в этом есть. Мы все подозрительно относимся к тому, что пугает нас или...или чего мы не понимаем. Греки, вон, всё разрушали-ломали, если не знали, что с добытыми трофеями делать. А мы что? Лучше что ли?..
Парадокс, но...я отчего-то привык замечательно рассуждать, когда просыпаюсь рано утром, под храп моей дражайшей супруги Тоньки. Удивительно, но откуда-то появляется стройность мыслей...ха-ха-хаа...тсс...тихо. Эк, чего умыслил, старый дурак. Тоже мне, понимаешь, мыслитель... Ладно. Как говорится, сам себя не похвалишь, устанешь ждать, когда тебя кто-нибудь похвалит. Вон, возьми, мою Тоньку. Она тебя похвалит...ох, как похвалит. Ишь, как расхрапелась-раскряхтелась, а потом, значит: " У меня головушка болит". Да как же ей не болеть, когда цельную ночь происходит сотрясение мозгов. Но попробуй сказать... "А ты, значит, не храпишь? Ты бы лучше себя послушал", - это её самый простой ответ на мои, так сказать, намёки, хотя...хотя можно и покрепче словить. Я-то, вроде, шутейно, а она шуток иногда совсем не понимает. "Ты чего там бурчишь? - глядя на меня, спросит Тонька. - То хранит, как боров, то бурчит и бурчит чёрт те что: поспать нормально не даст". "Извини, Тонь, - начинаю оправдываться я, - это я так..." "Чего так? Ты знаешь сколь сейчас время? Лежи, вон, и дыши в тряпочку...ты, поди, не один здесь... Поднимется ни свет, ни заря, а потом весь день головушка болит". Ну а я, что говорил? Голова... Поди, проверь, болит она или не болит, а если и болит, то как можно определить отчего? Может, оттого, что я храплю да излишне много ворочаюсь, когда сплю, а может...ну да... Причин-то может быть сотня, а может, и тыща...и все они доказуемо-недоказуемы, а потому есть прекрасная возможность обвинить меня в происхождении её, этой самой головной боли. А если я стану возражать, то окажется, что я и негодяй, и идиот, и...и этот, кто совершенно не озабочен состоянием здоровья драгоценной жёнушки. Во, как! Уж лучше я промолчу и...и соглашусь с тем, что всеми ночами мешаю её отдыху, а как итог: появление неприятностей в головном мозге моей дражайшей супруги.
Степан повернулся на другой бок, затаив при этом сколько можно дыхание. Операция поворота прошла, вроде бы, замечательно. Тонька этого действия совершенно не заметила. Так по крайней мере подумал Степан.
- Ох, хорошо, а то половина тела, прямо, чувствительность потеряла. Господи, каждого движения надо опасаться... Зато...без обвинений: какая-никакая, а всё же радость. Лежишь, рассуждаешь...красота. Пусть храпит: я уже давно привык к этому... На днях Петька, дружок-то мой, хвастался, посмеиваясь над моим преклонением, как он выразился, перед женой, что он-то никогда такого не допускал и не допустит... Как же он сказал?.. А, вот... Я, говорит, сразу
поставил свою на место, чтоб раз и навсегда запомнила, что можно, а чего нельзя без моего ведома - понял? - совершать. Вот так. Силён, понимаешь, бродяга. Чего тут скажешь... Поставил Петька свою Нинку на место, по его словам, через десять дней после свадьбы. Заявился он, вроде бы, домой под шафэ и бутылку вина с собой припёр. Выпил граммов сто пятьдесят. Сижу, говорит, закусываю, а тут и Нинка с работы пришла.
Зашла она на кухню, оценила ситуацию и остатки содержимого бутылки отправила в мойку. Петька, не долго думая, хрясь ей по сопатке. Кровища из носа пошла... Нинка ревёт, ходинём вся ходит от такой встряски, а Петька ей объясняет по ходу дела: "Никогда, понимаешь ты, дурёха?..никогда так больше не делай, а то это тебе покажется цветочками!" Вона, как! Сказал, что жена всё поняла и больше...в общем, как...как отрезало. Я, конечно, засомневался: врёт Петюня, как сивый мерин. Нинка его в булгахтерии на счётах работала, так что он ни за что не посмел бы её тронуть...да ещё почти сразу после свадьбы. Хвастун да и только.
То, что он рассказал мне, большая редкость во взаимоотношениях новобрачных, хотя...хотя кто ж его знает? Но доверия не вызывает однозначно. Моя Тонька сама бы его на место поставила в один момент. Да что Тонька? Нинка его тоже не промах. Захар, сосед Петькин, как-то болтал какой Петюня герой. Не дай Бог, придёт домой навеселе - труба... Нинка его по всякому...Ха-ха-хаа!.. Тсс... Петя-Петя... Я нечаянно с велосипеда упал... Ага, упал, но не с велосипеда, а под ударами скалкой. Ох, и злая у него баба получилаась: вся в деда пошла. Тот, говорят, чистый зверь был. Я-то его не помню, но верю. Лютый был. Убьёт - глазом не моргнёт. Он сам, вроде бы, так говорил. Ну...и Нинка стала такой со временем. Вся - ни дать, ни взять - в деда. Моя-то получается ещё ничего, вроде, хотя...хотя лучше её не злить, ну и...и не желательно перечить, иначе можно разбудить в ней тигрицу, а это уже, как говорится, другая история... И правда, прямо, рычит моя дорогая. Вдруг Тонька, словно поперхнувшись, закашлялась. Степан замер, как суслик в норке, почуявший опасность, и, положив руку на горячее плечо супруги, слегка несколько раз нажал, шепча при этом: "Тшш...Тшш... Баю-бай... Баю-бай... Тшш... Тшш..." - Ухх... Кажется, заснула. Ха-ха-хаа... Ишь, как затархтела...прямо, как трактор, когда тащит плуг в гору. Сильна... Ай, да Тонька моя! Ей бы мерином родиться...тьфу ты...кобылой...ха-ха-хаа... Слышала бы она, что я о ней говорю: кирдык мне был бы в один миг. Ну всё, хватит злорадствовать. Отвёл душу и ладушки. Хорошая, в общем-то, у меня баба. Даа... Муж и жена - одна сатана.
Сам-то я, пожалуй, не больно хороший мужик. Совсем неплохо то, что мы с моей Тонькой никогда друг другу не изменяли, а это значит, что ревновать нет никакой необходимости. К тому же минус уйма, связанных с этим делом, проблем.
Погулял я, конечно...ну...в смысле, пьянки... Эт уж не отнять. И если ругала меня Тонька после очередной выпивки... Может, так и надо. Чёрт её знает. В сердцах...в сердцах-то... Ладно. Значит, будем считать, что заслужил. Вот так. Короче говоря, под горячую руку лезть не очень-то желательно. Но ведь в целом, если рассудить, Тонька моя нисколько не хуже любой другой бабы. А как она, а?
Когда мы с ней подружились, я стал неприкасаемым на селе. Чего она во мне нашла? Ни кожи, ни рожи, ни...а худой-то был, Господи!.. Зато она породу держала. Все её родные были, как...как...слов не найдёшь. Силушка их, прямо, распирала. Помню, Штырь из тюрьмы вернулся да и положил глаз на Тоньку. Крутой такой. "С этого дня, - говорит, - Тонька - моя баба, так что: отвянь. Запомнил или повторить?" "Запомнил", - говорю. На другой день смотрю, стоит Штырь возле магазина, а у самого синяк во всю рожу. Поздоровались. Ничего Штырь не сказал, да я и сам всё прекрасно понял. С Тонькиными братьями диалог совершенно бесполезен. Они и за нас с Тонькой всё порешали. Хорошая мне девка досталась. Не такой ей муж нужен был бы, если по справедливости. Но судьба решила так, как решила... Ишь, как воз тянет... Спи, голубушка, спи. Может, и я малость тоже придавлю.
Степан зевнул пару раз и незаметно заснул. Единственное, что он успел почувствовать, как из уголка его рта выползла слюнка - признак доброго и сладкого сна.